Группа уже несколько дней бродила по лесу, шарахаясь то в одну, то в другую сторону, чтобы избежать столкновения с гитлеровцами. Их карательные отряды рыскали по сугробам, прочесывали просеки. Положение разрозненных групп становилось все более отчаянным. Каждый патрон был на учете, продукты иссякли, а усталость стала невыносимой. Стрельба же в лесу не прекращалась. Ефимов и его товарищи находились в состоянии постоянного напряжения, ежеминутно прислушивались, часто меняли направление движения. Но, петляя, Ефимов все же вел группу на юго-запад, куда ушли главные силы бригады. Это решение он принял несмотря на то, что именно с юго-запада больше всего доносилась стрельба и гитлеровцы именно оттуда особенно упорно наседали на партизан. Создавалось впечатление, будто в противоположной стороне блокада менее плотная и устойчивая. Но Ефимов подозревал, что немцы не случайно так упорно добиваются, чтобы партизаны отходили на север. Там могут быть засады, ловушки…
И тринадцать связистов, истощенных голодом, измотанных бесконечными переходами, шли и шли, утопая в снегу. Каждый из них нес тяжелый груз. Радисты помимо оружия не расставались со своими рациями и рабочим питанием к ним. Остальные несли запасные диски с патронами и гранатами, по шесть четырехсотграммовых шашек тола, всякого рода ключи и приспособления к минам замедленного действия, наконец запас питания для радиостанций — анодные и большие батареи БАС-80 общим весом с добрый десяток килограммов на душу. Лейтенант Ефимов и его помощник старший сержант Петр Изотов — парень богатырского сложения, попеременно несли динамомашину с ручным приводом.
Шли гуськом, с трудом переставляя ноги. Часто приходилось останавливаться, чтобы сменить идущего впереди. Головному приходилось особенно туго: ноги утопали в снегу выше колен. Это быстро утомляло. В движении разогревались до испарины, а на привалах мерзли, коченели руки и ноги. И опять подымались, опять шли и шли…
— Хоть бы кто из нас скапустился или пристал, а то чертова дюжина к добру не приведет, — устало ворчал самый молодой в группе девятнадцатилетний партизан Игорь Гороховский.
Ефимов оборвал его:
— Брось болтать чепуху!.. Какую-то чертову дюжину придумал… Вас двенадцать, а тринадцатый — я. Успокоился?
— Все равно тринадцать — уныло буркнул Гороховский, не глядя на лейтенанта.
Ефимов с досадой махнул рукой. Он еще раньше заприметил что-то странное в поведении Гороховского: то он становился не в меру говорлив и весел, то вдруг сникал, молча удивленно озирался по сторонам, немигающими глазами смотрел на товарищей и будто не узнавал их.
Было хмурое морозное утро, когда группа, в который раз, пересекала просеку. Неожиданно поодаль показалась длинная цепочка людей, переходивших просеку в обратном направлении. И те и другие остановились, присмотрелись и, убедившись в том, что набрели на своих, пошли навстречу друг другу.
Оказалось, что это была сборная группа из партизан, отбившихся от своих отрядов. Было их двадцать два человека и среди них молодая женщина по имени Лора, жена погибшего недавно командира одного из отрядов. Ефимов знал ее и был рад встрече. Сборную группу вел старший лейтенант Васин. Собственно, никто его не назначал; сам проявил инициативу, возглавил людей, хотя партизанил он, по словам Лоры, не очень давно.
— Бежал из плена, — пояснила она. — У нас был командиром отделения. Говорит, будто старший лейтенант…
Подошел и сам Васин.
— Куда путь держите? — спросил Ефимов.
— А куда теперь идти? К линии фронта… — как само собой разумеющееся сказал Васин и добавил: — Главное вырваться из окружения, а там будет видно…
Доводы Ефимова о нецелесообразности и опасности избранного Васиным направления не убедили его. Он и слушать не хотел о маршруте в Белорусские леса. Лора молчала, но выражение ее лица говорило о скептическом отношении к плану старшего лейтенанта.
В разговор вмешался Изотов:
— А может, и в самом деле лучше двинуть на северо-восток?! Откуда мы знаем, что там засады? Только догадки…
— Хэ-хэ! В Белорусские леса ушла без малого вся наша орава, теперь туда и немцы пожалуют… Это уж как пить дать! Все отсюда перемахнут туда… — затараторил вдруг стряхнувший с себя уныние Гороховский.
— Ишь ты! К бабушке на печку захотел? А кто воевать с немцами будет? — разозлился Ефимов. Доводы Гороховского не поколебали его. Но группа Васина должна была вот-вот тронуться в путь, и Ефимов подумал: «В самом деле, ведь никто не знает, какое положение в северной части района. Быть может, там проще прорваться? Да и легче будет вместе, тем более, что у группы Васина есть станковый пулемет, правда, без станка, но с затвором, исправный…»
— Ладно, — сказал он примирительно. — Пусть будет по-вашему. Пошли вместе на север…
Васин, показавшийся Ефимову при первом знакомстве человеком черствым, неразговорчивым, как-то сразу преобразился. Он предложил Ефимову распределить рации, питание к ним и прочий груз между бойцами его подразделения и высказал искреннее сожаление, что ничем больше не может помочь.
Ефимов принял предложение с благодарностью, но приказал отдать только вещевые мешки со взрывчаткой, капсулами, детонаторами и другими приспособлениями к минам и часть запасных комплектов питания.
— Радистам не положено расставаться со своими рациями, — ответил он на повторное предложение Васина распределить и рации.
Изотов нес теперь лишь динамомашину, или, как обычно ее называли радисты, «крутилку», а Ефимов при себе оставил главную рацию — портативную — и сумку с документами.
Тронулись в путь. Все почувствовали облегчение, но не надолго: Васин отказался остановиться на дневку. Он, наоборот, предпочитал двигаться только днем.
— Сейчас видно, куда идешь и что делается вокруг. А что ночью? — парировал он доводы Ефимова.
Было тяжело после бессонной ночи, но Ефимов с товарищами решили не отставать. Так они и шли, подолгу отдыхая, однако и переходы совершались немалые. Васин шагал бодро, людей вел уверенно, отдавал четкие приказания, отчитывал отстающих, не терпел пререканий, хныканья.
К радости Ефимова и его товарищей, день прошел спокойно. Остановились на отдых, только когда стало темнеть. Ефимов очень удивился, узнав, что старший лейтенант разрешил разжигать костры. Он поделился своими опасениями с Изотовым.
— Не стоит вмешиваться, — заметил старший сержант. — Не он к нам, а мы к нему примкнули. Будем подчиняться…
От костров повеяло ароматом смолистой хвои. Шипели мерзлые сучья. Промерзшие, изголодавшиеся партизаны, плотно набив снегом котелки, обступили костры. Обжигаясь, жадно пили почти кипящую безвкусную воду. Согревали, как они говорили, душу…
Ефимов беспокоился. Самоуверенные действия старшего лейтенанта он считал рискованными. Правда, день прошел спокойно и ночью вражеская артиллерия уже не обстреливала весь лес квадрат за квадратом, как прежде, но ведь это могло быть потому, что теперь каратели углубились в лес. Кое-кто во взводе стал осуждать чрезмерную осторожность Ефимова, приказавшего радистам быть подальше от костров. Огонь притягивал людей как магнит. Некоторые помощники радистов пошли варить куски ремня. Говорили, получится «суп».
К связистам подошли Лора и Васин. Обращаясь к Ефимову, старший лейтенант не без иронии заметил:
— Чего хоронитесь, к кострам не идете погреться?
Никто не ответил.
— Что ж! Вольному — воля, спасенному — рай, — так и не дождавшись ответа, сказал Васин и медленно побрел обратно.
Ефимов помрачнел. Он уже жалел, что изменил свое решение, терзался, искал оправдания своему поступку. «Бригада ушла в противоположную сторону, лишена связи с Большой землей, а мы спасаем свою шкуру, так что ли? — мысленно спрашивал он сам себя и отвечал: — Но ведь я обязан сохранить людей, рации и документы. На юго-запад путь, конечно, короче, но еще вопрос — проскочили бы там?»
Изотов уже давно воевал вместе с Ефимовым, делил с ним партизанские радости и горести. Он заметил подавленное настроение друга и решил подбодрить его:
— Погоди, Игнат Петрович, огорчаться… Может, часть нашего батальона тоже ушла на север? Почем знать? А если нет, так тоже не беда: дадим крюк, а к своим вернемся. Главное — сохранить рации и связь с Москвой…
Не успел Ефимов ответить, как внезапно совсем близко раздалась автоматная очередь и вслед за нею затрещало множество автоматов и пулеметов. Нити трассирующих пуль потянулись из глубины леса к кострам. Шквал огня был направлен на столпившихся у огней партизан. Лес гудел, эхо умножало шум и катилось куда-то вдаль.
Вскоре раздались разрозненные ответные выстрелы, послышалась длинная-длинная очередь станкового пулемета, но вдруг оборвалась…
