смесь пота, духов и крови. Мерзкий запах, от которого хочется отвернуться. Я помню, как хотела поскорее сбросить его потные горячие руки со своих плеч, умыть лицо от прикосновения его пальцев. Убежать, отмыться, не видеть, не слышать и не касаться его жизни… Очевидно, ощущение было столь неприятным, что психика беспрекословно приняла посыл и вытеснила его из памяти. Просто стерла.
— Тами, слушай внимательно, — шепчет он. — Сейф находится в коридоре. Седьмая половица от правого угла. Поддень ее чем-то и увидишь сейф.
— Поняла, значит, он под полом?
— Да. Код семь семнадцать двадцать семь. Запомнила?
— Да.
— Там компромат на влиятельных людей, паспорта для нас, оформленные на чужие фамилии и деньги. Очень много денег.
— Тебе придется скрыться?
— Пока не знаю. Бегство для слабых. Попробую решить свои проблемы.
— А что нужно делать мне? Не втягивай меня в свои дела, Олег. Я не хочу иметь к тебе и к… этому какое-то отношение.
— Уезжайте с Сонечкой. Бери паспорта и часть денег и… уезжайте. Я потом с вами свяжусь… В условленном месте.
— Зачем ты меня вызвал сюда?
— Думал, что смогу незаметно уехать, но… не вышло. Уезжай!
— Я подумаю, Олег. Но лучше будет, если ты просто оставишь нас с Софико в покое.
Нестеров молчит, словно обдумывает, как ему нужно поступить? Как для него лучше? Зачем он вообще меня сюда вызвал? Я набираю в легкие воздух, чтобы выразить Олегу негодование, но застываю на месте: в дверях появляется Зорин. Он смотрит на меня, а я — на него… Испуганный, потный, именно таким я его вижу. И именно этот взгляд я запомнила, когда мы пришли с Вацлавом к нему в кабинет. Тот же взгляд и человек, на которого он смотрел… тот же.
— Уходи скорее, Тами, — шепчет Олег, а я послушно бегу к воротам, слыша оглушительный, рвущийся в спину собачий лай… И на короткий миг оглядываюсь, замечая в свете уличного фонаря того самого высокого сильного человека. Он был в той комнате. Черные волосы, аккуратная бородка, карие жгучие глаза. Все такое знакомое… Сейчас знакомое. Тот мужчина… третий — мой муж Вацлав Черниговский.
— Тами, скажите, что вы видите?
— Ничего. Новых воспоминаний нет. — Голос слабеет и надламывается.
Нина Алексеевна бледнеет и открывает рот от удивления — я вышла из транса. Оглушенная воспоминаниями, обескураженная, раздавленная… Сколько времени нужно человеку, чтобы понять, что его нет? Его жизни нет — она фарс, ложь, притворство, чудовищная манипуляция, обман… Не знаю, но мне хватило трех сеансов гипноза…
Глава 40
Тамила
— Тамилочка, говорите. Я же вижу — вы что-то вспомнили. — Настаивает Добровольская.
— Н-нет… Воспоминания об этом ужасе всегда навевают… тоску. К сожалению, ничего. Пока ничего, но я надеюсь все вспомнить на следующем сеансе. — Криво улыбаюсь.
Плохая из меня актриса… Никчемная — если уж быть совсем честной. Добровольская кивает и улыбается, однако, сейчас ее улыбка кажется мне лицемерной. Наверняка стоит мне уйти, она бросится звонить Вацлаву. Этому мерзавцу, убийце и извращенцу!
— До встречи, Нина Алексеевна, — набрасываю пальто, обуваюсь и, слегка пошатываясь, бреду к выходу. Надо поехать к мужу. Нельзя оставлять все так. И на самотек пускать тоже нельзя — наши с Сонечкой жизни в опасности. А если я признаюсь, что вспомнила? Он распорядится убить меня прямо в своем кабинете? Прикажет Огневу найти головорезов? Ха! А зачем их искать? Он позвонит людям Хлыщева и попросит возобновить слежку за мной. Свести меня с ума — вот что он хочет. А потом признать недееспособной и поместить в закрытую психиатрическую лечебницу на правах мужа. Хитро и так… умно. Браво, Вацлав Александрович, вы избрали мудрую тактику. Втереться врагу (то есть мне) в доверие, жениться, влезть под кожу… Черт, как же я могла поверить? Кто я и кто он? Права была Стелла — он слишком хорош для меня. Слишком умный, красивый, изобретательный. А я… обыкновенная дура. Простая, как грузинская лепешка.
Петляю между машин на проспекте Победы и сворачиваю в перекресток, где находится его офис. Зачем я приехала? Как смогу защитить себя? Одна против целого мира. Снова одна… Слезы щиплют глаза, а сердце сжимается при воспоминании о нашей близости.
«Я люблю тебя, иволга… Ты одна во всем свете для меня. Я мечтаю, чтобы ты тоже хоть немного полюбила меня…»
Все ложь, обман, мишура… Притворство. Он такой же извращенец, как Нестеров, и мои ласки — осторожные, старательные, нежные — смехотворное подобие того, к чему они привыкли. Кровь, крики и чужие муки — вот что его возбуждает! Господи, как же мне больно. Достаю из сумки зеркальце и привожу себя в порядок. Ты должна быть красивой, Тами. А еще гордой и уверенной в себе. Хлопаю дверью и опасливо оглядываюсь по сторонам — я знаю, что они следят. Что бы ни говорил Синельников — у преступников повсюду есть свои глаза и уши.
Воздух звенит от первого морозца, голые почерневшие ветки покачиваются на ветру, а крыши домов тонут в серой толще осенних облаков. Не самое благоприятное время для побега… Нестеров говорил о паспортах, так? Может, не стоит подниматься к Вацлаву, а поехать в дом и забрать их оттуда? Стою в нерешительности, взирая на блестящее офисное здание, улетающее в небо, как стрела. Холодное, мрачное, сверкающее панорамными окнами, сейчас оно кажется отталкивающим. Краем глаза замечаю дорогой автомобиль, припаркованный возле входа. Постойте-ка, это же… Я его уже видела из окон своей новой квартиры. Басов здесь? Нет, маловероятно. Крадусь, как воришка и заглядываю через стекло в салон. Очки, шифоновый шарфик, пачка дамских сигарет. Стеллочка здесь — как же я сразу не догадалась? Что эта мочалка делает в офисе моего мужа?
Не знаю, что руководит мной — сумасшедшая ревность, ярость или досада? А быть может, злость на собственную доверчивость. Не знаю… Сжимаю пальцы в кулаки и устремляюсь ко входу в здание…
Глава 41
Я застаю Стеллу в дверях. Безупречный макияж не