Они жили на даче почти неделю, и, встречаясь с ними у аппаратуры или за обеденным столом, Акопов чувствовал глухое и необъяснимое раздражение. Хотя прекрасно понимал, что не имеет никакого права на подобные эмоции. И все же… Пока тут не было супругов Селезневых, старый дом представлялся убежищем, этаким уютным, пусть и скрипучим, гнездышком на двоих. А теперь дача превратилась в базу, в схрон, в рабочую точку. Все стало на место. Управление покупало дачу не для того, чтобы Акопов здесь расслаблялся в обществе милой женщины — дом нужен был для дела. Для того, чтобы свернуть шею Антюфееву и его друзьям. Конечно, Борис мог бы быть не таким бесчувственным бревном: не изводить старыми глупыми анекдотами и почаще менять футболки… Но тут уж ничего не попишешь. Напарников не выбирают.
— Ну, так где я тебя видел?
— Отстань от человека! — сказала Нина и шлепнула мужа по спине. — И перестань дымить — не в ресторане.
— Должен вспомнить, — упрямо сказал Борис. — Ты же знаешь, Нинок, я ничего не забываю.
А тут — провал. Обидно!
— Ладно, хочешь, скажу, где ты меня видел? — спросил Акопов, принимаясь за чаепитие.
— Нет! — панически замахал руками Борис. — Я сам должен вспомнить. Сам!
Из комнаты на первом этаже вышла Людмила.
Как всегда, свежа и прекрасна.
— Идите отдыхать, — сказала она супругам. — Постель готова, ставни прикрыты.
Борис потер лицо, выбил трубку и шутливо козырнул:
— Пост сдал! Начнется шухер — будите…
День поворачивался к вечеру, а «шухер» не начинался. Акопов изобразил в огороде трудовой героизм — прополол картошку, выбрал в клубнике спелые ягоды. Работал он в одних легких спортивных штанцах, а солнышко нагоняло загар.
Что и говорить — удружил Савостьянов с заданием. Дачка, солнце, свежий воздух, крепкий сон.
Свои огурцы. Женщинка под боком. Тоже пока своя… На такой боевой вахте можно до пенсии стоять. И дальше — до архангельского призыва, до Божьего дембеля.
Недели через две после того, как они с Людмилой стали дачевладельцами, Акопов имел на очередном инструктаже неуставный разговор с начальством.
— Может, Юрий Петрович, вы меня вообще решили выключить из серьезной игры? Насколько помнится, речь шла о государственном перевороте, о заговоре. А я чем занимаюсь? Вы не пробовали подслушивать, как клиент чавкает, а потом пердит от скуки? В следующий раз пошлите хотя бы в винный магазин. А еще лучше — в женскую баню. Я под мочалку загримируюсь.
— Загримируется он! — рассердился Савостьянов. — Обидно, что не понимаешь всей сложности задачи. Ты мне нужен возле Антюфеева не только в качестве регистратора звуковых колебаний. А если завтра потребуется вывести клиента из обращения?
Чтобы не пердел, допустим? Опергруппу прикажешь высылать на этот случай? А если тебя самого засекут и надумают загасить? Охрану ставить? Нет, брат, не спи на ходу — ты там под высоковольтным проводом находишься.
— Понимаю, — вздохнул Акопов. — А все-таки скучно.
— Веселых переворотов не бывает, — сказал Савостьянов. — Потому что в них, как правило, играют очень скучные люди. Терпи, казак!
Больше Акопов не заикался о своем самочувствии. А визит людей то ли из МГБ, то ли из ткачевской контрразведки подтвердил правоту генерала: расслабляться нельзя, работать действительно приходится под высоковольтным проводом. Акопов и сам понимал — он красиво извернулся в безнадежной ситуации, и не каждый на его месте сумел бы так мгновенно и убедительно сымпровизировать.
Медвежатники, допустим, из МГБ, работая превентивно и прощупывая всю улицу, к Акопову пришли, почему-то дождавшись, пока дома никого не будет.
Случайность? Нет… Наверняка знали: Акопов с Людмилой переехали в Поваровку недавно. И они хотели узнать, связана или не связана внезапная покупка старой дачи с активизацией гостевой жизни на фазенде Антюфеева. И если тут задействованы люди МГБ, то это значит, что какая-то часть министерства сочувствует целям Ткачева…
Акопов искренне надеялся, что незваные посетители рассеяли свои опасения, познакомившись с ним, простым советским уркой, заработавшим срок, честно отсидевшим и так же честно завязавшим с проклятым темным прошлым. Бывший урка, а ныне отдыхающий раком на грядке трудящийся — это свое, родное до зубной боли, привычное. Безгрешные раскаявшиеся урки не мешают большой политике. И маленькой — тоже. Они слишком хорошо знают цену свободе.
От размышлений его отвлекло тихое гудение мотора на улице. Мимо дачи неторопливо пропылила серая «Волга». Неужели начинается сбор гостей?
Он поднялся к аппаратуре. Людмила успела заснять визитера перед воротами дачи. Акопов прокрутил повтор: какой-то незнакомый сухопарый господин в модном мешковатом костюме из легкого материала. Выбравшись из «Волги», господин огляделся. Акопов остановил кадр, увеличил худой его анфас на экране и задумался. «Я становлюсь похожим на Бориса, — усмехнулся он. — Хочется спросить: где я тебя видел?»
И тут же вспомнил — где. Недавно этот господин шел по коридору родного Управления. Только был он тогда в строгом костюме с галстуком и сопровождали его два придурка: один с папкой, другой просто так.
Акопов набрал номер Савостьянова. Опять взял трубку генеральский прихвостень Толмачев. Он уже научился узнавать Акопова по голосу.
— Юрий Петрович отошел.
— Надеюсь, не в мир иной? — вздохнул Акопов. — Нужна срочная консультация, Толмачев. Ты в курсе моего нынешнего задания?
— Конечно. Проект «Центурион», допуск второго уровня.
— Тогда скажи, из нашего треста играет кто-нибудь в «Центурионе» за синих?
Синими в оперативном подразделении Савостьянова называли заговорщиков.
— Это информация для допуска первого уровня.
Но вам скажу: кое-кто играет за синих.
— Спасибочки! — засмеялся Акопов. — Привет шефу. И всему первому уровню.
Больше он не сомневался: на дачу Антюфеева приехал один из заместителей начальника Управления. Да и Савостьянов на первом совещании по безымянной еще операции сам сказал: один из заместителей генерал-полковника с санкции коллегии пошел на контакт с заговорщиками.
Между тем сухопарый пассажир «Волги» вошел в помещение дачи. Акопов переключился на шумозапись.
— Вы думаете, мне самому это нравится? — услышал он тут же высокий резкий голос командарма. — Чем дольше раскачиваемся, тем больше вероятность, что попадемся.
— Согласен с вами, Геннадий Анатольевич, — сказал гость. — В Управлении разработан подробный план оперативных мероприятий по блокаде заговора. Задействованы самые эффективные средства. Вот копия плана. Меня, как заместителя начальника, ознакомили с оригиналом. Если вы не упредите наши мероприятия…
Зашелестела бумага, скрипнул стул.
— Это подлинная виза? — спросил Ткачев.
— Вне сомнения, — отозвался гость.
— Странно, — задумчиво сказал Ткачев. — Зачем ему это надо? Провокацией попахивает. Его подставляют, спихивают на него всю ответственность за решения, а он делает вид, что не догадывается. Автографы раздает! Учитывая характер старика и его опыт… Очень странно!
Да, подумал Акопов, вот точное определение: странно. Заговор странный. Один из главных заговорщиков сидит на чужой даче, напивается и спит.
О заговоре знает Управление. Заговорщики знают, что Управление знает… Но не чешутся. А времечко идет. И даже бежит.
Замигал вызов оперативной связи. Акопов менял кассету, и трубку взяла Людмила.
— Звонил Толмачев, — сказала она через минуту. — Просит не прослушивать телефон Антюфеева.
Кто-то сидит на коммутации…
Акопов присвистнул. Вот наглецы! Даже Управление не рискнуло врубиться в соединительную сеть.
Одно дело — просто подслушивать линию, следить за телефонными разговорами, а другое… Сидя на коммутации, можно записывать все шумы в помещении, даже тогда, когда телефонная трубка лежит на аппарате. Ведь мембрана микрофона и в этом случае улавливает шумы, и они в виде слабых электромагнитных колебаний гуляют по сети. С помощью специальной аппаратуры, подключенной к соединительной сети телефонной станции, можно выделить, усилить и записать звуковые колебания в любом помещении, где стоит телефон. Однако и на хитрый винт есть гайка с контргайкой. Другая специальная аппаратура может засечь подсоединение к коммутации и вычислить, какой телефон «пасут».
Кто же влез на коммутацию? Опять МТБ или неопознанная до сих пор группа, люди из которой ходили по Поваровке?
— Ладно, — сказал Акопов Людмиле. — Выруби пока подслушку от греха подальше. Нам и без телефонной болтовни генерала хватает работы.
Заскрипела лестница. Наверх, пыхтя, поднялся Борис.
— Почему не разбудили? Вроде концерт начинается…
