Именно произносимые слова являются стабилизаторами нашего внимания, и именно через речь запускается процесс осознавания. Сам процесс осознавания – это многоканальный, многомерный информационный процесс постоянного сравнивания и фиксации того, что меняется. Мы постоянно осознаем перемены, движение; если все неподвижно, то переживание мира прекращается. Когда мы употребляем какое-нибудь слово, например любовь, за этим словом стоит опыт употребления и понимания слова «любовь» в бесчисленных ситуациях жизни: это прочитанные романы о любви, классические фильмы, это мама, которая говорила «люблю», это слово «люблю», которое мы говорили своим любимым, и т.д. Это все слова о любви, которые употребляли мы и которые употребляли люди до нас. Поэтому в каждом произносимом слове присутствует переживаемый нами резонанс с тем, как это слово употребляется в культуре, что оно значит. За каждым нашим словом стоит общекультурный опыт, который намного больше, чем наш личный опыт, и который сразу отсылает нас к общечеловеческому.
Сама природа языка трансперсональна, надличностна. В этом смысле трансперсонологи просто указали на порядок вещей в человеческом мире. Они обратили внимание на то, что все намного шире и имеет, скорее, полевой характер.
Благодаря тому, что мир уже предстает перед нами, мы уже находимся в ситуации вовлеченности в то, что называется человеческим видением. Наше Я сформировано как продукт человеческого видения. Оно нераздельно с общечеловеческим редактором реальности. Наш взгляд на мир имеет свой особенный, индивидуальный характер, потому что, например, общетигриный или общеорлиный редактор реальности работает совсем иначе, они видят все со своей перспективы. Маленький ребенок, как мы знаем, пешком ходит под стол, и горизонт его мира ниже стола: маленький паучок, какая-то точечка, букашечка, а когда дома застолье, то мир ног гостей. И когда говорят о войне в Ираке или о других политических новостях, ребенок слышит это и не слышит одновременно; он слышит слова, но не слышит смысла, это не его горизонт, его редактор реальности не улавливает в этом тех смыслов, что находят взрослые люди.
Каждый возраст имеет свой редактор реальности. Детство, как и любой другой возраст, имеет свою культуру. Когда мы взрослеем, меняется наш горизонт – еще один пример, как работает редактор реальности.
Мы знаем о таком феномене, как второе рождение или рождение в духе. Савл, гонитель христиан, шел в Дамаск, преследовать там сторонников Иисуса, и «внезапно осиял его свет с неба» (Деян. 9.1-3). Произошло обращение, он услышал Истинную Весть и стал апостолом Павлом. До этого события это был Савл, после – апостол Павл, столп Православной церкви. Произошло радикальное переживание, после которого открылась новая реальность, которой не было до этого, и соответственно весь мир изменился. Было послано Откровение, и произошло обращение. Мировая литература полна подобного рода историй. В туземных культурах существуют специальные ритуалы перехода, помогающие перейти от культуры одного возраста к культуре другого, для того, чтобы этот переход не сопровождался подростковым кризисом, столь разрушительным для жителей европейской цивилизации, где нет никаких механизмов в культуре, чтобы сгладить этот переход, связанный со стремительным физическим и психическим развитием.
Тайна восприятия
Из мировой психологии лишь трансперсональные дисциплины всерьез стали заниматься изучением восприятия. Конечно же и до них существовала психология восприятия, но она интересовалась механизмами восприятия в мире, который уже определен. Трансперсональные же дисциплины, выросшие на изучении опыта необычных состояний сознания, имеют дело с миром восприятия прежде всего, понимая, что все, что предшествующие подходы считали объективным миром, является восприятием некоего мира. Вся тайна человеческого мира завязана на тайне восприятия.
Если мир – это мир, воспринимаемый нами сквозь призму редактора реальности, мир восприятия (или переживания), возможно ли нам добраться до несомненной реальной, на которую мы можем положиться? И по сути дела, философы во все времена искали такую несомненность, на которую можно опереться. В европейской традиции найти эту точку удалось Рене Декарту, французскому философу, офицеру, дворянину, участнику войн, как все французы XVII века, светскому человеку, вращавшемуся в свете, писавшему друзьям письма и на досуге размышлявшему о мире и человеке. Нам он известен как корифей мировой философии Декарт, а для друзей он был приятным собеседником, немного писателем, человеком, который на досуге о чем-то размышлял и рассказывал друзьям о результатах своих размышлений. Он также читал древних философов и конечно же думал о несомненном в жизни. И он, как всякий глубокий мыслитель, добрался до идей, похожих на идею редактора реальности, о том, что мы воспринимаем мир через просвет бытия. Каждый серьезный мыслитель приходил к этому, формулируя каждый раз по-своему.
Однажды Декарт в загородном доме взбирался по лестнице, и ему и повезло и не повезло одновременно – упал, сильно ушибся, но в момент падения осознал великую вещь: «Я есмь». Он летел и понял в этот момент, перед тем, как удариться, – я есмь! Он выразил это на латыни словами cogito ergo sum – «мыслю, следовательно, существую», в традиционном переводе. Но это уже «причесанный» вариант озарения Декарта. Самое же главное, что этому предшествовало, долгие размышления Декарта о том, что может быть несомненным в нашем мире. Он думал: «Внешний мир не может быть несомненным, потому что он дан нам через органы чувств». Мы знаем, сколь много обмана связано с органами чувств. Органы чувств могут обманываться, можно принять змею за веревку и веревку за змею и т.д. Мнения, слухи, авторитетные мнения не могут быть источником несомненности. Что же тогда может быть несомненным? И вот Декарт уже подошел к тому, что называется радикальным сомнением: «Я могу сомневаться во всем, в чем угодно. Но я не могу поставить под сомнение факт своего собственного сомнения. Это несомненно. Уже до того, как я начал сомневаться, уже есть некое трудно определимое, но опознаваемое присутствие. И оно несомненно». Его Декарт и назвал «я есмь» или «мыслю, следовательно, существую». И в тот момент, когда он падал, у него было отрешенное переживание чистого присутствия, Духа, объемлющего все. Но, как всякий человек, живущий в плену времени, он выразил это озарение на языке эпохи. Есть переживание, есть открытие, но затем нам нужно как-то коммуницировать с эпохой об этом озарении. И неизбежно мы попадаем в плен языка, в плен представлений эпохи. Поэтому Декарт выразил это переживание отрешенного свидетельствования и неограниченного духа на уже сильно урезанном «мыслю, следовательно, существую». Правда, он пояснял, что это не совсем мысль, это намного больше, нечто сродни созерцанию, это присутствие. Но современники поняли: мыслю – следовательно, существую, т.е. в основе всего мысль, следовательно, это доказательство. Декарт же имел в виду, что домысленное переживание «я есмь» («я есмь чистый дух») и есть изначальное переживание для каждого человека, исходная несомненность (изложение озарения Декарта дано по приложениям к роману К. Уилбера «Boomerits», опубликованному в книге [315]).
Весь мир дан нам в переживании. Граница между внешним и внутренним условно пролегает по поверхности моего тела; так мы обучены культурой разграничивать переживание на субъективное и объективное. Изначальное переживание, пройдя этапы обработки редактором реальности, затем предстает перед нами на уровне повседневного восприятия в качестве меня, наблюдающего мир, и мира, наблюдаемого мною. Я и мой мир каждый миг вместе рождаются в переживании. Следующий шаг анализа, который мы можем сделать, состоит в том, что мир, который мы переживаем, есть на самом деле не что иное, как дубликат наших состояний. Он имеет в качестве коррелята совокупность, пусть до конца не осознаваемых и не исследуемых психических процессов. Мы как бы впечатываем то, что в нас есть, в мир. Наше восприятие похоже на кинофильм, струящийся из нас на объемный голографический экран.
Такова человеческая ситуация, описание которой инвариантно в разных вариантах на протяжении тысячелетий. И недаром во все времена эту ситуацию сравнивали со сном, говоря, что реальность имеет сновидческое качество или сноподобную структуру, потому что реальность – это то, что навеяно нашим умом, «сон» нашего ума. И, меняя восприятие, мы будем менять реальность. Например, сегодня мы считаем так, а завтра иначе, и мы видим по-другому. В зазоре этих возможностей смены восприятия работает психотерапия – дать другой взгляд; на этом работают разнообразные системы промывки мозгов, системы средств массовой информации. Манипуляторы сознания и хозяева средств массовой информации прекрасно понимают: реальность – это то, что мы назовем реальностью; не то, что где-то происходит, а то, что мы покажем происходящим, вместе с нашими комментариями и оценками.
