— Ты чего это расплылся? От счастья? Бежишь, чуть ли не вприпрыжку. — Внутренний голос Яна пытался его воспитывать. — Чему ты радуешься? Ты только что совершил великое грехопадение, совратил замужнюю женщину, совершил прелюбодеяние, нарушил одну из десяти главных заповедей!
— Ну, во-первых, я атеист, официальный зачет имею, во-вторых, надо еще разобраться, кто кого совратил. Не я её на чашку кофе приглашал.
— Ты её в кино пригласил и полез целоваться еще в зале, конечно, женщина могла не устоять.
— Вины за собой не чувствую. Не надо было ей за этого пенсионера замуж выходить, она же ему в дочки годиться. Пусть бы он её и удочерял, если хотелось жить с молоденькой.
— Значит за собой вины не чувствуешь, а её, за неравный брак осуждаешь? Может быть, для неё это был единственный шанс вырваться из нищеты и получить нормальную работу?
— Нет, не осуждаю я её ни за что! Я же теперь вижу, она нормальная девка, не хищница, которая только за деньгами охотится, она девушка с душой.
— Это ты заметил, когда её обнаженную грудь рассматривал?
— Вот только не надо на морально-этический фактор давить, мы не на комсомольском собрании.
— Ты же её неделю назад презирал, сукой называл.
— Первое впечатление иногда бывает обманчивым, хотя по расчету наивные девочки замуж не выходят, стервозности ей тоже не занимать.
— Ага, ты хорошо устроился, Ракита, всем ярлычки понавесил, а сам белый и пушистый. Ты что не знал и не отдавал себе отчета, что Вера тебе не нравиться, что ты её никогда не полюбишь? Зачем же ты к ней в палатку полез? Ты же знал, что вы там будете делать и, про Броню сразу же забыл.
— Знал, не знал. Нашло на меня что-то, алкоголь, наверное, подействовал.
— Не надо всё на алкоголь валить, а если бы ты Верке ребенка сделал? Пришлось бы жениться и что дальше? Семья не в радость и за каждой юбкой бегал бы, если бы не развелся. Повезло тебе.
— Да с Веркой — была ошибка.
— А с Кариной?
— Что с Кариной? В Карину я влюбился по-честному.
— Где только глаза твои были, чему тебя Петр Андреевич учил?
— Красивая она и интересная, вот и получилось так. Дурак был, думал, что любовь, что она из третьей категории, когда на только тело, но и душа рядом.
— Вот, вот падкий ты, я смотрю до женского тела, надо, наверное, на душу больше внимания обращать, а то чуть что уже в постели ласкаешься.
— Ну, это совсем некорректное обвинение. Я еще месяц назад целоваться толком не умел. В кино за ручки подержимся и всё, до двери провожу, там максимум поцелуй в щечку.
— За то за этот месяц ты наверстал упущенное.
Сзади Ян услышал звук женских каблучков. На пустой улице они звучали особенно звонко. Под сенью деревьев, при низко наклонившихся тучах, он рассмотрел только силуэт. Фигура была странной. В длинном темном платке, завязанном под подбородок, в длинной широкой юбке намного ниже колен и в высоких черных ботиночках на среднем каблучке с длинной шнуровкой.
Ян приостановился, ему было интересно, кто это бродит в пятом часу утра в таком наряде по улицам Одессы.
Девушка подошла поближе, теперь было видно, что это девушка, а не старушка, хотя наряд современностью не отличался. Она шла, опустив глаза вниз, только изредка поднимая их, видимо опасаясь случайного прохожего. Одну руку она держала, взявшись за платок под подбородком, во второй — несла небольшой узелок.
Когда Ян остановился, чтобы лучше её рассмотреть, девушка решила не испытывать судьбу и перешла на другую сторону улицы. Ян хмыкнул, это должно было означать: «Подумаешь». Только когда мимо него проехал запоздалый или наоборот слишком ранний извозчик, до Яна дошло, что он снова оказался не в настоящем времени.
Он быстренько осмотрелся, для него это уже стало почти привычным. Дома старой части Одессы, вся эта улица, мало изменилась за десятки лет: всё та же мощенная мостовая, только тротуар не асфальтовый, а насыпанный гравием, если бы не извозчик и не появившийся из парадного дворник с большой бляхой на фартуке, то различий можно было бы и не заметить.
Девушка снова обернулась, очень её заинтересовал ранний случайный прохожий. Они встретились глазами.
— Броня? — удивленно крикнул Ян, — ты откуда здесь в такую рань. Я вижу знакомое, что-то, но в этом платке тебя сразу не признал.
— Янечка! Ты ли это? Я иду за тобой уже давно, думаю, что это за странный господин? Руками машет, сам с собой разговаривает и без шляпы, и без картуза. Думаю, наверное, ограбили ночью бандиты его, вот он и не в себе.
— В себе я, Бронечка, в себе, никто меня не грабил. Были попытки, еще тогда у вас на Молдаванке, но я отбился. Антоша и Зяма хотели с меня копеечку сбить, но обошлось.
— Ой, я их знаю, они из нашей местной шпаны. Тебе повезло, что от них вырвался, могли раздеть, еще и подрезать, если бы сопротивлялся. К нам ночью только самые отчаянные извозчики клиентов привозят, боятся. Ночью грабят, выйти страшно.
— А ты-то чего спозаранку, по темноте одна по городу бегаешь?
— Я по делу, в гавань бегу. У меня там дядечка, мамин брат, пришли они в Одессу снастей прикупить из Очакова. Дядечка у меня рыбак, человек хороший, меня жалеет. Пообещал с собой взять до Очакова, только пригрозил, чтобы пораньше пришла, а то они в море уйдут.
— Зачем тебе в Очаков?
— Это родина моя, там мои родители похоронены, уже почитай четыре года будет. От холеры померли, а я вот жива осталась, дядечка тогда меня в Одессу вывез, кусок хлеба дал, ну а дальше я уже сама.
— Понятно, проведать своих, значит, хочешь, это правильно, святое дело.
— Проведать и благословения у могилок попросить.
— Благословления на что?
Броня засмущалась, опустила глаза вниз:
— Меня Порфирий Ефремович сватают, вот я и хочу у покойных батюшки и матушки благословения попросить. Они говорить хоть и не могут, но я пойму.
— Да что тут думать! Порфирий Ефремович — это купец Каминский? Я правильно понял?
— Он самый, очень хороший человек и добрый. Спасибо тебе, Янечка, я, когда только он обмолвился об том, чтобы замуж меня взять, я сразу тебя вспомнила. Ты для меня теперь, как ангел хранитель, — она бросилась на колени и стала целовать его руку.
— Броня, прекрати, как тебе не стыдно. То же нашла ангела. Просто он тебя любит и хочет взять тебя в жены, я тут совершенно не причем. Поднимись с колен немедленно, стыд, какой!
— Как это, не причем, кто мне первый сказал, что Порфирий Ефремович ко мне свататься будет?
— Броня, это случайность. Просто я посмотрел не тебя, на купца и понял, что вы прекрасная пара.
— Врешь ты, Янечка, ты мне сам говорил, что никогда не видел Порфирия Ефремовича.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
