Выезжали из Труда Горняка с чувством большого удовлетворения. Мы побывали там, откуда начался наш фронтовой, настоящий боевой путь. И даже то, что на месте нашего аэродрома выросла теперь шахта и ЦОФ, нас нисколько не огорчило. Новые дома, в которых мы живем в Москве, выстроены тоже на месте пустырей.
— Наконец-то начали воевать, а то все на фронт ехали, — сказала я Руфе.
— Не очень радуйся. Сейчас нам придется отступать до станицы Ассиновской.
— Теперь это не так горько и обидно, как в сорок втором.
— Штурманы, прошу сообщить курс! — потребовал водитель.
— На Ростов!
30 июля
В 13.00 выехали из Ростова.
Нужно до конца отчитаться за прошедший день.
Просидели вчера на станции техобслуживания до половины третьего, но бестолку — так и не достали необходимую деталь для машины. Пообедали в рабочей столовой и поехали в кемпинг. Устроились в просторной палатке, помылись под горячим душем (какое наслаждение!), надели свежие платья — в общем, приняли вполне культурный вид.
— Теперь поедем в гости!
В Ростове живут несколько наших однополчанок. Двух из них мы решили обязательно навестить в этот вечер: Катю Бройко, моего бывшего техника самолета, и Дину Никулину, командира эскадрильи.
Оказалось, что Катя живет недалеко от кемпинга. Наш приезд был полной неожиданностью для нее.
меня вопрос. Но нет, не надо. Раз Дина не называет — значит, не надо. Она, комэска, поступила тогда так, как и полагается командиру.
— Дина, а как твои старые раны, беспокоят? — спрашивает Руфа.
— Иногда, перед ненастьем. Это даже удобно — я всегда наперед знаю, какая будет погода.
И сразу же переменила разговор. Не хочет вспоминать о том страшном полете. Думает, что отделается шуткой. Нет, дорогой мой командир, не получится. Я сама тогда расскажу.
Июль 1943 года. Станица Ивановская на Кубани. Оттуда наш полк уже долгое время летал на бомбежку «Голубой линии».
Командир эскадрильи Дина Никулина со штурманом Лелей Радчиковой приближались к цели. Приглушив мотор, начали планировать — хотелось бесшумно подойти к объекту и спокойно прицелиться. Вот бомбы отделились от плоскостей. Дина разворачивается, осторожно дает газ. Приготовилась к неизбежному. Сейчас начнется!.. Так и есть: через секунду вспыхнула дуэль скоротечная, жестокая. Теперь, без бомб, можно свободнее маневрировать. Трудно… Прицел врага становится все точнее. Но ведь не впервые попадает Дина в такой переплет! Она бросает машину то вправо, то влево, стараясь оторваться от липких лучей прожекторов. Разорвана плоскость, разворочен борт самолета. Вдруг словно горячим гвоздем пропороло ногу. Как бы ища причину, Дина бросила взгляд вправо. То, что увидела, заставило на мгновенье забыть о боли — по плоскости бежали рыжие светлячки!
— Дина, я ранена… — тихо сообщает штурман. И в этот момент в лицо ударяет резкий запах бензина. «Пробит бензобак!» — обожгла догадка. Сколько сразу навалилось бед! Другой бы растерялся, но Дина Никулина не из таких. Самолет, подчиняясь воле летчицы, входит в глубокое скольжение, сыплется вниз — только так можно сбить пламя. Счет идет на секунды… Стоп! Больше снижаться нельзя. Взгляд на плоскость — огоньки погасли! Вздох облегчения. Обстрел прекратился, прожекторы выключились. Очевидно, посчитали, что самолет сбит.
— Леля, как чувствуешь себя? Куда ранена? — спрашивает Дина.
Молчание. Никулина поворачивается, видит: голова штурмана неловко лежит на боргу, глаза закрыты. «Неужели убита?» — ужаснулась она. В лицо опять бьют едкие пары бензина. Раненая нога не подчиняется. В ушах появился шум и звон. «Наверное, от потери крови», — догадывается Дина. Перед глазами замелькали огненные мушки. А линия фронта уже близко! «Скорее, скорее, пока у меня и у мотора есть силы»… Последние капли бензина вытекли, мотор замолчал. Но наземная перестрелка уже позади! Впереди — дорога, по ней идут две машины с приглушенными фарами. Никулина сажает самолет прямо на дорогу. Наши бойцы выпрыгивают из машин, бегут к самолету: «Девушки?!»
Через полчаса врачи обрабатывали раны летчиц. С трудом вывели Лелю Радчикову из шокового состояния.
Дина причисляет этот полет к «неудачным» — пришлось на некоторое время выйти из строя, лежать в госпитале. Но среди 774 боевых вылетов, которые она совершила за время войны, было, конечно, и много удачных.
…Луна заглянула к нам в палатку через открытую дверь. Осветила оживленные лица моих подруг. «Как будто мы опять в полку, сидим ночью на старте», — подумалось в этот момент. На старте в часы затишья в боевой работе мы обычно пели.
— Давайте споем, а? — сказала я осторожно. Предложение никому не показалось странным.
— Запевай, Дина! — просит Катя.
Никулина всегда была первым участником нашей интересной полковой самодеятельности. Хорошо исполняла лирические, народные песни, недурно танцевала вальс-чечетку. Легко, свободно Дина запела вполголоса приятным меццо-сопрано:
Теплый ветер веет, развезло дороги,И на Южном фронте оттепель опять…
Мы дружно вступили:
Тает снег в Ростове, тает в Таганроге…Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать.
Сегодня к одиннадцати часам Дина и Катя пришли к нам сказать до свиданья и пожелать счастливого пути. Мы сфотографировались, потом побросали кое-как свои вещи в машину — ростовское солнце уже невыносимо пекло — и, распрощавшись с подругами, выехали из города по направлению к Ольгинской.
— Руфа, что тебе запомнилось об этой станице? — опрашиваю в пути.
— Очень мало. Мы ведь недолго в ней стояли — отступали тогда… Жили в длинном коровнике, который в шутку называли гостиницей «Крылатая корова».
— Мне не забыть полеты из Ольгинской. Ходили на задание под Таганрог, на Миус. Вся земля между Ростовом и Таганрогом горела. В Ростове полыхали пожары. Кажется, именно в те ночи я до конца осознала, какое страшное бедствие обрушилось на нашу страну.
— Нелегко нам было тогда, при отступлении…
В станице Ольгинской на улицах — ни души. Будто все живое вымерло от палящего зноя.
Подошли к дому — второму от края со стороны бывшего нашего аэродрома.
Вышла Мария Федоровна Шевцова. Мы представились и разговорились.
— Тут ведь в то время стояли и мужчины-летчики, — вспоминает она, — целый полк.
Помолчав немного, добавила:
— Двух летчиков похоронили здесь. Немецкий самолет напал… Помню, как шли за машиной на кладбище. Уже вечерело. Лил дождь. Машина то и дело застревала в грязи. Мы вытаскивали ее и опять шли. Долго, будто через всю Россию.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
