видела… Видела ее свадьбу.
Я убираю несколько тарелок с бархатной подставки для ног, и Камилла протягивает на нее свои ноги.
– Так плохо?
Роскошная свадьба со всеми атрибутами, в том числе трупы.
– Прежде чем ты успеешь сильно обрадоваться, это была свадьба и твоего брата.
– Они продержатся до церемонии?
– Возможно. Будущее нестабильно.
– Но вероятность есть.
Я морщусь.
– Особенно потому, что я не знаю, как это предотвратить.
Камилла удивленно распахивает рот.
– Оу.
Котастрофа – единственное существо, которое избаловано больше принцессы – забирается к хозяйке на колени и сворачивается там клубком, будто только что победно завершила свой рабочий день. Камилла чешет ее за подергивающимся ухом.
– Ты хочешь остановить свадьбу?
– А ты нет?
Я плюхаюсь на подлокотник рядом с ней.
– Мы не обо мне говорим сейчас.
Она раскачивает свой кулон с кровью, словно маятник. Я не могу расшифровать ее робкий взгляд, но стоит моргнуть, как я вижу в нем предупреждение, капризное, как блестки и тени на ее веках.
– Мне любопытно, а есть ли другая причина, по которой ты хотела бы остановить свадьбу. Ваше с Сайрусом исчезновение ранее показалось странным…
– Он тоже хотел разузнать о том, как обстоят дела в будущем леди Реи, – я усмехаюсь. – Не хочет иметь со мной никаких дел до тех пор, пока я не стану ему полезной.
И он еще думает, что чем-то отличается от своего отца.
– М-м-м, а он негодяй. От скольких предметов одежды вы успеваете избавиться, когда беседуете с Сайрусом? Или, скорее, сколько одежды на вас остается?
Мои щеки пылают, и мной, наверное, можно разжечь огонь в печи.
– На нас была вся одежда.
Наклонившись вперед и облокотившись на локти, принцесса опускает подбородок на согнутую ладонь, самодовольная, словно может прочесть каждую грязную мысль, что до этого крутились в моей голове. Боги, возможно, Сайрус был прав. Наверное, мне действительно стоит покинуть Эвинию навечно.
– И как давно это началось? – спрашивает она нараспев.
– Мы просто… Это на самом деле не…
– Ах. Никаких обязательств, понятно.
– Было-то всего два раза, – умудряюсь выдавить я. Лица я не чувствую.
– А ты уже заикаешься? Ах, так его поцелуи того типа. Ну, это мне было знать необязательно вообще-то, – бубнит она. – Жалею, что спросила.
– Не так уж он и хорош. Вовсе… Он…
– Руководит семьей, – подмигивает она.
– Серьезная проблема.
Камилла вздыхает:
– К сожалению. Ты тут, наверное, права практически во всем. Кто еще знает?
– Никто. И, надеюсь, это так и останется.
– Даже Данте? Уверена, он в курсе. Просто вежливый.
– Уф. – Я проваливаюсь в диван. Котастрофа мяукает и устраивается по новой, свернувшись плотнее, когда чувствует мой вес на своем хвосте. Я чешу ей шею, чтобы загладить вину. – Я серьезно. Между мной и Сайрусом ничего нет. Это было всего один… Ладно, два раза.
– О, уверена, что ты думала, этого никогда не произойдет после первого раза, когда это случилось во второй. – Она цокает языком. – Вам нужны контрацептивы?
– Нет!
Мой румянец возвращается.
Но стоит мне отпустить свои мысли, как мое тело заставляет меня желать то, чего я не должна. Хождение на грани близости сделало меня любопытной и голодной, словно я оставила недоеденное блюдо. Я никогда не стеснялась Сайруса, и, возможно, в этом и была проблема.
– Ты в этом уверена?
Камилла берет корзинку с пирожными и тянется в самый центр, вытащив оттуда охапку сильно пахнущих трав.
– Ты уже принесла…
– Ох, я взяла это на себя. Вы оба ведете себя странно, и я видела, как ты шла в сторону башни растрепанная. Что мне напомнило: будь аккуратнее, иначе пойдут слухи. Ты знаешь, как они разлетаются. Одной искры будет достаточно.
– Мне Сайрус даже не нравится, – бубню я очередной протест.
– Если это не остановило вас обоих от того, чтобы наброситься друг на друга до этого, почему должно остановить сейчас? – Она взмахивает ресницами, но за ее словами кроется здравый смысл. – Мы ничего не можем поделать с желаниями нашего сердца. Люди влюбляются в нас, Лидайнов, и… И это слишком легко. Мы смотрим прямо в сердце, как ты смотришь в судьбы. Я знаю, ты большая девочка, но это не значит, что ты не можешь совершать глупости или обжигаться. Все может зайти слишком далеко. Судьбы, зная вас двоих, все будет именно так.
Я утыкаюсь лицом в спинку дивана.
– Вернемся к вопросу о Рее…
– Сейчас она во дворце, и я могу за ней приглядывать. Но для начала, я пока не хочу обзавестись племянником или племянницей, Вайолет. Какими бы прелестными ни были, они мне не нужны. Заваривай два листа на чашку и пей каждое утро. Или сохрани на другое время, если не собираешься использовать их сейчас.
Когда я не забираю травы у нее из рук, она тянется и кладет их в мой карман. Я хмурюсь, и она похлопывает меня по щеке.
– Считай это утешительным подарком за то, что предпочитаешь мужчин.
Когда Камилла уходит, я запираю дверь и иду мимо замысловатых шкафов в передней комнате, мимо занавесок за столом для предсказаний к простому шкафчику, что стоит рядом с ящиками неразобранных инструментов. Отодвинув в сторону мотки ткани на верхней полке и дотянувшись до ее задней части, я достаю шкатулку из чистого оникса, сияющую, как вороново крыло, и открываю ее ключом, что принесла из спальни.
Приподняв крышку, вижу шип ровно в том положении, в каком я его оставила.
Любой другой шип уже бы засох. Он тверд, как сталь, и зелен, как молодые побеги лоз на башне. Я беру его в руки, как нож, и взмахиваю им в воздухе. Он оказался легче любого ножа, что я когда-либо держала. Словно зачарованный, словно он был сделан для меня.
Любое другое оружие заставило бы меня почувствовать уверенность, но сейчас этот шип вызывает у меня лишь тошноту.
Ведь если он создан для меня, то я должна его использовать.
Я и представить себе не могу, как пронзаю им сердце Сайруса. Прижимаю шип к деревянной полке, и он оставляет глубокую царапину. Я не смею проверить его на коже. Острие все еще сияет неестественно красным цветом.
Когда он вонзится ему в сердце, то уничтожит его тело.
Несмотря на то, что одна только мысль о Сайрусе приводит меня в ярость. Несмотря на то, что я не менее омерзительна, чем остальные обитатели эвинийского двора, я не убийца.
И все же. Я смотрю на шип. Держу его в руках.
Так, может, я ошибаюсь?
Я могу быть вынуждена это сделать, не так ли? Я бы сделала что угодно, имея уверенность в том, что это наверняка сойдет мне с рук.
Неужели меня останавливает только страх возможного наказания?
Неужели убивать, как и врать, становится легче после первого раза?
Я помню, как король Эмилиус учил меня изрекать пророчества на людях. «Ты не только получатель пророчества, – говорил он мне, – ты также и его вещатель. То, как ты опишешь свои видения, важно не меньше, чем сам твой дар их
