споро трудиться на конвейере, как обычно, рабочие подолгу копались в станках, строго выполняя излишние и бесполезные условия всевозможных регламентов. Нормы прибыли миланских машиностроителей резко упали.
Никола Ромео стал первым, кто решился на локаут. У него просто лопнуло терпение, и он в одночасье распорядился закрыть заводские ворота без каких-либо консультаций с коллегами по Конфиндустрии. Когда ему телефонировал мэр Милана, уговаривая передумать, он просто-напросто повесил трубку. Резервная армия труда в агломерации Большого Милана была огромной, это правда, и нанять штрейкбрехеров из безработных, скорее всего, не составило бы труда. Но когда Ромео принимал решение выбросить собственных рабочих на улицу, захлопнув перед ними ворота, он никак не ожидал, что они придут на завод всей толпой, разломают ворота и как ни в чем не бывало займут свои рабочие места. Поначалу он планировал отбить свой завод силой при помощи частной охраны на следующий день. Но, к его удивлению, рабочие остались там ночевать. Их жены и сестры, пожилые родители и дети целый день сновали туда-сюда, принося им еду, гигиенические принадлежности, сменное белье. Ночью рабочие выставили вокруг цеховых зданий групповые караулы, вооруженные арматурой и топорами. На следующее утро выяснилось, что за спиной рабочих стоял профсоюз металлистов – по стране начали развозить пачки свежих, еще пахнувших типографской краской листовок с призывами следовать примеру коллектива фабрики «Альфа-Ромео». У Николы Ромео засосало под ложечкой, когда он понял, какую лавинообразную реакцию спровоцировал под наплывом эмоций. Сейчас он искренне сожалел, что невнимательно слушал разъяснения Аньелли и других туринских предпринимателей о феномене захвата фабричных цехов. Профсоюз, помимо прочего, призывал внутренние комиссии цеховых старост обеспечить контроль за дисциплиной и обеспечением должного порядка всех производственных операций. Профкомы, очевидно, заподозрили, что попытка закрытия этой компании в Милане была лишь первой ласточкой общенационального локаута, задуманного на последнем собрании Конфиндустрии, и нанесли превентивный удар. Волна захвата предприятий шумно прокатилась по всему Милану и выплеснулась на Рим. Внутренние комиссии организовали посменный выход рабочих с предприятия для приема пищи и отдыха. В занятых цехах были введены ограничения на алкоголь – не более полулитра вина на человека за ужином. Все производственное оборудование и сейфы с выручкой были взяты под надежную охрану красной гвардии. Между предприятиями курсировала отлаженная курьерская служба. На захваченных фабриках по всей стране воцарился невиданный доселе порядок. На них в привычном порядке трудилось до полумиллиона итальянских рабочих. У фабричных ворот теперь круглосуточно дежурили пулеметчики Красной гвардии. Как писал Антонио Грамши, каждое из захваченных рабочими предприятий стало «маленькой пролетарской республикой».
Всеобщая конфедерация труда, заключившая альянс с ИСП, созвала внеочередной съезд в Милане в первых числах сентября, в самый разгар движения, когда захваченные фабрики выходили на привычный уровень, вырабатывая уже до семидесяти процентов от довоенных норм производительности. Местом проведения была выбрана трапезная бывшего доминиканского монастыря Пресвятой Богоматери Милости, украшенная линялыми фресками эпохи Раннего Возрождения. Помимо металлургов на съезд Конфедерации прибыли рабочие текстильной, кожевенной, электроэнергетической и химической промышленности, газовики, железнодорожники, почтальоны, строители, печатники, телефонисты, грузчики, землепашцы, рыболовы, словом, представители практически всех отраслей экономики королевства. Но в центре всеобщего внимания, конечно, оставалась металлургия. Первым выступил глава профсоюза металлистов, социалист Бруно Буоцци. В своем докладе он подробно отчитался об истоках, ходе и текущем статусе конфликта между рабочими и хозяевами предприятий металлургической отрасли. В офисах захваченных фабрик была обнаружена документация с планами контрмер: бойкота забастовок и целенаправленных сокращений персонала. Поэтому в число требований был включен контроль внутренних комиссий над всеми решениями об увольнении рабочих. Он призвал всех коллег к терпению и дисциплине, потому что ситуация зашла слишком далеко, чтобы отступать и освобождать захваченные фабрики. Участники съезда вставали с мест, отвечая лидеру металлистов шквалом рукоплесканий. За ним слово взял председатель Д'Арагона, недавно вернувшийся с конгресса из России, где ВКТ присоединилась к красному Межсовпрофу[15]. Он кратко обрисовал три возможных сценария дальнейшего развития конфликта. В первом случае ВКТ могла сконцентрировать все усилия на предприятиях металлургической отрасли, добиваясь удовлетворения требований о рабочем контроле и признании особых прав внутренних комиссий. Во втором – ВКТ могла бы мобилизовать входившие в нее профсоюзы всех прочих отраслей, с выдвижением аналогичных требований, чтобы расширить протестное движение. Вовлечение множества других сторон в конфликт металлистов с их компаниями могло способствовать ускорению его положительного разрешения. Третий сценарий предполагал, что движение захвата фабрик являлось лишь начальным этапом восстания рабочего класса, нацеленного на обобществление средств производства и введение в Италии режима советской республики. Он сухо отметил, что руководство ВКТ будет придерживаться того варианта, за который выскажется большинство Национального совета.
Рабочий класс Турина был представлен Анджело Таской и Пальмиро Тольятти из редакции «Нового порядка». Таска решительно высказался против ограничения протестного движения одной лишь металлургической промышленностью. Да, он не верил, что Конфиндустрия согласует рабочий контроль, слишком много уже копий было сломано в Турине вокруг этого вопроса. Промышленники неоднократно заявляли, что не потерпят двоевластия в фабричном цеху. Что ж, в таком случае задача заключается в передаче власти в этом самом цеху в единые руки – внутренним комиссиям или фабзавкомам. В заключение он обратился к Национальному совету ВКТ с просьбой поддержать расширение протестного движения рабочих с охватом наибольшего возможного количества других отраслей. После него выступал Альберто Арджентьери, максималист из Пистойи. Он привел красноречивые примеры, свидетельствовавшие, на его взгляд, о перетекании конфликта в политическое русло. Уже сегодня революционные силы в некоторых регионах достигли существенного перевеса. На отдельных предприятиях налажено поточное производство огнестрельного оружия и боеприпасов для нужд Красной гвардии, которая ежедневно доказывает свою эффективность в противостоянии с буржуазной реакцией. Самые боеспособные коллективы пролетариата, такие, например, как фабзавкомы в Турине, вполне готовы, по его мнению, к вооруженному восстанию, которое должно завершиться объявлением в Италии советской власти. Ему отвечал Пальмиро Тольятти, тогда еще худосочный, хрупкий юноша с безукоризненными манерами и вдумчивым взглядом. Он напомнил об уроках предыдущей забастовки из-за объявления летнего времени в Пьемонте, обо всех упреках и обвинениях в волюнтаризме и самоуправстве, сыпавшихся со стороны центрального руководства ВКТ и ИСП в адрес редакции «Нового порядка». Он призвал к осторожности на текущей стадии обострения гражданского конфликта в стране. Правительство Джолитти соблюдает нейтралитет, но в Пьемонт продолжают прибывать свежие армейские подкрепления из Сардинии, укомплектованные головорезами из горских кланов. Если туринский пролетариат восстанет завтра с оружием в руках и опять не будет поддержан рабочими всей страны, Турин попросту утопят в крови. Каждый из участников съезда в этот момент вспомнил о бравых проходах солдатни под строевые песни по
