мой голос сорвался.
Он не ответил, и мы продолжали двигаться в противоположную сторону от района, где я недавно жила.
– Только если расскажешь мне, что случилось.
Я отняла руки от лица.
– Это неважно. – Когда я в прошлый раз рассказала о поступке Изабеллы, все стало только хуже. Я не повторю дважды одну и ту же ошибку, как уже сделала во время ланча. Теперь я ни разу не упомяну имя Изабеллы в присутствии мистера Пруитта или его обслуживающего персонала.
– Важно. Скажи мне, и я разверну машину.
Впервые с того момента, как Джеймс набросился на Мэтта, я почувствовала крохотный проблеск надежды. Что, если Миллер позволит мне увидеться с Кеннеди?
– В школе произошла драка…
– С тобой все в порядке? Ты не пострадала?
– Нет. Со мной ничего не случилось. – Как же рассказать обо всем, не подставив при этом Изабеллу? – Подрались два моих друга. Мэтт… он… солгал. – Я знала, что на самом деле он просто не сказал мне правду. Но правда была такой ужасной, что его молчание оказалась хуже лжи.
Миллер продолжал ехать в противоположную сторону, и я поняла, что должна подробнее все объяснить.
– Джеймс обиделся на него. Они оба сильно повздорили. И мне просто необходимо поговорить с Кеннеди.
Миллер все равно не развернулся.
– Думаю, она расстроилась из-за того, что случилось с Феликсом в выходные. Я так и не смогла ей все объяснить.
Никакой реакции.
– И Феликс тоже сердится на меня. Наверное, тебе это уже известно? Пожалуйста, ты можешь отвезти меня к Кеннеди? Она единственная все еще разговаривает со мной, но боюсь, тоже перестанет со мной дружить. А я не знаю, что буду без нее делать.
Миллер включил поворотник, и я облегченно вздохнула.
Я больше ничего не сказала, так как боялась, что он передумает. Когда он остановился перед многоквартирным домом, где я еще совсем недавно жила, буквально вылетела из машины.
Нажав на звонок, я крикнула:
– Миссис Алькарас, это я…
Дверь открылась прежде, чем я успела объяснить, почему оказалась здесь. Я даже не сразу осознала, что Миллер шел за мной следом, пока не услышала его тяжелые шаги на старой расшатанной лестнице за своей спиной.
Миссис Алькарас появилась в дверях, с повязанным вокруг ее талии фартуком, а в воздухе разносился запах вкусной еды.
– Mi amor! [3] – Она крепко обняла меня, и я впервые за эти дни смогла расслабиться. От знакомого запаха специй и прикосновений к мягкой ткани ее потрепанной одежды мне снова захотелось плакать, только на этот раз от радости. Как же здорово было снова оказаться дома! Она так крепко прижимала меня к себе, словно тоже ужасно обрадовалась моему возвращению. И мне не хотелось отпускать ее.
– Как же хорошо, что ты пришла. Она не хочет со мной разговаривать, – сказала миссис Алькарас. – Я вся испереживалась.
Я высвободилась из ее объятий. Судя по всему, не я одна волновалась за Кеннеди. Но Кеннеди всегда обо всем рассказывала своей маме. Я удивилась, что миссис Алькарас даже не стала упрекать меня за то, что я оказалась такой плохой подругой для ее дочери.
– Нет, – сказала она вдруг, прежде чем я успела ответить. – Вас я не пущу. Уходите.
Я обернулась и увидела Миллера, стоявшего со смущенным видом.
– Миссис Алькарас, все в порядке. Он хороший человек.
Судя по всему, она решила выплеснуть на Миллера все свое недовольство, так как покачала головой и сказала:
– Nunca. Только не в mi casa [4].
С этими словами миссис Алькарас развязала свой фартук, словно собралась отогнать им Миллера.
– Пожалуйста, миссис Алькарас. – Я схватила ее за руку, пока она не натворила дел. – Я могу войти только вместе с ним.
Миссис Алькарас опустила руку.
– Mi amor, не доверяй крысам!
Это было, наверное, самое грубое выражение, какое я только от нее слышала. Но у меня не осталось сил, чтобы попытаться разрядить обстановку. Мне нужно было увидеть Кеннеди.
– Только, пожалуйста, ничего здесь не трогай, – сказала я Миллеру, проходя мимо миссис Алькарас. Меньше всего мне хотелось, чтобы он начал заглядывать под лампы и переворачивать все подушки в их маленькой квартире. Здесь не было ничего опасного. Тем более, что единственным человеком, желавшим мне смерти, оказалась, похоже, Изабелла. А она под страхом смерти не пришла бы в такое место.
Я постучалась в дверь Кеннеди, но мне никто не ответил. Еще неделю назад это была и моя комната. И не могла же она в конце концов выгнать меня из моей собственной комнаты? Я открыла дверь.
Кеннеди лежала на кровати, свернувшись калачиком, и смотрела в стену. В пустоту.
– Кеннеди?
Она не повернула головы, только тихо всхлипнула.
– Кеннеди?
Она по-прежнему никак не реагировала на мое присутствие.
Но это было не так уж и страшно. Потому что я знала, что ей сейчас нужно. И точно не слова. Я скинула обувь и забралась на кровать рядом с ней. Обняла ее, и она вся задрожала от рыданий. Я покрепче прижала ее к себе. И чем дольше она позволяла мне обнимать себя, тем крепче становилась моя уверенность, что Кеннеди не злится на меня.
– Скажи мне, в чем дело? – прошептала я.
– Не могу.
– Ты можешь обо всем мне рассказать. Ты же знаешь.
Кеннеди вытерла глаза и повернулась ко мне.
– Я солгала за ланчем. Мы с Капкейком больше не встречаемся.
– Что случилось?
Она всхлипнула.
– Он бросил меня.
Возможно, не я одна обратила внимание на то, что, сокрушаясь о своих влюбленностях в наркоторговцев, Кеннеди сказала о них во множественном числе.
– Значит, он придурок, – заявила я. – Пошли его.
Кеннеди ничего не ответила.
– Я сказала ему, что люблю его. За день до той нашей тусовки. И он тоже признался мне в любви. Как он мог взять и передумать? – Она подтянула колени к груди.
– Я же сказала, что он придурок. Слушай. – Я сжала ее колено. – Не трать больше время на мысли о нем.
– Как я могу? Я же ему все отдала. А он меня обманул.
Внутри у меня все упало.
– Что ты имеешь в виду?
– Бруклин, он уже не в первый раз тайком подмешивал мне наркотик. Я даже не знала, что он их продает. Боже, какая же я дура! Конечно, я была под кайфом, когда призналась ему в любви. И когда позволила ему заняться со мной сексом, – она говорила совсем тихо, и я едва могла разобрать слова.
– Что?
– Я почти не помню свой первый раз, Бруклин. Он использовал меня. И я ему это позволила. – Она снова заплакала.
Я прижала ее к своей груди. Миллион мыслей
