по деревне. Звали его Гросс. Нрава он шумного, любил поспорить с главой поселения. Его жена – скромная и симпатичная девушка. Однако же она все время молчала, даже с мужем не разговаривала. По крайней мере, никто такого не видел. Поговаривали, что она иммигрантка и не знает по-немецки ни слова. Еще поговаривали, что она вовсе нема, оттого что ей отрезали язык. А Грета с Гансом воображали, что у нее басовый голос, а так как у Гросса высокий и писклявый, то он приказал ей молчать, чтобы не выглядеть глупо. У них была толстая и некрасивая дочь Джузета двумя годами старше Ганса.
В третьем доме жил холостяк Эммануил. Он прослыл отшельником. Редко показывался на людях и не разговаривал. В доме жил и его скот. Одна корова, три маленькие свинки и около десятка кроликов. Соседи вообще этот дом называли хлевом. Хотя животных Эммануил соблюдал в чистоте: подмывал и убирал за каждым – сам нисколько не следил за собой. Вечно лохматый с нестриженной бородой в сальной одежде и чернющими руками. В свободное время Эммануил наблюдал за зверьем в местном лесу. За птицами, дикими зайцами и лосями, если повезет. Наблюдал, больше созерцая, нежели усвоить что-либо.
Так это поселение, окруженное лесом, мирно поживало.
А за пределами кукурузных полей находилось село Хольштраун – административный центр».
4
Ганс, сын главы поселения, считал себя особенным. Он задувал свечи, ложился в неудобную соломенную постель и мечтал. Смотрел в окно на темное усыпанное звездами небо и мечтал, что станет профессором и сделает величайшее открытие в астрономии. Как переедет из захолустной провинции в настоящий город. Там разбогатеет и вернется в Дорфляйн, чтобы забрать отца и мать в свою усадьбу.
Наутро ему приготовили новенький камзол, белую рубаху и черные туфли, на кое семейство откладывала полгода. Его мать не могла наглядеться, когда Ганс вышел наряженный во все эти диковинные одежки. Она представляла, как сын такой красивый будет прилежно учиться и в итоге получит хорошее место.
Ганс позавтракал отрубями, замоченными в кипятке, и отправился в школу еще до рассвета. Он не раз пересекал кукурузные поля и гулял по Хольштрауну, но теперь он шел за другим. Мечта становилась явью.
И хотя Ганс держался протоптанного пути, все же загляделся на искристое от звезд небо и заплутал на распутье. Сквозь ряды зеленых и высоких стеблей просачивались лучи солнца, а в школе надо показаться к рассвету. Ганс ускорил шаг. Он озирался в надежде уличить щелку между стеблями и разглядеть село, но неожиданно воткнулся во что-то неприятно-жесткое. Это была Джузета, дочь пивовара, в компании подруг.
– Смотрите-ка, – сказала Джузета и ткнула на Ганса пальцем, – это же невежа Ганс идет на первый урок. Девочки, с нашей стороны будет невежливо оставить его без должного приема.
Девочки подошли вплотную.
Ганс робко стоял, не зная, что делать. От спешки он вспотел, лоб вымок, а белокурые волосы слиплись. Он учтиво поклонился старшеклассницам.
– А что это у тебя тут такое? – игриво спросила Джузета, взялась за нашивку его нового камзола и резко оторвала, обнажив локоть рубахи.
Ганс испуганно вскрикнул. Девочки принялись толкать растерянного мальчика, стараясь что-нибудь оторвать или запачкать в его костюме.
Джузета вдоволь наигралась, сомкнула руку в кулак и зарядила Гансу прямо в глаз. Такого насилия не ожидал никто. Минутная заминка разрешилась выкриком: «Бей его!»
Посыпались неприятно-больные удары девочек.
Ганс опомнился и помчался прочь. Он бежал под оскорбительные выкрики за спиной. Голова его пуста, а живот полон страха. Ноги вывели на тропу прямо к школе. Ганс подбежал к высокой дубовой двери каменного здания. Из окна раздался звон колокольчика – урок начался. С отвратительным предчувствием он сломя голову поднялся к кабинету и зашел. Тяжело дыша, он поклонился учителю.
Учитель надменно посмотрел на мальчика, который не только мокрый от пота, весь в пыли и ссадинах, но и опоздавший. К Гансу медленно подошли, резко повернули и поддали под зад, выставив вон под смех класса.
Ганс брел по узенькой тропинке к кукурузным полям – границе домашних мечтаний и жестокой правдой первого дня в школе. Не так он все представлял. Временами он приободрялся. Он еще покажет свой незаурядный ум. Но только глаза спускались с пористых облаков на порванный камзол, как он мрачнел и думал утопиться в первом же колодце.
Еще издали мать увидала понурого мальчика, волочившего ноги. Она щурилась и с неохотой верила глазам, пока точно не рассмотрела своего сына. Мать принялась крыть бедного мальчика всеми известными ругательствами. Ганс стоял с опущенным лицом и пускал горькие слезы, которые горошинами скатывались по щекам. Эммануил, сосед-отшельник, выглядывал из-за дома и на особо перченые ругательства прятался. Толстяк Гросс лениво выглядывал из окна и ехидно посмеивался, а его супруга стояла на пороге и качала головой.
Появился и Хаинрих. Жена начала бранить сына не просто в воздух, а ему, Хаинриху, будто упрекая за неряху сына. Но когда она увидала на лице мужа божественную снисходительность, то плюнула и ушла домой. Хаинрих наклонился к сыну, утер подбитые и красные глаза, взял за руку и отвел домой.
Подогрели таз с водой и отправили Ганса намываться. Он мылил жирным куском мыла светлые и волнистые волосы и старался ни о чем не думать. Будто бы родился заново. Очищенный от скорби он вытерся насухо и закутался в простыню. Дома его мать смиренно чистила камзол и штопала рваные раны. Отец же стирал запыленную рубаху. Он увидел Ганса и приветливо улыбнулся.
– Сын мой, – сказал Хаинрих, – знай, телесная сила не самое важное в мужчине. И те юноши, которые так невежливо обошлись с тобой, поймут это со временем.
Ганс насквозь покраснел и торопливо ушел в комнату.
Следующим утром Ганс встал раньше и смелой походкой отправился в путь. Он старался не отвлекаться, строго придерживаться тропы. И все же перед глазами расписывались сладостные картинки. Он представлял костюм, пошитый из импортной ткани, кабинет, в котором висят кованые канделябры у стола из дуба, и большой атласный глобус посреди.
– Вон он! – услышал Ганс позади себя и вздрогнул.
Он обернулся и уловил лишь нечто серое и шероховатое летевшее в него, а следом острую боль в брови. Ганс разглядел очертания толстых девочек и рванул. Он бежал без оглядки, а в спину прилетали острые камни.
Ганс долетел до дубовой двери, оглядел себя и всплеснул руками. Весь в пыли он подбежал к колонке с водой. Он оттирал грязь с костюма и все
