— Простите, ваше величество, сказал он, — у меня осталось золото, но я его тоже употребил в дело; я сделал второй совершенно такой же трон.
Сказав это, Элоа ушел, и вскоре был принесен второй, сделанный им трон, ничем не отличавшийся от первого. Король Лотарь щедро наградил Элоа и приблизил его к себе.
При Дагобере, сыне Лотаря, Элоа, продолжая заниматься искусством, которому он был обязан своим возвышением, сделался королевским казнохранителем и посланником. Разбогатев, он, будучи еще человеком далеко не старым, раздал все свои богатства бедным и сделался монахом. Впоследствии он был епископом Нойонским. Вся его пастырская деятельность была истинным служением Христу. Церковь причислила Элоа к лику святых.
Вот теперь пусть объяснит кто может, почему народная песня сопоставляет такие две противоположности, как король Дагобер и св. Элоа, и подтрунивает над обоими. Что смешного или заслуживающего насмешки в личности, жизни и деятельности такого человека, как Элоа, достигшего высшего положения в государстве и церкви только благодаря своей честности, мудрости и христианской любви?
ВЕЧЕР ДЕСЯТЫЙ
![]()
Люлли. — Беранже. — Фавар. — Дюваль.
В 1624 году, в одной из самых оживленных улиц Флоренции столпилось однажды множество прохожих — послушать тринадцатилетнего мальчика, который очень искусно для своих лет играл на скрипке, а в промежутках забавлял слушателей веселыми прибаутками, что приводило их в восхищение.
Отвлекаясь от необыкновенного искусства, с которым мальчик владел смычком, и беглости в пальцах, в его наружности нельзя было найти ничего такого, что могло возбудить особенное любопытство.
Мальчик был мал ростом, худощав и довольно некрасив, но умное выражение лица заставляло забывать все недостатки. В числе прохожих, привлеченных разглагольствованиями маленького виртуоза, находился человек, наблюдавший за ним с особенным вниманием; когда толпа разошлась, он приблизился к нему.
— Дитя мое, — сказал он, — хочешь ехать со мной во Францию? Я представлю тебя там одной очень любезной и доброй особе, которая очень скучает; она поручила мне приискать ей смышленого и веселого ребенка.
— Очень охотно! — ответил маленький музыкант.
— Решено! Я беру тебя с собой. Особа, о которой я говорю, будет слишком прихотлива, если не одобрит моего выбора.
Эта дама была не кто иная, как герцогиня Монпансье, двоюродная сестра короля Людовика XIV; прохожий был герцог Гиз, из лотарингской фамилии, а маленький музыкант был Жан-Батист Люлли. Люлли был сын бедного мельника. Монах, любитель музыки, обратив внимание на способности ребенка, дал ему несколько уроков и выучил кое-как играть на гитаре. Вскоре после этого Люлли, уже сам научившись играть на скрипке, стал довольно, бегло играть народные песни и своею музыкою зарабатывать собственный кусок хлеба.
Привезенный в Париж Гизом, Люлли был представлен герцогине Монпансье; но знатная особа, забыв уже вероятно о данном ею Гизу поручении, удивилась, когда он привел к ней маленького флорентийца:
— Что за мысль пришла вам в голову привести с собой этого уродца? — сказала она Гизу.
Гиз без особенного протеста покорился приему, оказанному его избраннику; но ребенок был очень огорчен, тем более, что прием отнюдь не соответствовал обещаниям. Он приехал в качестве музыканта или шута, который рассчитывал блистать в салоне, а герцогиня отослала его в кухню поваренком…
Мечты маленького бедняка растаяли, как снег при первых лучах солнца, и он начал уже жалеть об улицах Флоренции, где жилось так свободно и весело. Но так как природа одарила мальчика характером более счастливым, чем его наружность, то он покорился своей участи, и взамен блестящих успехов, на которые рассчитывал, удовлетворился превосходными обедами, которыми пользовался благодаря своему новому положению. Кроме того, от него требовали не слишком много, и главный повар предоставлял ему полнейшую свободу играть на скрипке. Люлли воспользовался этой свободой, чтобы приобрести себе славу хотя бы даже в людской, куда судьба его забросила. Каждый вечер он давал там концерты, которые привлекали много слушателей и вызывали со стороны их шумные рукоплескания. Вместо того чтобы развлекать герцогиню, как это некогда предполагалось, он приводил в восхищение ее лакеев, и их похвала, хотя более грубая, доставляла тем не менее удовольствие молодому артисту и льстила его самолюбию.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
![]()
Люлли.
Однажды вечером граф Ножан, который приехал к герцогине, поднимаясь по лестнице, услышал в кухне гром рукоплесканий. Он остановился и прислушался; за смехом и рукоплесканиями следует очень оригинальная мелодия, обличающая глубокое чувство и необыкновенную технику в исполнителе. Граф, движимый любопытством, направляется к этой концертной зале и видит поваренка, который, взобравшись на стол, восхищает своих товарищей. При виде знатной особы, музыкант останавливается, и слушатели приходят в некоторое смятение, но граф говорит: «Продолжай, дитя мое, я пришел тебя послушать, а не мешать тебе».
Люлли, мечтавший постоянно о том, чтобы быть оцененным, начинает снова, еще с большим воодушевлением, играть прекрасные мотивы своего репертуара, составленного из флорентийских мелодий.
Граф слушал с восхищением итальянские фантазии, которые исполнял ребенок и, слушая, думал о странностях судьбы, загнавшей истинного артиста в такую обстановку. Из уважения к знатной особе, слуги, хотя и сами были в восторге от игры Люлли, не решались аплодировать; это молчание не понравилось маленькому честолюбивому музыканту.
— Отчего же — воскликнул он с своим итальянским акцентом — вы не аплодируете мне, как прежде? Разве присутствие вельможи обратило моих слушателей в ослов?
Эта вспышка окончательно убедила графа, что перед ним был ребенок, действительно достойный внимания. Подав сигнал к рукоплесканиям, которые маленький музыкант, как видно, очень любил, он отправился к герцогине и в присутствии окружавших ее гостей рассказал все, что видел и слышал. Люлли был немедленно позван в салон герцогини, разумеется в костюме поваренка, и должен был повторить перед блестящей публикой те чудеса искусства, которыми он пленял прислугу. Игра Люлли была настолько удачна, что герцогиня тотчас же обратила его из поваренка в своего камер-музыканта.
От герцогини Люлли перешел на службу к королю, который, услыхав его в концерте в доме своей сестры, упросил ее уступить его. Он организовал для Люлли даже целую труппу, которую называли «маленькими придворными скрипачами». Заслужив всеобщие одобрения своим талантом, Жан-Батист Люлли, в звании директора королевской музыки, начал компонировать. Его первая опера имела огромный успех, сопровождавший потом и все другие его произведения, поставленные на сцену в продолжение пятнадцати лет. Лучшим его произведением считается Армада; но и остальные не сходили с репертуара: Сюда принадлежат оперы: Атис, Кадм, Роланд, Альсест, Фаэтон. Будучи другом Мольера, который не раз заставлял его писать музыку для партий пения и интермедий своих пьес, Люлли пользовался в ту эпоху одинаковой известностью с этим знаменитым драматургом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Оперы Люлли, которые пользовались некогда столь огромным успехом, в настоящее время больше не исполняются; но французские композиторы изучают их и нередко вдохновляются ими. В то время, когда они были новинками, мадам де-Севинье называла их «дивным волшебством, стоящим выше всякой похвалы», а ее подруга мадам де-Лафайетт боялась «накликать на себя Божий гнев, так как слушала оперы Люлли с чрезмерным удовольствием». Один из современных музыкальных критиков (Кастиль-Блаз) по этому поводу шутливо замечает, что напротив, слушая оперы Люлли, современная публика могла бы заслужить прощение грехов; заметим кстати, что эта ирония совершенно неуместна, так как она направлена против человека, создавшего французскую оперу и приводившего в восторг тех же самых ценителей искусства, которым обязаны своими лаврами Мольер и Расин.
