Она все мне рассказала.
— Она все выдумывает и наговаривает на меня, чтобы ты меня бросил! — переполошилась Дина. — Ты же видишь сам!
— Что я должен видеть еще?
— Что она в тебя влюбилась, дура! И таким путем пытается отбить тебя.
— Она не проявляет ко мне интереса, — отметил я. — Так что твоя теория неверна. А насчет тебя… Знаешь, я наверное, не хочу, чтобы такая как ты продолжала быть моей девушкой, и тем более будущей женой.
— Ч-что? — переспросила она, впадая в еще больший шок.
Я в первый раз говорил так жестко и серьезно, понимая, что мне стала безразлична судьба Динки, я с ней не готов связать свою жизнь.
— Мы с тобой не поженимся, — ответил я. — Ты больше не должна считать себя моей девушкой.
— Отец тебе не позволит, — покачала головой Дина. — Ты сам знаешь, как сильно твоя семья зависит от моей. Вы же… Сами станете нищими.
— Я думаю, отец меня поймет.
— Никуда ты не денешься от меня Архип, — ядовито улыбнулась Дина. — Родители будут настаивать. Твой отец слишком любит деньги, чтобы от них отказаться. Твой брак со мной откроет ему многие двери, ты ведь все знаешь. Он заставит тебя вернуться. А я — подожду.
— А ты готова жить с тем, кто тебя больше не любит? — изогнул я одну бровь.
— А я терпеливая, — ответила Дина. — Мне никого кроме тебя не надо. Подожду, когда ты нагуляешься с этой… Брошенкой. Горит у тебя из-за нее, да? Глаз так и горит на ее прелести…
Я в ответ промолчал. К сожалению, тут у меня все на лбу написано и врать попросту глупо — да, мне нравится Кристина. Нравится, и ничего я с этим поделать не могу. Пока что.
— Только отец тебе не позволит. И мой — тоже. Смотри, Архип, — покачала она головой. — Мой отец избавится от нее еще быстрее, если поймет, что она мешает нашему браку. Помни об этом.
Да, этого я и опасаюсь. Сама Динка вряд ли станет что-то делать, она просто сдаст Кристину отцу, а тот уж позаботится о том, чтобы она исчезла так, чтобы и комар носа подточил. Владимир слишком любит Дину, а всех, кто встает у нее на пути — сотрет порошок. И еще ему нужны акции моего отца. Они созависимы друг от друга, и потому этот клубок будет непросто развязать. Отец не позволит мне просто выйти из этого договора семей. Но будущего с Диной я для себя не вижу совершенно.
— Я не буду с ней общаться, — пообещал я, повернувшись к ней. — А ты не говоришь отцу свои домыслы. Договорились?
— Нет, милый, — улыбнулась она змеей и провела пальцем по моей шее, мои мышцы невольно напряглись. — Я не скажу ему о том, что ты готов послать к черту все договоренности между нашими семьями ради одной нищенки только в том случае, если ты будешь со мной.
— Только посмей ее тронуть, — сказал я Дине, закипая и грубо стряхивая ее руку.
— Не буду, — пожала плечами она. — А вот папа…
— Пошла вон отсюда, — указал я на дверь.
— Хм, — хмыкнула она, а у самой по щекам бежали горькие слезы. — Ладно. Посмотрим еще…
Я не люблю ее. Она это чувствует и знает. Но все равно лишает меня свободы.
Кто от этого будет счастлив только?
Она вышла из машины и громко хлопнула дверью.
Ушла в дом, размазывая слезы по щекам.
Пока что она ничего не скажет отцу — просто потому что меня не в чем обвинить.
Но если мы со Снежиной зайдем слишком далеко, может быть беда.
Значит, у меня только один путь — забыть о ней и не подходить близко.
Иначе я погублю и себя, и ее.
46
Дина мне писала, но я не отвечал ей.
Не знаю, какие у нас после этого могут быть вообще отношения…
Последний вечер лета мы провели очень весело — сначала на гонках с Питерским, а потом в полицейском участке, откуда меня вызволял отец…
Кто-то настучал, что тут проходят гонки, и мы не успели удрать.
Ромка остался — его отец решил поучить сына уму-разуму, и он пока что остался. Но я уверен, что вскоре он приедет и за ним, а оставил его ненадолго, чтобы просто проучить…
При Питерском отец ничего не стал говорить — для всех мы чудесная семья, где отец всегда во всем согласен.
Ну не мог я никому признаться, что на самом деле все не совсем так… Это я был согласен со своим властным отцом всю юность, и делал то, что он мне скажет. Он позволил мне лишь одну слабость — музыку. Всем казалось, что он готов мне дать полную свободу в этом вопросе, но он никогда не одобрял это занятие как нечто серьезное. Ну а пока… Пока дышу и живу сегодняшним днем.
— Ну и зачем нужны были эти гонки? — спросил он, сжимая крепко руль, когда его джип ехал по дороге в сторону дома. — Мама вся извелась. Плачет сидит, что ты в участке.
— Зачем гонки? — спросил я. — Будто ты не понимаешь. Драйв, развлечение.
— Развлечение?! — почти закричал отец, и я замолк. Ну вот, снова очередной пресс… Слово мне Динки мало было вчера. — Архип, я не понимаю!
— Чего?
— Что тебе не хватает! Мы же все для тебя с матерью. А ты что вытворяешь?
— Пап, ну не начинай а, — положил я голову на подголовник сиденья машины. — Ну что я такого криминального сделал? Все парни по юности развлекаются таким, и мы…
— А если все молодые парни в окно прыгать начнут, ты тоже прыгнешь? — перебил грубо меня отец. — Где твои мозги?!
— Слушай, у меня иной раз впечатление, что со мной не отец родной разговаривает, а директор моей школы… — проворчал я и тут же пожалел о сказанном.
— Прекрати пререкаться!
— Да я не…
— Молчать!
Я плотно сжал губы. Это бесполезно сейчас. Только еще больше разозлю его. Тем более он за рулем и это может быть чревато.
— Машину я твою забираю, — заявил папа.
Я начал закипать.
— Но она моя.
— Уже нет, — ответил отец. — Получишь ее обратно тогда, когда я стану видеть, что ты ведешь себя как взрослый. Тебе жениться через год, а ты в машинки играешь на гонках, как маленький мальчик…
Жениться…
Отец еще не знает, что никакой свадьбы не будет. И как ему сказать об этом я не знаю. Но как-то
