Вернувшись домой, Самарин, может быть, целый час маячил по комнате, обдумывая все возможные вариации разговора с Граве. Придумывал убедительные доводы для оттяжки сделки, если тот ринется напролом. На случай если Граве снова начнет интересоваться фирмой «Раух и сын», воскресил в памяти все детали легенды, касавшейся фирмы, которая, между прочим, существовала, на самом деле и давно была зарегистрирована в гамбургском кредитном банке. Понемногу он успокоился, собрался с мыслями. До встречи оставалось около четырех часов. Не раздеваясь прилег на постель. Иван Николаевич говорил, что сон для разведчика — это зарядка нервного аккумулятора.
И черт те что ему приснилось: будто он и его спутник по скитаниям в Белорусских лесах Карандов, взявшись за руки, идут по зеленому лугу. Но почему-то это выглядело элегически замедленно, даже красиво и совершенно безопасно, будто войны нет, а они с Карандовым просто гуляют по зеленому лугу, освещенному косыми лучами солнца. И вокруг поют птицы.
Даже смешно стало, когда проснулся.
До встречи оставалось чуть больше часа. Самарин побрился, принял душ, надел свежую рубашку. Иван Николаевич говорил, что аккуратность во внешнем облике помогает разведчику быть более собранным и аккуратным в поведении.
Без пяти минут одиннадцать Самарин вышел из дома. У подъезда уже стоял черный «мерседес» Граве. Он сидел за рулем, а возле машины с его стороны стоял Фольксштайн. Они о чем-то возбужденно разговаривали.
— Это нечестно!.. — донесся до Самарина повышенный голос
Они его увидели.
Граве распахнул переднюю дверцу со стороны тротуара:
— Прошу.
Самарин сел в машину, и она тут же тронулась. Фольксштайн остался на тротуаре.
— Я решил, что лучше нам поговорить вдвоем, — объяснил Граве, когда они немного отъехали.
Самарин промолчал — неужели все-таки ловушка? Спокойно... Спокойно...
— Вы только не думайте о нем плохо, — сказал Граве.
— О ком? — притворился непонимающим Самарин.
— О Фольксштайне. Он нам пригодится. Но, знаете... У него большая семья, и он так хочет заработать, что это лишает его рассудительности. А дело, которое вы предлагаете, немыслимо без трезвой деловитости. Не так ли?
Самарин посмотрел на Граве и сказал с улыбкой:
— Между прочим, я тоже чертовски хочу заработать.
Граве рассмеялся:
— И я тоже.
Он вел машину быстро, уверенно, видимо точно зная дорогу и куда она должна привести.
Вскоре Самарин понял, что они едут по направлению к Межа-парку.
И там, в Межа-парке, Граве так же уверенно сделал несколько поворотов и остановил машину перед маленькой виллой, белевшей сквозь заросли сирени. Выключив, мотор, он откинулся на спинку сиденья:
— Здесь я живу...
Ни одно окно виллы не светилось. Они поднялись на крыльцо, сложенное из бугристых камней. Граве отпер дверь и вошел первым. В передней вспыхнул свет.
Они прошли в большую комнату с полукруглым эркером. Граве опустил маскировочную штору и зажег люстру. Обстановка в комнате была простая. Стены голые. Заметив, что Самарин осматривает комнату, Граве сказал:
— Эту виллу занимал какой-то красный бонза, и, очевидно, он презирал роскошь. Но так как я здесь только ночую, и то не регулярно, меня это не волнует. Садитесь. — Граве показал Самарину на кресло возле низкого столика и, открыв стоявший тут же холодильник, достал из него какие-то бутылки и тарелку с нарезанным ломтиками лимоном.
— Пьянства, однако, не будет, — сказал он, — тем более что Фольксштайн говорил, у вас неважно с сердцем. Где это вы успели его надорвать?
— Врожденный порок от покойной матери, — ответил Самарин.
Граве тоже сел к столику и наполнил рюмки коньяком.
— Чисто символически, — сказал он и, не прикасаясь к рюмке, без паузы заговорил о деле. — Удалось вам найти здесь что-нибудь стоящее? — спросил он.
— Пока только сущую безделицу, — небрежно ответил Самарин.
— Юргенсон? — мгновенно спросил Граве.
Самарин удивленно уставился на него и молчал.
Граве рассмеялся:
— Маленькая шалость с моей стороны! Я знаю, что вы были дома у этого ювелира... Кстати, вас видели с одним нашим офицером. Это ваш знакомый? Вы вели его в отель, как верный и заботливый друг. — Граве снова рассмеялся: — Ну что вы так смотрите на меня? Я же все-таки из гестапо. И если я собираюсь вступить с вами в деловые отношения, я должен знать о вас хоть кое-что. Навел справки даже о вашей фирме. И все это естественно.
Самарин подумал: как хорошо, что он в последние дни изображал попытку связаться с местными коммерсантами.
— На какой вопрос вам отвечать? — спросил он сухо.
— Сначала о нашем офицере.
— Мы вместе с ним ехали сюда из Германии. Словом, случайный попутчик.
— Вы ему о своей идее сказали?
— Нет, конечно.
— Прекрасно. Теперь о том, что вы имеете от Юргенсона?
— Ничего. Он, наверно, до сих пор дрожит, думая, что я из вашего учреждения. С ним невозможно было разговаривать, я все время боялся, что у него выпадет вставная челюсть.
Граве сказал:
— По нашим сведениям, он собирается уехать в Швецию. Там у него брат. Значит, так ничего вы у него и не нашли?
Самарин усмехнулся:
— Раз вы все знаете, приходится сознаться — одну вещицу я у него купил.
Самарин достал из кармана портмоне и вынул из него завернутое в папиросную бумагу золотое колечко с маленьким бриллиантом. Оно было из его московских запасов, и он уже давно таскал его с собой на всякий случай.
Граве внимательно осмотрел колечко и даже поднял его к свету, чтобы увидеть игру камушка. Положив его на стол, оказал:
— Очень милая вещица. Ну и что же вы будете делать с ним?
— Это уже прерогативы отца..
— А он что будет делать? Ну что вы опять так на меня смотрите?
— Вы что же, хотите, чтобы я сделал донос на отца? — изумленно сказал Самарин.
— Послушайте, Раух, так мы не сможем нормально поговорить. Мои вопросы к моей службе не имеют никакого отношения. Не улыбайтесь, пожалуйста, я говорю правду.
Самарин видел, что он злился.
— Может, вы тогда объясните, чем вызваны эти ваши вопросы? Любопытно, какое оправдание вы придумаете?
— Хватит, Раух! — вдруг почти крикнул Граве и тоном пониже добавил: — В конце концов, мы можем...
— Можете, можете, и вот это уже правда, — прервал его Самарин.
Оба помолчали немного, и Граве рассмеялся:
— Отец говорил мне: не женись на баварке — умрешь от ее упрямства. Хорошо, подойдем к стене с другой стороны. Как бы вы реагировали, если бы купить ценности я предложил вам у меня?
