Лифт остановился на первом этаже. Я быстро добралась до «Разума и чувства» и вчиталась в роман. У дверей Норленд-парка по-прежнему маячила толпа. На сей раз здесь раскинулись палатки, играл духовой оркестр и стояла металлическая жаровня, в которой горели щепки. Увидев меня, толпа начала скандировать:
— ОТПУСК, ОТПУСК!
Усталая женщина с неопределенным количеством детей протянула мне листовку.
— Я триста двадцать пять лет выполняю эту работу, — сказала она, — и у меня за все это время даже выходного не было!
— Мне жаль.
— Нам не жалость нужна, — встрял Соломон Гранди,[58] который по случаю субботы выглядел не слишком здоровым. — Нам нужно действие. Мы, устники, должны получить те же права, что и прочие персонажи.
— Верно, — сказал парень с ведром и головой, обернутой коричневой бумагой. — Никакие деньги не компенсируют неудобств, связанных с постоянным повторением! И тем не менее мы хотим сделать следующие заявления. Первое: все персонажи детских стишков должны немедленно получить двухнедельный отпуск. Второе…
— Поймите, — перебила его я, — вы не к тому человеку обращаетесь. Я ведь только стажер, беллетриция в любом случае не может никому навязывать политику. Вам надо обратиться в Совет жанров.
— Совет послал нас на переговоры с ГТУ, которое отправило нас к Большой Шишке, — сказал Шалтай-Болтай под общее согласное кивание, — но никто не знает, существует ли он — или она — на самом деле.
— Если вы никогда ее не видели, то она, возможно, и не существует, — сказал Джек. — Пирожка хотите?
— Я никогда не видела Винсента Прайса, — заметила я, — но я знаю, что он существует.
— Кто это?
— Актер, — объяснила я, чувствуя себя немного идиоткой. — Там, у меня дома.
Шалтай-Болтай с подозрением прищурил глаза.
— Вы меня полным Лиром считаете, а, мисс Нонетот?
— Королем?
— Эдвардом![59]
— Ой.
— МАНГУСТ! — воскликнул Шалтай, выхватывая крохотный револьверчик и бросаясь наземь, где, на его беду, как раз оказалась грязная лужа.
— Ты ошибся, — осторожно объяснил Гранди, — это собака-поводырь. Убери револьвер, а то поранишься.
— Собака-поводырь? — переспросил Шалтай, медленно поднимаясь на ноги. — Ты уверен?
— А вы говорили со словомагистром Либрисом? — спросила я. — Уж он-то точно существует.
— Он не стал разговаривать с нами, — сказал Шалтай-Болтай, вытирая лицо огромным носовым платком. — Устная традиция не подпадает под юрисдикцию СуперСлова™, так что мы в его глазах ничего не значим. Если мы не выбьем себе хоть какие-то права до того, как новая система вступит в действие, то вообще ничего не получим!
— Либрис не захотел даже разговаривать с вами? — удивилась я.
— Он посылает нам письменные уведомления, — пропищала старшая из трех слепых бесхвостых мышек, держа в одной руке белую трость, а в другой — поводок золотистого ретривера. — Он пишет, что очень занят, но рассмотрит наши требования со всем вниманием.
— Что там происходит? — пропищала вторая мышка. — Это мисс Нонетот?
— Все это отписки, — сказал Гранди. — Если мы не получим ответа в кратчайшие сроки, детские стишки перестанут существовать как в устном, так и в печатном виде! С полуночи мы объявляем сорокавосьмичасовую забастовку. Когда родители не смогут припомнить стишков, уж точно пойдут клочки по закоулочкам, поверьте мне!
— Мне очень жаль, — снова начала я, — но у меня нет никакого влияния, я ничего не могу сделать…
— Но вы хотя бы передадите это агенту Либрису?
Шалтай-Болтай протянул мне список требований, аккуратно написанный на стандартном листе писчей бумаги. Толпа внезапно смолкла. Море внимательных глаз уставилось на меня.
— Я ничего не обещаю, — сказала я, беря листок бумаги, — но если увижу Либриса, передам это ему. Ладно?
— Большое вам спасибо, — сказал Шалтай. — Хоть кто-то из беллетриции нас выслушает!
Я отвернулась и услышала, как за спиной у меня Шалтай сказал Барабеку:
— Ну-с, по-моему, все идет неплохо. Что скажешь?
Я быстро поднялась по парадной лестнице Норленд-парка, где меня встретил тот же жабообразный лакей, что и в первый мой визит сюда. Я миновала вестибюль и вступила в бальный зал. Мисс Хэвишем сидела за своим столом, рядом Острей Ньюхен разговаривал с кем-то по комментофону. Тут же стоял Брэдшоу, который, вопреки своему обещанию, вовсе не ушел на покой. Он вместе с очень мрачным Глашатаем заполнял какой-то бланк. В помещении кроме них присутствовал только Харрис Твид, изучавший чей-то отчет. Когда я вошла, он поднял взгляд, но ничего не сказал и снова углубился в чтение. Мисс Хэвишем рассматривала фотографии.
— Черт! — выругалась моя наставница, швыряя один из снимков через плечо и принимаясь за следующий. — Безнадега, — пробормотала она. — Курам на смех!
— Перкинс? — спросила я, садясь рядом.
— Да нет, кадры с камеры контроля скорости после проявки, — ответила она, протягивая их мне. — Я думала, что разгонюсь до ста шестидесяти, но посмотри только — чушь полнейшая!
Я посмотрела. Электроника засекла «хайэм спешиал», но показала максимальную скорость всего сто пятьдесят две целых семьдесят шесть сотых мили в час. Что еще хуже, согласно данным радара, мистер Жаб несся со скоростью сто восемьдесят! И даже приподнял шляпу, проезжая мимо камеры!
— Я ведь на М4 до ста семидесяти разогналась, — печально сказала она. — Беда в том, что мне требуется больший разгон — или полоса мокрого песка. Ладно, тут уж ничем не поможешь. Машину я продала. Придется идти на поклон к мистеру Малкольму, если хочу еще раз попытаться побить Жаба.
— Норленд-парк — Перкинсу, — повторял Острей в комментофон. — Ответь, пожалуйста. Отбой.
Я посмотрела на Хэвишем.
— Не отвечает почти шесть часов, — сказала она. — Матиас тоже молчит. Один раз напоролись на йеху, но это все равно что говорить с миссис Беннет.[60] Что это у тебя?
— Список требований от персонажей детских стишков, что митингуют снаружи, — сказала я.
— Быдло, — фыркнула Хэвишем. — Все они вполне заменимы. Сложно, что ли, появиться в паре строф? Если не успокоятся, их заменят штрейкбрехерами из генератов Кладезя. Такое уже бывало, когда в тридцать втором забастовал Объединенный профсоюз привратников. Так ничему и не научились.
— Они только выходных хотят…
— Мне наплевать на хотения устников, мисс Нонетот, — сказала мисс Хэвишем так резко, что я аж подскочила.
— Вы хорошо отбили атаку кэтринистов, — сказал, подходя к нам, Твид. — Я говорил с Плюмом из литтехников. Он собирается расширить комментофонную сеть, чтобы охватить «Грозовой перевал». Больше у нас не должно быть трудностей с мобильной связью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});