Кап-кап…
Еле сообразила, что это стекает в ров вода с мокрого купальника.
На бархатцы, прожужжав мимо моего уха, опустилась пчела. И тут в небе так загудело, точно целый рой пчел слетелся к Годсенду со всего света. Подскочив, я увидела приближающийся самолет и сразу бросилась к лестнице прятаться — только голову выставила. Самолет пролетел над замком низко-низко.
Глупо, конечно, но я почему-то представила себя средневековой леди де Годис, наблюдающей из глубины времен за парящим в небе человеком (вероятно, с надеждой, что это возлюбленный, который намерен ее завоевать). Затем средневековая леди на ощупь сошла вниз по лестнице и облачилась в платье-рубашку.
Едва я застегнула последнюю пуговицу, во дворе закричал почтальон:
— Есть кто дома?!
Посылка!
Мне!
Роуз все-таки вернулась за духами «Летнее солнцестояние». Я думала, она забыла.
Подарок был чудесен! Под внешней оберткой обнаружилась вторая — белая, с яркими цветами, а под ней — синяя, бархатистая на ощупь, коробочка. В стеклянном флаконе, украшенном гравировкой (луна и звезды), плескались бледно-зеленые духи. Пробку опоясывал блестящий шнурок, закрепленный серебряными печатями. До смерти хотелось немедленно их опробовать! Сдержалась. Решила отложить до начала обряда и весь день предвкушать удовольствие.
Я поставила флакон на туалетный столик, на половину Роуз, и мысленно послала ей благодарность. Написать я собиралась сразу после «игрищ на насыпи у башни Вильмотт», как она выразилась. Хотела сообщить, что надушилась ее подарком перед ритуалом.
И почему я не написала сразу? Что ей теперь сказать?..
Я проголодалась, но готовить стало лень; устроила роскошный обед из тушеной фасоли. Какое блаженство, мы снова можем позволить себе консервы! Еще я съела бутерброд с маслом, салат, холодный рисовый пудинг, два кусочка кекса (настоящего, магазинного!), а запила все молоком. Эл с Абом сидели на столе. Угощение перепало и им. Хотя я их прежде покормила, оба бросились к банке с фасолью. Впрочем, они редко что оставляют без внимания — Элоиза не отказывалась даже от соленых листьев салата (когда мы голодали, бедняжка стала практически вегетарианкой). Наевшись втроем по самое горло, мы дружно улеглись вздремнуть на кровать с пологом: Аб свернулся калачиком в ногах, Элоиза спиной привалилась мне на грудь — жарковато, конечно, зато компания.
Проспали несколько часов. Никогда так долго не спала в дневное время — почти до четырех! Даже стыдно… Элоиза радостно застучала хвостом по матрацу, словно я вернулась после отлучки. Абеляр смерил нас странным взглядом, будто обеих видел впервые в жизни, затем спрыгнул с кровати и, немного поточив когти о единственную ногу мисс Блоссом, сбежал вниз по лестнице. Спустя несколько минут я выглянула во двор: кот сидел на стене и, воздев лапу к небу, старательно умывался. Мне, кстати, тоже следовало вымыть голову…
Вскоре настало время собирать цветы.
Цветы для обряда требовались полевые. Не помню почему: то ли по традиции, то ли сами с Роуз так придумали. Гирлянды из мальвы, смолевки и колокольчиков мы набрасывали на шеи, наперстянку несли в руках, а шиповником украшали волосы. Даже когда сестра перестала принимать участие в праздновании, все равно иногда выходила собирать цветы.
Бродя по лугу, я мысленно разговаривала с Роуз, слышала ее ответы… и вдруг страшно по ней затосковала! Тогда я решила побеседовать с Элоизой. Мы неторопливо прогулялись по аллее, полям; иногда я давала корзину с цветами собаке, и та несла ее в зубах, гордо виляя всей задней половиной туловища. Правда, совсем недолго.
В лиственничнике — о радость! — цвело еще много колокольчиков. Обожаю смотреть, как Элоиза нюхает их длинным белым кожистым носиком. И почему люди считают бультерьеров уродливыми? Эл красива, изящна, хотя за последние сытные недели и набрала чуть лишнего веса.
Я щедро напоила цветы водой; без воды полевые цветы быстро гибнут, поэтому плести гирлянды лучше после семи часов вечера.
Еще раньше я запаслась хворостом для костра (тяжелые поленья заранее приносит Стивен) и сложила в корзинку; с плетением гирлянд покончила к восьми. На голубеющем небе тускло светилась бледная луна. Переодевшись в зеленое льняное платье, я накинула гирлянды на шею, вставила в волосы шиповник и наконец, в последнюю минуту, открыла духи.
Глубокий вдох — и я вновь очутилась в шикарном магазине, где хранились меха. Ах, какой восхитительный был аромат! Однако ничего общего с запахом колокольчиков он не имел. Странно! Я немного помахала носовым платком и на секунду вроде бы почувствовала колокольчики, но в целом… В целом пахло таинственной, неуловимой сладостью — роскошью и Лондоном. Духи полностью забили слабый аромат полевых цветов. И я решила не душиться — не хотелось портить чудный запах нагретой солнцем травы у башни Вильмотт. Понюхав духи еще раз, я сбежала в кухню за корзинкой и хворостом и отправилась на насыпь. Элоиза, к счастью, за мной не увязалась — вечно она норовит попробовать обрядовый кекс.
На вершине насыпи было спокойно, безветренно. Солнце село.
Обычно ритуал у меня начинается с наблюдения за угасающим светилом, но нюханье духов отняло больше времени, чем я думала. Водянисто-желтое небо за башней Вильмотт пересекала яркая, волшебно красивая, зеленая полоса — правда, недолго: когда я добралась до камней, очерчивающих место разведения костра, она уже растаяла. Я выждала, пока померкнет желтый свет, и развернулась к низко висящей над полем луне. Темная синь неба стала глубже; лунный диск, утратив бледность, напоминал сияющий снежный шар. Мягкая, густая тишина буквально спеленывала по рукам и ногам… Из оцепенения меня вывел бой часов на церкви, отсчитывающих девять ударов.
Я бросила в каменный круг хворост, добавила небольшие поленья, а над ними сложила вигвамом приготовленные Стивеном длинные ветки. Затем ушла в башню высекать огонь для розжига костра.
На самом деле добывать огонь нужно трением дерева о дерево; перед первым обрядом мы с Роуз провозились целый час, но не высекли даже искры. В конце концов, решили зажигать спичками в башне тонкую свечу — чем не язычество? Сестра несла ее к вороху дров, а я шла следом, помахивая наперстянками. В сиянии крошечного огонька сумерки казались еще гуще и синее; это неизменно приводило нас в восторг: тут, полагали мы, и начиналось колдовство. Главное — не дать огню угаснуть при спуске с лестницы и переходе через насыпь. В ветреную погоду мы прикрывали его стеклом от лампы.
Прошлой ночью стояла такая тишь, что не пришлось загораживать огонек даже ладонью.
Я окинула прощальным взглядом безмолвные поля: когда вспыхивает пламя, они сливаются с темнотой. А жаль!.. И подожгла ветки. Дерево занялось быстро. Обожаю разгорающийся костер: хруст, треск, робкие, дрожащие язычки пламени, первая струйка дыма!
Поленья загораться не хотели, пришлось наклониться к земле, чтобы раздуть огонь. Пламя резко взметнулось ввысь, охватив «вигвам» из длинных ветвей. Снежная луна глядела на меня словно из огненной клетки. Вскоре ее заволокло дымом — наконец-то занялись поленья. Я отсела подальше и залюбовалась огромным сияющим костром. Все мои мысли будто утянуло в огонь, и теперь они полыхали в ярко озаренном каменном кольце. Ночь наполнилась шипением, треском, гулом!
И вдруг из глубины сгинувшего в сумраке мира кто-то позвал меня по имени.
— Кассандра!
Откуда же голос? От аллеи?.. От замка?.. И кто это вообще?
Я притихла. Отрешившись от шума костра, я ждала, не повторится ли зов. Кто же там? Женщина или мужчина? Попыталась вспомнить звук голоса, но в ушах стоял лишь треск горящих веток. Может, почудилось?
Тут заливисто разлаялась собака. Видимо, действительно кто-то пришел.
Я немного сбежала по склону вниз. Поначалу в глазах плясали языки огня, и ничего не было видно. Мало-помалу чернота превратилась в бледный вечерний свет; ни на аллее, ни во дворе никого рассмотреть не удалось — надо рвом поднимался густой туман.
Элоиза лаяла столь яростно, что я решила спуститься. А собака вдруг смолкла. Сквозь туман опять донесся протяжный зов:
— Касса-а-андра-а-а!
Ясно: голос мужской. Но чей? Это не отец, не Томас и не Стивен. Таким голосом меня никогда не звали.
— Я здесь! — откликнулась я. — Кто там?!
На окутанном туманом мосту послышались шаги. Вперед вырвалась довольная Элоиза.
«Ну конечно! Нейл!» — пронеслось у меня в голове. Я бросилась навстречу. И отчетливо увидела: не Нейл.
Саймон.
Удивительно теперь вспоминать, но я ничуть ему не обрадовалась! Мне так хотелось, чтобы на его месте оказался Нейл… если уж кому-то суждено было явиться, когда я приступила к ритуалу. Тут любой счел бы взрослую девушку «сознательно наивной».
Мы пожали руки; я собиралась быстро проводить его в дом, но он вдруг поднял глаза на костер и воскликнул:
