— До первой крови? — не без трепета спросил Ивор.
— До первой крови, — серьезно ответил старик.
Ивору завязали глаза, и схватка началась. Это было удивительное зрелище. Создавалось впечатление, что на площадке происходил не опасный поединок, а танец. Ивор и старик, который неожиданно приобрел грацию юной девушки, двигались очень медленно, по замысловатой траектории, то и дело меняя расположение мечей. Казалось, что сражаются их невидимые двойники и на каждое намерение нанести удар следует защитное действие. Восхищенные ученики, которые впервые видели поединок «до первой крови», следили за ним, затаив дыхание. Они знали, что одно неверное движение, и все может закончиться трагически. Чтобы этого не случилось, нужно быть поистине великим мастером.
Но вот Сувор неожиданно взорвался целой серией молниеносных ударов. Видно было, что он не сдерживает руку, а иначе Ивор мгновенно заподозрил бы обман. Мечи мелькали с такой скоростью, что в глазах рябило. Ивор пока не делал попыток нападать, только защищался, притом очень точно, будто был зрячим. Огромным напряжением воли он вверг себя в состояние «третьего» глаза, и перед его внутренним взором на черном фоне появилась светлая призрачная фигура Учителя. Ивор видел все его движения, но с некоторым опережением по времени. Он предвосхищал атаку и подставлял меч под удар за миг до того, как он должен был на него обрушиться.
Все закончилось очень быстро. В какой-то момент Ивор еще больше ускорил ритм движений и начал сам атаковать, а затем поймал учителя на замахе и острием клинка коснулся его предплечья. Несмотря на то, что это было лишь касание, белая рубаха Сувора в том месте мгновенно окрасилась в красный цвет. Но и сам Ивор не уберегся от ранения — точно такую же отметину сделал ему и Учитель.
— Мой мальчик, ты по-прежнему хорош, — сказал Сувор и они обнялись под громкие восхищенные крики учеников. — Вот только зачем мне поддался? — шепнул он на ухо Ивору. — Ты ведь опережал меня, я это видел.
— Тебе показалось, деда…
— Ой, врешь, негодник! Поди, специально приблизился ко мне на расстояние удара, чтобы не уронить мой авторитет в глазах учеников. Все, все, умолкаю. Будем считать, что у нас ничья. Пойдем, полечим раны…
Сувор приказал своим воспитанникам продолжать занятия, и они вдвоем с Ивором направились в святую святых старика — помещение, чем-то напоминающее веранду. Оно было очень простым по исполнению — несколько столбов, крыша из камыша, а стены представляли собой обычный тын, плетенный из ивовых прутьев; такой же была и дверь. Но внутри было очень уютно: пол из строганых и полированных досок был натерт пчелиным воском и отсвечивал янтарем, на стенах высели пучки сухих целебных трав и цветочные венки, один конец помещения занимало ложе, укрытое звериными шкурами, а в противоположном конце мрачно глядел на мир идол особо почитаемого Сувором бога Ригла, повелителя диких, необузданных сил природы и свирепых бурь.
Посредине помещения стоял низенький круглый столик для трапез. Его отличительной особенностью была вмонтированная по центру жаровня, обложенная диким камнем, в которой постоянно тлели угли. Это было очень удобно: и отвар целебных трав можно приготовить, и мясо испечь, и согреться, когда наступали холода. Возле столика лежали три подушки — чтобы удобней было сидеть.
Начиная с весны и до первых сильных морозов, Сувор дневал и ночевал в своем «летнем» домике. В нем всегда был свежий воздух, приятно пахло сеном и цветами, а поутру его будили птички, которым он сделал кормушку, прикрепив ее прямо к стене своего жилища.
Первым делом Сувор полез в сундук, где он хранил всякую всячину, и достал оттуда туесок с целебной мазью, приготовленной на основе барсучьего жира. Она была очень сложна по составу, но смазанные ею раны заживали очень быстро. Состав мази каждый «скиталец» знал наизусть и мог приготовить ее самостоятельно. Кроме того, лазутчиков учили пользоваться и разнообразными ядами, которые добавлялись в еду и питье или смазывали ими стрелы, клинки ножей и мечей.
Немного поколдовав над ранкой юноши и позволив ему проделать такие же манипуляции со своей царапиной, Сувор сказал:
— Присаживайся. Угостимся добрым вином. Возможно, в последний раз… — И, заметив протестующий жест юноши, продолжил: — Дитя мое, к нам скоро придет большая война. Ты попадешь в самое горнило — кто бы в этом сомневался. Но ты преодолеешь все опасности и вернешься домой, в этом у меня нет ни сомнений, ни плохих предчувствий, а вот я… Сон мне приснился, Ивор. Я знаю, что он вещий. Зовет меня в свои чертоги сам Кем Ур. Значит, пора…
Ивор потупился и промолчал, лишь почувствовал, как к горлу подступил тугой комок. Он любил старика, и ему казалось, что Сувор будет жить вечно. Увы, это далеко не так…
Они выпили без лишних слов. Вино было превосходным, машинально отметил Ивор, — греческий купец, доверенное лицо Жавра и ценный осведомитель, которому вождь племени разрешил вести торговлю с джанийцами беспошлинно, всегда привозил то, что ему заказывали, и без обмана. Уж ему-то было хорошо известно, что могут сделать с ним джанийцы, если он начнет лгать или попытается всучить никчемный товар…
Ивор ушел из «школы» с тяжелым сердцем. Не будь Гаара, терпеливо ожидавшего юношу возле калитки, он, наверное, пустил бы слезу, хотя это и не по-мужски. Ему было известно, что старики джанийцев всегда знали свой последний час и уходили в иной мир тихо, умиротворенно и в окружении многочисленной родни. Были среди них и тяжело больные, но они старались долго не обременять своим недугом близких и просто останавливали сердце. Умение владеть своим организмом пришло из седой древности, и жрецы обучали этому всех желающих.
Проходя мимо дома, где «скитальцы» учились грамоте и языкам, он приостановился, словно намеревался войти внутрь, но потом махнул рукой и пошел дальше. Там не было никого из знакомых или почитаемых Ивором людей. Малышня не в счет, а учителей-чужеземцев он не знал, так как они менялись каждые четыре года — джанийцы отпускали их в родные края, зная из опыта «скитальцев», что тоска по дому после этого срока становится просто невыносимой.
Правда, был один учитель-перс, с которым Ивор повстречался бы с большим удовольствием, но после слов Сувора, что того ждет Кем Ур, юноше не хотелось видеть кого-либо. С этим персом вышла удивительная история. Его, как и всех остальных учителей, умыкнули, но когда он понял, что ему предстоит, то упал на колени перед старейшинами джанийцев и начал благодарить их за чудесное спасение.
Оказалось, что он известный персидский логограф, который попал в опалу, обычно заканчивавшуюся на плахе. Этот бедолага усомнился в божественном происхождении царя Дария (имея на это все основания), но повелителю персов столь вызывающее поведение пусть и выдающегося логографа, о котором знали даже в самой Элладе, показалось оскорблением его царского достоинства, и он взъярился. От ареста логографа спасли друзья, посоветовав немедленно покинуть Экбатану, где он жил. Вечером логограф сел на своего любимого скакуна и мчался до границы Персии всю ночь. Там его и сцапал отряд джанийцев.
