Пришлось решать и женский вопрос – при всего-то одной Ким.
[1] Просто к слову: «Джона» – не женский вариант имени «Джон», а абсолютно иное имя. Джон – John, Джона – Jonah.
Глава 29
- Значит, математика простая, - сказал я Шрайверу на внутреннем совете, - нас пятьдесят три человека, из которых сразу вычитаем тебя и Маргарет, поскольку вы есть друг у друга, а также меня и Ильзу. Остается сорок девять мужчин, которых Ким придется обслужить в кратчайший срок, потому как бойцов надо вознаградить и стимулировать. Я так думаю, по двенадцать человек за четыре дня, в один из них будет тринадцать, наверное, в первый. Тебе видней, кто больше заслужил, того в начало списка, наименее отличившиеся в конце.
- Она будет в шоке, - хмыкнула Ильза.
- Тебя это волнует?
Ильза покачала головой, а Шрайвер сказал:
- Меня больше волнует ее товарное состояние, скажем так. До новых девочек сколько времени?
- Два-три месяца, если зачистим Остров за неделю. Сугубо в силу юридических процедур. Ким придется потерпеть четыре жестких дня, потом будет отдых. Если на то пошло, то в концлагерях была норма – восемь мужчин в день…
- А в концлагерях даже бордели были? – удивился Шрайвер.
- Да, для наиболее лояльных заключенных, сотрудничавших с комендатурой. Восемь мужчин в день, каждый день, на протяжении многих месяцев. И характерно, что почти все лагерные проститутки дожили до освобождения. Ким придется вместо курортных двух-трех перепихонов в день просто четыре дня выполнять полторы лагерные нормы. Не помрет. Парням скажешь быть аккуратнее. А самой Ким – что если будет возражать, то просто привяжем в разложенном положении и пропустим всех за день, а потом пристрелим, если еще не околеет к тому моменту. В конце концов, она живет в полной безопасности на всем готовом, в то время как другие гибнут, не имеет почти никаких обязанностей, не ходит за контейнерами – ну курорт, как он есть. Теперь будет жить почти что в крепости, ни разу не выстрелив и свиста пули над ухом не услыхав – пусть отрабатывает, придется разок пожестить. Нам в любом случае надо поощрить людей, а сама Ким очень скоро уже не будет незаменимой.
- Резонно.
- И вот еще что… ей будет полезно знать, что среди новых девок будут получше ее, так что теперь у нее уже не получится, как раньше, двух-трех мужиков обслужить и дальше бей баклуши. Пусть начинает заниматься фитнесом, гимнастикой там, все такое.
- Ладно, - кивнул Блекджек. – Только это… Серьезно, Профессор, где ты возьмешь шикарных девок, готовых приехать на Остров в вечную ссылку, где у них не будет права даже на жизнь, которое все-таки есть у пожизненно осужденных? Смертницы – много ты видел красивых женщин, осужденных на смерть? Даже во всем мире за последние пятьдесят лет? Я уже всю голову сломал, но не понимаю, как ты собираешься превратить Остров в курорт…
Я усмехнулся:
- Ну давай подумаем вместе. Когда мы станем хозяевами Острова – вопрос жизни и смерти будет в твоих руках. Без твоего разрешения никто никого не убьет. Это значит – мы можем гарантировать прибывающим жизнь. Если ты сохраняешь за собой монополию на насилие или санкцию оного – можешь гарантировать отсутствие также и полного произвола, жестокости и так далее. Второе. В тюрьме, особенно строгого режима – бетонные стены, камера три на три и телевизор, да и то в лучшем случае. Здесь, в рот мне ноги, тропики, Джейсон! Море и пляж. В тюрьме – никакого секса. Тут – куча страстных мужиков, притом крутых, которые Остров отвоевали у всех остальных. Сильнейшие самцы, понимаешь? С точки зрения женщины, которой светит пожизненное, вопрос «лететь или не лететь?» даже не поднимается, у Острова есть свои минусы, но альтернативы намного хуже. Некоторые соглашаются лететь сюда даже при нынешнем смертельно опасном положении вещей – ну, просто чтобы оттянуть неизбежное, и Ким, кстати, нефигово так оттянула, да так, что и конца не видно. А когда мы сделаем наши владения безопасными для тех, кого мы хотим тут видеть, от желающих не будет отбоя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Да, это я понимаю, все довольно очевидно. Вопрос только в том, что мы хотим тут видеть красивых женщин, а их в тюрьмах строгого режима очень мало.
Я начал улыбаться шире:
- Когда Остров станет таким, как я описал, в тюрьмах строгого режима станет валом привлекательных женщин. Понимаешь, Джейсон, иногда нет разницы, дали тебе пожизненное или только пятнадцать лет. Вот представь себе, что ты классная деваха, двадцать пять лет тебе от роду, все внешние данные, мужики на улице оборачиваются, все такое. За какую-то фигню, относительно, конечно, тебе дают пятнашку. Это значит, что ты выйдешь в сорок. Вся молодость – в тюрьме и без секса. Жизнь сломана. Или вот буквально за неделю до моего ареста был суд… Учительница, двадцать семь лет. Лицо не модельное, но сиськи и зад шикарные. Осуждена за трах с несовершеннолетним учеником… на тридцать шесть лет.
- Охренеть, - фыркнул Джейсон, - вот бы мне такую училку в школе…
- Угу. Ей сидеть до шестидесяти с гаком. И таких много, смазливых телок, совершивших ошибку, порой незначительную по сравнению с тем, что сделал ты или даже я, и сидящих десять, пятнадцать, тридцать лет. Что их ждет на Острове? Солнце, море, пляж и много секса с крутыми самцами. С реально крутыми, доказавшими крутость в боях, победившие в естественном отборе. Это огромные плюсы. Вообще-то женщины обычно хотят одного, самого крутого, тут придется спать со многими, это вообще минус, хотя некоторым даже плюс. Из серьезных минусов – ну, не все наши парни хороши собой, выбирать не дадут. Еще стерилизация – но это шило на мыло, в тюрьме женщин не стерилизуют, но семью там все равно не завести.
- Правда, что ли?! – выпучил глаза Джейсон.
- Ты не знал?
- Черт… Вообще-то, это было очевидно, но… Даже не приходило в голову такое. - Он повернул лицо к Ильзе: - и… с тобой тоже так поступили?
Ильза кивнула.
- Суки… Вот же мразота…
Я вздохнул.
- Нет, Джейсон, «они» все сделали правильно. Это единственный возможный вариант. Понимаешь, каждый человек по праву рождения и принадлежности к виду «хомо сапиенс» имеет определенные права, которые у него нельзя отнять. Включая право на жизнь, на которое мы с тобой наплевали. Ты убил сотни людей во время одного только теракта в Диснейленде. Я – всего лишь свою девушку, но не потому, что она заслуживала этого, а потому что я заплатил ее жизнью за билет на Остров. Видишь ли, это мы с тобой – мразота. Нет-нет, только давай без своей террористической идеологии, лады? Я ведь тоже могу привести кучу доводов, почему мой поступок был правильным... Да, мы оба считаем, что поступили как надо. Как должны были. И именно это делает нас монстрами. Мы оба отказались от того, что было наше по праву рождения. От человечности. И у гипотетического ребенка, родившегося на острове, тоже есть права. В том числе право не просто на жизнь как таковую, а на жизнь среди людей. Которыми мы с тобой, погляди правде в глаза, уже не являемся. А раз права ребенка на Острове не могут быть обеспечены – более гуманно просто не допустить его рождения. Увы.
Джейсон ничего не ответил, а Ильза несколько раз хлопнула в ладоши:
- Браво, Профессор. Речь отличная, проникновенная, вот только… ну как бы это помягче… Фальшью отдает. Ну, знаешь, как та байка про крокодильи слезы.
Я развел руками:
- Зверь самый лютый жалости не чужд. Я – чужд, так значит, я не зверь. Это из Шекспира. Если тебе вдруг показалось, что я лью крокодильи слезы – нет, ничего подобного. Я просто из любви к истине, точности и адекватности разъясняю, почему все такое, какое есть, почему другие поступают, как поступают и почему мы делаем то, что мы делаем. Я не обманываю себя, я знаю, кто и что я есть, и не сожалею об этом. Мы все – чудовища, созданные этим жестоким, уродливым миром, не наша вина, что мы такие.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Макс, сидящий в углу, печально вздохнул и криво ухмыльнулся.
- Слыхал я, что придумать оправдание самому себе – самая легкая штука на свете, а уж гению вроде тебя это и вовсе плевая задачка…
