Желая уничтожить эту цистерну, он придумал следующее. Вооружив все войско и поставив его кругом всех стен как бы для сражения, он дал повод врагам думать, что он собирается со всех сторон тотчас же начать штурм укреплений. Поэтому, испуганные его нападением, готы, не двигаясь, стояли у своих бойниц наверху стены, чтобы отсюда отразить неприятеля. В это же время Велизарий, выбрав пять исавров, опытных в сооружении каменных строений, с топорами и другими орудиями, пригодными для разбивания камня, прикрыв их большим количеством щитов, повел к цистерне и велел им возможно скорее испортить и разрушить стены цистерны. Варвары до тех пор все еще думали, что эти люди идут против их стены, и держались спокойно, с тем чтобы, когда они подойдут ближе, легко поразить их; меньше всего им могло прийти на ум то, что собирался делать Велизарий. Когда же они увидали, что исавры вошли в цистерну, они стали бросать в них камни и копья. Тут все римляне стали отступать бегом, одни только пятеро исавров, оказавшись в безопасности, приступили к делу. Еще древними жителями здесь над водой ради тени была сделана арка. Оказавшись под ней, исавры могли совершенно не обращать внимания на врагов, хоть бы они бросали сюда тучу стрел и копий. Тогда готы, уже не будучи в состоянии дольше оставаться за стенами, открыв маленькие ворота с одной стороны, с большим воодушевлением и шумом бросились на исавров. Со своей стороны и римляне, возбуждаемые Велизарием, с величайшим упорством стали им сопротивляться. Произошел в течение долгого времени сильный бой; теснили то одни, то другие, и с обеих сторон было много убитых [197]. Римлян пало больше, так как благодаря тому, что варвары защищались с более высокого места, немногие имели возможность одолевать многих, и при наступлении они имели явное преимущество; поэтому они убили большее число, чем сами потеряли. Однако римляне ни в коем случае не хотели уступать; им было стыдно, так как тут присутствовал сам Велизарий и громким голосом подбодрял их. В это время стрела со стороны врагов с сильным свистом была направлена прямо в живот Велизария, пущенная оттуда или случайно, или с определенной целью. Ее Велизарий совсем не видел; он не мог ни защититься от нее, ни отстраниться. Но его телохранитель по имени Унигаст, стоявший около него, заметил ее, когда она была уже близко от живота Велизария и, подставив правую руку, спас военачальника от неминуемой смерти, сам же, пораженный стрелою, страдая от нестерпимой боли, тотчас же удалился из боя. Впоследствии он уже не мог владеть этой рукой, так как мускулы на ней были перерезаны. Битва, начавшаяся рано утром, продолжалась до полудня. И семь армянских воинов, стоявших под начальством Нарзеса и Аратия, проявили подвиги, достойные их доблести, взбегая вверх по этой крутой дороге так же легко, как по ровному месту, и убивая тех из врагов, которые им выступали навстречу, пока они, оттеснив стоявших там варваров, не обратили их в бегство. Тогда и остальные римляне, видя, что варвары уже сдают, стали их преследовать; было уже ясно, что враги бегут; они вновь укрылись в своих стенах. Римляне думали, что цистерна уже испорчена и все дело исаврами окончено, на самом же деле исаврам совершенно не удалось вынуть оттуда даже маленького камня. Древние строители прилагали к своему делу все совершенство своего искусства и техники, и это сооружение создали так, что оно не уступало ни времени, ни зловредным планам людей. Когда исавры увидали, что римляне овладели положением, они, ничего не сделав, вышли из цистерны и ушли в лагерь. Поэтому Велизарий велел воинам набросать в воду трупы животных и растения, растущие на верную гибель [198] людей, и вечно горящий камень (древние называли его известью, теперь же принято его называть асбестом – «нерушимым») и тем самым его тут потушить. Они точно выполнили его приказание, варвары же стали пользоваться водою из колодца, находившегося внутри укреплений, очень бедного влагой и дававшего им в это время питья меньше, чем было необходимо им по потребности. В дальнейшем Велизарий не старался взять это место ни открытой силой, ни придумать какую-нибудь хитрость с водой или с чем-либо другим, но имел надежду одолеть их одним голодом. И потому он особенно усилил наблюдение за охраной. Готы же, все еще мечтая о приходе войска из Равенны, продолжали спокойно сидеть, несмотря на крайнюю нужду в продовольствии.
Те, которые были осаждены в Фезуле, были уже до крайности измучены голодом; не будучи уже в состоянии переносить это бедствие и потеряв надежду на помощь из Равенны, они решили сдаться врагам. Они вступили в переговоры с Киприаном и Гостином и, получив обещание личной неприкосновенности, добровольно сдались сами и сдали укрепление. Оставив в Фезуле достаточный гарнизон, ведя пленных вместе с римским войском, Киприан пошел к Ауксиме. Показывая не раз находившимся в Ауксиме варварам их вождей, он настаивал, чтобы они перестали предаваться безумию и откинули несбыточные надежды на помощь из Равенны, пользы им от этого не будет никакой, но, еще больше изнурив себя всяким мучением, они в конце концов должны будут подчиниться той же участи, как и бывшие в Фезуле. Неоднократно обсудив такое положение, так как больше выдерживать голода они не могли, они приняли его предложение и согласились сдать город на условиях, чтобы, оставшись лично неприкосновенными, они могли уйти в Равенну со всем своим имуществом. Но Велизарий колебался согласиться на это в данных условиях; он полагал для себя невыгодным, чтобы такое количество выдающихся по доблести воинов соединилось с теми, кто был в Равенне. Но он меньше всего хотел упустить благоприятный [199] момент для того, чтобы идти на Равенну и Витигиса при таком шатком для них и благоприятном для римлян положении дел. Его беспокоили также франки: казалось очень вероятным, что они вскоре придут на помощь готам. Очень заботясь ;о том, чтобы предупредить их появление, он тем не менее, не взяв Ауксима, снять осаду не мог. И воины не позволяли ему разрешить варварам сохранить свои деньги; показывая ему на многие свои раны, которые они получили здесь от них, и перечисляя все труды, которые выпали им на долю при этой осаде, они настойчиво заявляли, что имущество побежденных является их добычей и наградой за победу. Наконец, римляне, побуждаемые остротою положения, и готы под гнетом голода сговорились друг с другом на том условии, чтобы римляне разделили между собою половину их денег, вторую же половину готы удержали при себе и стали подданными императора. Таким образом, и те и другие обменялись твердыми обещаниями верности, начальники римлян – что договор будет ненарушимым, а готы – что они ничего не скроют из денег. И вот таким-то образом они поделили все деньги, римляне заняли Ауксим, а варвары присоединились к императорскому войску.
28. Когда Велизарий взял Ауксим, он решил быстро осадить Равенну и повел туда все войско. Послав вперед Магна с большим войском по направлению к Равенне, он велел ему все время идти берегом реки По и наблюдать, чтобы в дальнейшем оттуда готам не подвозилось продовольствия. Со своей стороны, Виталий, прибыв со своим войском из Далмации, охранял другой берег реки. Здесь им представился благоприятный случай: судьба явно хотела показать, что она произнесла свой суд относительно тех и других. Раньше этого готы собрали по Лигурии большое количество барж и спустили их на реке По; наполнив их хлебом и другим продовольствием, они думали плыть к Равенне. Но в это время вода в реке так обмелела, что плыть туда оказалось совершенно невозможным до тех пор, пока явившиеся римляне не захватили этих барж со всем грузом. Немного спустя уровень воды в реке поднялся [200] до нормальной высоты, и в дальнейшем река стала судоходной. Насколько мы слыхали, этого с ней никогда не случалось. И вот уже теперь варвары стали терпеть недостаток в продовольствии. Они не имели возможности получать что-либо через Ионийский залив, так как враги везде господствовали на море; теперь они были отрезаны и от реки. Узнав о том, что делается, и желая подчинить Италию своей власти, короли франков отправляют к Витигису послов, которые должны были предложить ему союз на условии совместного обладания этой страной. Когда об этом услыхал Велизарий, он и сам отправил послов с тем, чтобы они выступили против франков. В их числе был и Феодосии, начальник его дома.
Первыми перед Витигисом выступили послы германцев и сказали следующее: «Нас послали правители франков, огорченные тем, что вы, как они слыхали, осаждаетесь Велизарием, и они со всей силой готовы немедленно отомстить за вас в силу союзнического договора. Мы полагаем, что уже перешло через Альпы войско, состоящее не меньше чем из пятисот тысяч смелых бойцов; мы с гордостью заявляем, что при первом же столкновении они своими секирами закидают все войско римлян. Вам же нужно считать, что они явились не с целью сделать вас рабами, но из расположения к готам, поставленным войною в тяжелое положение. Если вы возьметесь за оружие вместе с нами, то у римлян не останется никакой надежды, вступив в бой, выдержать натиск обоих войск, но без всякого труда с этого момента все преимущества войны будут в наших руках и в нашей власти. Если же готы соединят свои силы с римлянами, то и в этом случае они не будут в состоянии сопротивляться франкам (война будет далеко не с равными силами), но вам придется погибнуть вместе с самыми враждебными к вам людьми. Идти на явную гибель, тогда как можно спастись и быть вне опасности, – явное безумие. Римский народ у всех варваров вызывает полное недоверие, будучи по природе своей им враждебным. Мы же предлагаем установить с вашего согласия общую власть над всей Италией и [201]I установить в этой стране такую форму правления, которая покажется наилучшей. Дело твое и готов выбрать то, что вам может принести пользу». Так сказали франки. Тогда выступили послы Велизария со следующей речью: «Что Императорскому войску ни в чем не может повредить многочисленность германцев, хотя они считают нужным этим пугать вас, кто станет об этом разглагольствовать перед вами, которым долгим опытом пришлось на себе испытать всю силу и тяжесть войны? А равно и то, что менее всего доблести свойственно уступать толпе людей как бы велика она ни была. Не будем говорить о том, что император, больше чем кто другой, может превзойти врагов численностью своего войска. Что же касается их верности, которую, как они хвалятся, они проявили по отношению ко всем варварам, то после турингов и бургундов они показали ее и на вас, своих союзниках, насколько она тверда со стороны этих людей. Мы бы охотно спросили франков: собираясь клясться, именем какого бога они сумеют утверждать, что дадут нам непоколебимое слово верности? Да вы и сами, конечно, знаете, с каким уважением отнеслись они к той клятве, которую они дали вам раньше! Они, получив от вас такое огромное количество денег, получив от вас за свой союз целую Галлию, не только не решились уединиться с вами и принять участие в малейшей опасности, грозившей вам, но столь беспричинно подняли оружие против вас, если только не исчезло из вашей памяти то, что случилось около По. К чему, перечисляя бывшее раньше, уличать франков в безбожных деяниях? Ведь нет ничего отвратительнее теперешнего их посольства. Как будто забыв о прежних соглашениях с вами, о договорах, исполнять которые они клялись, они теперь требуют, чтобы вы поделились с ними всем своим достоянием. Если они добьются этого от вас, то вам следует подумать, на чем же остановится их ненасытная жажда денег?».
