в которое ей, Хэлу и Оделии предстояло отправиться без Корбетта, и всё же эта тема неизбежно вытесняла все прочие.
– Я как-то раз ездила в Северные королевства, ещё в детстве, – сказала мать Корбетта. – Сейчас у нас здесь ночи прекрасные, небо тёмное, словно ночное серебро, а звёзды такие яркие, что, кажется, можно услышать, как они ведут нас по нашим путям. А вот там, на севере, небо окрашено такими цветами, какие увидишь только в сказке. Это явление называется «норхен». Ну, уверена, тебе-то, Хэл, оно не в диковинку. В небе, от самого горизонта поднимаются гигантские волны – зелёные, фиолетовые, розовые и синие; всё небо сияет и колышется, как будто разноцветные, полупрозрачные куски ткани привязали к юбкам танцовщицы, и та прыгает и кружится на путях Небесного Механизма. Папа взял с собой телескоп, чтобы смотреть на звёзды, но то зрелище оказалось намного прекраснее. Я чувствовала себя такой свободной, храброй и сильной, пока сидела на холодном ветру и смотрела, как небо танцует для меня. Жаль, что тебе не удастся это увидеть: тебе бы понравилось, – миссис Граббинс посмотрела на Корбетта, а тот кивнул и натянуто улыбнулся. – Ты унаследовал от дедушки любовь к звёздам, а также его чувство долга и верности. Он так радовался в тот день, когда ты получил свои звёзды и они предсказали, что ты будешь понимать природу Небесного Механизма лучше, чем кто бы то ни было; отец всегда приходил в восторг от таких вещей, и мне нравится думать, что у вас двоих в этом отношении общие звёзды. Наверное, ты не унаследовал мои звёзды, сулящие любовь к приключениям, но я понимаю, почему ты не хочешь ехать на север. – Она потянулась к Корбетту и поцеловала его в лоб, а он обнял мать.
У Пейсли сжалось сердце: сейчас она как никогда скучала по маме.
Той ночью девочка долго не могла заснуть, а когда наконец провалилась в забытьё, ей снилось, что она танцует на незримых путях Механизма и планета находится далеко внизу, у неё под ногами. От юбки Пейсли тянулась прозрачная ткань, постоянно меняющая цвет с зелёного на фиолетовый, с розового на синий.
Пейсли кружилась в танце, паря над путями, как вдруг развевающаяся у неё за спиной ткань за что-то зацепилась, вынудив девочку резко остановиться. Потом она почувствовала, что её тянет назад, и, оглянувшись, она увидела милое личико Тёмной драконицы – та крепко держала ткань и сильно тянула к себе. Пейсли рухнула в бездну – и проснулась как от толчка.
Было раннее утро, ещё даже не рассвело. Пейсли осторожно приподняла укрывавшее её крыло Оделии и, натянув носки и накинув на плечи одеяло, на цыпочках спустилась по лестнице.
Она прокралась мимо спящего на диване Хэла (кригар тихо похрапывал, его лицо было безмятежным, только шрам через его пустую глазницу портил всю картину). Пейсли прошла в гостиную. Огонь в камине почти погас, остался только серый пепел. Девочка поворошила золу, и вспыхнуло маленькое пламя. Пейсли сложила пирамидой несколько поленьев, и вскоре огонь разгорелся с новой силой, и очень быстро в комнате снова стало тепло. Пейсли села у камина, размышляя о предстоящем путешествии и о том, что, когда она найдёт Дэкса, они всё ещё будут в опасности; лишь уничтожив Тёмную драконицу и починив Небесный Механизм, они смогут вздохнуть спокойно.
Заполненный Завесой шрам на спине Пейсли вдруг начал зудеть и подёргиваться, а ещё через секунду она услышала на лестнице шаги и, подняв глаза, увидела Корбетта.
– Мне показалось… я слышал, как вы на цыпочках вышли из своей комнаты и спустились сюда, – сказал он.
Пейсли улыбнулась:
– Если бы это была не я, а Оделия, вы бы ничего не услышали.
– Верно. Волнуетесь из-за предстоящего путешествия по морю в Северные королевства?
– Да, а ещё о том, что ждёт меня там.
– С Дэксом всё будет хорошо. Хэл обещал, что его отец позаботится о вашем брате, и, хоть я никогда не думал, что скажу такое, я доверяю кригару.
– Знаю, – кивнула Пейсли. – Я тоже ему доверяю. И я не волнуюсь за Дэкса. То есть я, конечно, переживаю – он ведь один в незнакомом месте и наверняка очень напуган. Даже думать не хочу, что случится, если узнают о его драконьем прикосновении. Но гораздо больше я тревожусь из-за того, что если найду брата и заберу с собой, то подвергну его ещё бо́льшей опасности.
– Никому не дано увидеть свой путь наперёд, Пейсли. Вам нужно верить в свои звёзды, слушать своё сердце и поступать так, как подсказывает разум.
– Я просто хочу поступить правильно – не только ради Дэкса, но и ради моих родителей, а теперь… – Пейсли выпростала руку из-под одеяла. Золотые звёзды на её запястье сияли вокруг чёрной Королевской Звезды. – Теперь я чувствую, что должна поступить правильно ради всех, а я не знаю, как осчастливить сразу всех людей, потому что, честно говоря, я не хочу иметь эти звёзды. Они такие яркие, что я почти не вижу себя и больше не чувствую себя прежней. Это слишком тяжело, а я не хочу такой ответственности. – По щекам Пейсли потекли слёзы.
Корбетт придвинулся ближе, обнял её и привлёк к себе.
Пейсли внутренне напряглась.
– Мне страшно, – проговорила она.
– Мне знаком страх. Я никогда не был бесстрашным храбрецом вроде вас с Оделией. И знаете, бояться – это нормально. Нормально не иметь ответов на все вопросы, нормально совершать ошибки.
Пейсли кивнула и вытерла слёзы краешком одеяла.
– Не понимаю, почему Верховный Конструктор выбрал именно меня, – сказала она, качая головой.
Корбетт отстранился и посмотрел на неё:
– Правда? А я понимаю! Пейсли, вы самый добрый, самый храбрый и умный человек из всех, кого я знаю. Вы самоотверженная и сильная, а сердце у вас огромное, как дракон! Если кто и может остановить Тёмную драконицу, то это вы, Пейсли Фицуильям, вернувшаяся из-за Завесы. Девочка, которая носит в сумке яйцо Великого дракона. Девочка с Королевской Звездой на запястье. Девочка, которой на роду написано спасти всех нас.
Осознание того, что Корбетт искренне в неё верит, придало Пейсли сил и решимости. Она горячо пожала ему руку и поцеловала в щёку:
– Спасибо, Корбетт. Вы вернули мне надежду; я буду чувствовать себя намного спокойнее, зная, что вы здесь, со своей семьёй. Когда мы с Дэксом вернёмся, я расскажу вам обо всём, что случилось, и Дэкс будет меня перебивать, мы все будем смеяться, а Оделия – хмуриться, потому что они с Хэлом тоже будут с нами.
