должна прийти на вечеринку, иначе потом будешь жалеть?
– Конечно, нет! – возмущаюсь я. – Это еще одно ее вранье.
– Так я и думала! Но папа явно поверил ей! – Бин смотрит на меня в испуге. – Эффи, это действительно звездец. Он должен знать. Я ему расскажу.
– Не надо, Бин. – Я хватаю ее за руку. – Не надо. Ты делаешь все для меня. Ты всегда выступаешь посредником. И берешь на себя эмоциональный груз. А у тебя своих проблем хватает… – Я замолкаю. – На работе. Я сама разберусь.
– Мне нужно идти, – с неохотой говорит Гас, ставя бокал на ящик. – Но это было действительно круто.
– Нет, ты не можешь уйти! – восклицаю я. – Что мы будем делать с Кристой, с мебелью и со всем прочим?
– Хорошо, – говорит Гас. – Если кто увидит, как Криста с Лейси прут из дома люстру, пусть шлет другим эсэмэс, кодовое слово «стекляшка». Повторяю: «стекляшка». Если нет, тогда до завтра! – Он вскидывает руку на прощание и поднимает крышку люка.
– Погоди, Гас, – с внезапной горячностью говорит Бин. – Пока ты не ушел. – Она хватает его и меня за руки и притягивает к себе. – Мы не сломлены. Нет.
Несколько мгновений мы молча смотрим друг на друга поверх сцепленных рук. Мой брат. Моя сестра. Знакомые, любимые лица. Теперь уже взрослые… но в моем воображении они так и не выросли. Они вечные дети, лазят на чердак, стараясь сделать жизнь как можно увлекательнее.
– Ладно, – наконец говорит Гас, разрушая чары. – Всем доброй ночи. Впереди у нас еще один день щекотания нервишек, так что увидимся. Где еще так отдохнешь душой, как на семейных посиделках?
Глава 13
Укладываться спать в комнате Бин – это как путешествовать в прошлое. Когда в доме были гости, мы всегда ночевали вместе и вечно ссорились по любому поводу. Когда выключать свет. Кто «шумнее» встряхивал одеяло. Кто кому действует на нервы.
Но теперь мы взрослые, ведем себя вежливо и цивилизованно. Бин даже нашла для меня в дорожном наборе новую зубную щетку и пробник увлажняющего крема. Я брожу по комнате в ее старой пижаме и нежно вожу рукой по расписанному вручную гарнитуру с Кроликом Питером. Кролики нарисованы на изголовьях деревянных кроватей. Гардероб украшен изображением падающих листьев. Изящные ручки туалетного столика сделаны в форме морковок.
– Откуда вообще взялась эта мебель? – спрашиваю я, открывая застекленный шкафчик, чтобы рассмотреть коллекцию керамических фигурок, расставленных на полочке, расписанной листьями.
– Тут жил столяр, который делал мебель на заказ, – говорит она, расчесывая волосы. – Он уже умер. По всей видимости, сделать ручки в форме морковок была мамина идея.
– Я даже не знала, – говорю я после паузы. При упоминании про Элисон (мысленно называть ее мамой у меня не получается) я всякий раз испытываю странное чувство, как будто я не в теме.
– Хочешь почитать или что-нибудь еще? – вежливо осведомляется Бин.
– Нет, я без задних ног. Давай просто спать.
Мы ложимся, Бин выключает лампу, а я пялюсь в темноту. Я не ожидала, что еще одну ночь проведу под этой крышей. В этом есть что-то сюрреалистическое.
Чтобы успокоиться, я машинально тянусь за матрешками – и тут с томительным чувством вспоминаю. Я даже понятия не имею о том, где их искать.
А вдруг я не смогу…
Нет. Не смей так думать. Я их найду. Просто нужно проявить упорство.
Тогда, чтобы отвлечься, я принимаюсь считать домочадцев – это еще одна моя детская привычка. Я мысленно желаю им спокойной ночи, словно убеждаю себя в том, что все хорошо. Папа… Гас… Бин… Дойдя до Мими, я невольно издаю тяжелый вздох.
– Ты в порядке? – слышится в темноте голос Бин.
– Да так, думаю… о разном.
– Хм. – Бин молчит, а потом продолжает мягким тоном: – Эфелант, ты все время говоришь, что семья распалась. Но сама посуди: я – здесь. Ты – здесь. Гас – здесь.
– Знаю. – Я вглядываюсь в темноту. – Но ведь все уже не так, верно? Мы не разговариваем как раньше. Папа какой-то странный и ненастоящий. А без «Зеленых дубов» нам даже собраться будет негде. Мы будем отдаляться все больше и больше.
– Нет, неправда, – решительно говорит Бин. – Мы будем собираться. Просто мы будем это делать в другом месте.
– Криста не хочет собираться с нами. Ей хочется перебраться с папой в Португалию.
– Ну, если он хочет уехать и будет там счастлив, тогда мы должны считаться с его выбором, – говорит Бин. – Возможно, для всех нас это станет началом новой увлекательной главы в жизни. Мы сможем их навещать. Ходить на пляж!
– Может быть, – говорю я, хотя при мысли о том, чтобы ходить на пляж с Кристой, меня начинает подташнивать.
Мы немного молчим, потом Бин делает глубокий вдох.
– Знаешь, Эффи, я читала, – говорит она, – это ведь форма психотравмы. Мы называемся ВДР. Взрослые дети развода. По всей видимости, это действительно распространено, «седых» разводов становится все больше. Я даже нашла… группу, – нерешительно добавляет она. – Мы могли бы в нее вступить.
В группу, презрительно думаю я. Собираться в приходском зале, трескать безвкусное печенье. Обхохочешься.
– Может быть, – снова говорю я, чтобы ее не обламывать.
– Я считаю, по тебе это ударило сильнее всего, – снова разносится по комнате голос Бин. – Возможно, потому что ты – самая младшая. Или потому, что ты не знала маму. Твоя мама – Мими.
– Я скучаю по Мими, – говорю я – горло внезапно перехватывает, когда я произношу ее имя. – Мы все здесь, а ее нет.
– Знаю, это странно.
– Без нее так пусто. – Я моргаю, глаза щиплет, когда я вспоминаю Мими в саду, как она напевает на кухне, рисует, смеется, всегда находит способ сделать жизнь краше. – Она была душой нашей семьи. Она была душой всего. И я всего лишь хочу…
– Не надо, Эфелант, – обеспокоенно перебивает меня Бин. – Не делай этого. Хватить желать.
– Что? – Слегка опешив, я приподнимаюсь на локте.
– Ты все время говоришь только об одном – чтобы папа и Мими не расставались. Но они расстались. И дом продан. Как было, уже не будет.
– Знаю, – ощетиниваюсь я. – Я в курсе.
– Но ты говоришь так, как будто эта возможность все еще существует. Как будто мы можем вернуться в прошлое и волшебным образом предотвратить это.
Я открываю рот, чтобы возразить, и осекаюсь. Сейчас, когда Бин сказала это, я понимаю, что постоянно мысленно возвращаюсь в тот день, когда у нас на кухне взорвалась бомба, и проигрываю его иначе.
– Тебе просто нужно это принять, – грустно говорит Бин. – Я знаю, это тяжело. Когда Хэл
