— Собака! — заорал король, бросаясь в новую атаку.
— Остановись уже! — крикнул Вэйлорд, быстро пятясь.
Но разъяренный король, не зная устали, рванулся вперед подобно тарану, и они оба, выбив спрятанную за бархатной занавесью дверь, ввалились в оружейную комнату. С треском ломалось дерево и рвалась ткань. Катаясь по полу, они били друг друга кулаками, яростно рыча и изрыгая проклятия. А потом раздался грохот: дерущиеся задели стойки с оружием, и на них посыпались топоры, секиры, алебарды, пики, мечи и арбалеты.
— Проклятье! — завопил король, когда ужасающий лязг и звон стихли. — Нэй! Ты цел?
— Да, чтоб тебя… А ты?
— Кажется, тоже, — выдохнул Хлодвиг.
— Какая досада. Я так надеялся, что одна из этих пик окажется у тебя в заднице.
Вэйлорд нервно отодвинул от себя разбросанное оружие и, тяжело дыша, уселся на полу спиной к стене. Король сел рядом.
— Вот мы два дурака… — продолжал кряхтеть он, щупая лицо и разглядывая кровь на пальцах.
По лицу Вэйлорда тоже стекала кровь из многочисленных ссадин.
— Почему два, государь? Насчет тебя не спорю, а второй-то кто?
— Да иди ты, волчья душа…
— О боги! — внезапно раздался женский возглас. — Что здесь произошло?
Мужчины обернулись туда, где еще недавно была крепкая дверь, теперь лежащая в виде щепок и обломков. В проеме стояла королева Анриетта, с короной Хлодвига в руке и выражением ужаса на лице. Разбросанное повсюду оружие, двое мужчин в крови и порванных одеждах…
Хлодвиг посмотрел на нее виновато, не зная, что сказать, и вымолвил первое, что пришло на ум:
— Топор… упал…
* * *
К ночи боль возвращалась. Болела вся правая сторона тела: нога, бок, рука, шея, лицо. И так продолжалось уже восемнадцать лет. Невидимые жестокие пальцы словно начинали царапать ожог на лице и с силой тянуть изуродованную плоть вниз. Затем немела правая рука. Лекари когда-то посоветовали играть на лютне, чтобы поддерживать работоспособность мышц, и теперь он почти не расставался с инструментом. Кроме тех случаев, когда его призывали обязанности палача. Когда поврежденную кожу снова начинало жечь, будто тот липкий огонь возвращался, Гильом Блэйд вспоминал пылающую ловушку, которую подстроили проклятые колдуны. Он вновь видел, как в жутком пламени горели его латники. Дымилась плоть, докрасна раскалялись доспехи, в которых люди с жуткими воплями жарились заживо. Языки того страшного огня, врезаясь в тело, проникали глубоко, словно лезвия ножа. Из двух дюжин человек пришедшие на помощь Хлодвиг, Вэйлорд и их латники смогли спасти только троих. Двое позже скончались в муках уже в лекарских шатрах, среди других раненых. Выжил только он, Гильом Блэйд. Но очень часто с тех пор неотступные боли с издевкой шептали ему, что его спасение было не благом, а проклятием.
Луна, светившая в ночи, шла на убыль — полнолуние миновало. Боли тоже ослабели, однако не ушли совсем. По обыкновению, палач брел к беседке, факелом в левой руке освещая себе путь в ночи, а в правой держа лютню. Та терлась о прихрамывающую ногу и бряцала струнами.
Дойдя до увитой виноградом беседки и осветив ее факелом, Блэйд заметил, что кто-то сидит на скамье. Запрокинув голову и глядя на убывающую луну, некто держал большой винный мех и слегка его раскачивал, слушая, как плещется внутри напиток. Он явно заметил, как приблизился к нему королевский палач, но позы не переменил и не обратил на пришедшего внимания.
— Опять не спится, возведенный? — проскрежетал Гильом через некоторое время.
— Вина хочешь? — отозвался Вэйлорд.
— Кто же откажется? — хмыкнул палач, усаживаясь рядом и морщась от боли, пронзившей бедро.
— Уж точно не ты. — Вэйлорд протянул ему мех.
— И не брезгуешь? — Блэйд закрепил факел, отложил лютню и припал к бурдюку своим обезображенным ртом.
— Ты же не задницей пьешь. Чего мне брезговать, — проворчал Нэйрос.
— А что у тебя рожа побитая вся, а, возведенный? — Блэйд вернул ему вино, и Вэйлорд тоже отпил.
— Споткнулся.
— Не об короля ли Хлодвига, который тоже побит?
Вэйлорд промолчал, глядя на луну.
— Да ладно тебе, волк. Все уже шепчутся во дворце, будто вы с королем неспроста кровью умытые. Подрались, дескать.
— А тебе часом королевский указ на казнь одного непокорного лорда с Волчьего мыса не пришел?
— Нет, возведенный. Пока указа на твою казнь не имеется. Но ты не волнуйся. Как только поступит, так я за тобой и приду. И топоры мои остры. Будет быстро.
— Благодарю, сир Блэйд. Я знал, что на тебя можно положиться.
— Дай еще вина.
Вэйлорд протянул ему мех, и палач сделал большой глоток.
— Ну а чего вы повздорили? Уж не из-за того ли крикуна, которого мы днем в кузнице клеймом одарили?
— Не на всякий вопрос я могу дать ответ, палач.
— И ты так и не расскажешь, кто был тот человек и зачем мы ставили ему клеймо?
— И этого не могу сказать.
— Ну а что за надпись ты выковал для клейма? Это ведь древние руны волчьего народа?
— Да, Гильом, это язык моих предков. — Вэйлорд кивнул.
— И что там написано?
Вэйлорд вздохнул и, повернув голову, уставился на палача. Очевидно, этот недовольный взгляд и был ответом.
— Не хочешь говорить?
— Это не моя тайна, Блэйд.
— Ну и черт с ними, с этими тайнами. Знаешь, мне плевать на самом деле. — И палач снова приложился к меху, сдавив его ладонями так, что вино потекло по подбородку и шее.
— Вот и славно.
Блэйд вдруг с рычанием бросил мех и, морщась, принялся растирать правую ногу.
— Проклятье, — злобно выдавил он.
— Сильно болит? — поинтересовался Вэйлорд, забирая вино.
— Оторвать порой хочется, — простонал палач. — Клянусь всей дюжиной детей Первобога, в такие моменты проклинаю вас обоих за то, что вы тогда кинулись спасать не Горана, а меня.
— До отряда Горана было куда дальше. Что ж, тогда понятно, отчего ты за все эти годы ни разу не поблагодарил ни меня, ни Хлодвига.
— А за что благодарить? — Блэйд скривился в зловещей ухмылке. — За то, что спасли мне жизнь? Ну так где она, та жизнь, что вы спасли? Куда подевалась?
— Ты пьешь вино, бренчишь на лютне. Дышишь и бранишься. Уже это, знаешь ли, признаки жизни.
— О, старый волк, это чертовски окрыляет. Где моя красавица-жена? Дай-ка вспомню. Когда она увидела, что сталось с ее мужем, то в ужасе сбежала с каким-то иноземным купцом на вонючей торговой галере за море. И видел бы ты лица шлюх, к которым я наведывался, когда они обнаруживали, с чем придется иметь дело. А еще эти боли… Прекрасная жизнь, возведенный. Полная счастливых моментов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
