восстановления нужна, и ребёнку понятно. Оно скорее у другого силу заберёт, чем свою отдаст. Лишь когда сам здоров да ладен, можно и вокруг себя лад нести. Иначе не будет проку никакого.
— Да что же ти такое говоришь? Я, отец Мигобий, биль лучшим студентом, лучших университетов всех просвещённих стран! Я великий магистр медицины пяти королевств! Мои трактати лежат в лучших библиотеках мира! А ти, дефка деревенская, где училась? Сколько книг о болезнях ти прочла? Сколько трактатов и таблиц о лекарствах и системах их применения ти вообще в жизни видела? Сколько элементов и веществ ти знаешь?
— Да где ж нам, лапотникам, по просвещённым странам болтаться? Мы уж так, как-нибудь. Дедовым способом, без книг и трактатов, а просто чувством да пониманием лад в людях настраиваем, с Миром единим, оно всё и проходит!
— Не буду я с тобою, дефка неграмотная, спорить! Но скажу тебе так! Либо ти у меня в больнице лечишь! Либо вообще лечить не будешь! А если будешь, то берегись!
— Так ведь люди идут — как откажешь? А о неграмотности да темноте моей не вам, Жизни не чувствующему, говорить. Вы ж со своей учёностью сперва живое на мёртвые элементы да вещества разбираете, а потом их лечить пытаетесь. А того не поймёте, что мёртвое лечить, как камень поить — хоть и льётся вода, да не усваивается. Дедушка меня учил не таблицы сверять, а Жизнь чувствовать! А коли расстроилась Жизнь, так и болеет человек. А как назад её в лад привести — мне много подсказчиков. Вода нашепчет, травы прошелестят, Солнышко просветит, туман росою напишет, а Земля-Мать силы даст, чтобы сладилось всё, как от Роду положено! Так зачем, при таких помощниках, мне какие-то трактаты да таблицы, всех под одну гребёнку расчёсывающие?
— То — есть ересь языческая! А тебя я предупредил, дефка!
Развернулся отец Мигобий, раздражённо на землю плюнул и быстро пошёл в сторону храмового подворья.
На следующий день позвал отец Патон к себе братьев, да и говорит:
— Слаб я вчера биль, но постарался поскорее Малка расколдовать. И то, еле успел. Он бедний весь ожогами, язвами и ранами покрился! Ещё би немного, и всё. Сейчас в бреду лежит, в больнице у отца Мигобия. Не знаю, виживет или нет. Сходите к нему потом.
— Так чего же он в больнице-то? Вон к Яське его надо, она его вмиг на ноги поставит! Пойдёмте скорее, отец Патон!
— Постойте, друзья мои! Постойте. Когда расколдовивал я его, из него морок вишель. И ниточка от того морока в ваш дом шла. Там его заколдовали. Там и ведьму искать надо.
— Яська? — вскричали братья. — Быть такого не может, отец Патон! Да не может она так родную кровь предать!
— Э-эх, мало ви ещё знаете, потому как дети ещё, хоть и телами виросли. Кто тёмной силе отдался, тот на родню не смотрит. Она уже с лета тёмной силе служит. Та сила ей три жёлюди дала. И с помощью этих жёлюди она и делает разние дела для тёмной сили.
— А как же она людей лечит? Ведь взаправду помогает всем!
— Не знаете ви ещё коварства сил тьми. Лекарский дар ей дан, чтоби бдительность людскую усипить, а потом в самое сердце и ударить! Для лечения ей жёлюди не нужни, а вот для морока, коий она на людей напускает, как раз они и предназначени. Как ляжет спать она, посмотрите в одежде её, или в кошеле. Коли три жёлюдя найдётся, так не она это, а коли два, так значит, она Малка морочила!
— Поглядим, отец Патон! Обязательно поглядим! И в печь их бросим, чтобы другим не навредила!
— А вот в пещь не надо. Мне их принесите! Для изучения. Чтоби знать все козни тёмной сили.
— Ох, смелый вы человек, отец Патон! А с Яськой что?
— А с ведьмой ми потом разберёмся. Сначала надо доказательства собрать. Всё должно бить по закону. И никому ни слова. Пока ми трое знаем, всё ещё можно поправить.
Вышли от него Гудим с Потимом, головы повесив. Не часто приходится узнавать, что брат твой младший в бреду лежит, собственной сестрой замороченный. Пришли они в больницу, посмотрели на Малька. Тут отец Мигобий подошёл:
— Сейчас я его перевязивать буду. Вот и смотрите, что с братом вашим сделали… — Снял он повязки с Малька, а у того живого места на теле нет! Всё в ожогах да язвах, а в других местах раны как от кнута. Стали звать они его, жалеть, да не открыл тот глаз, только произнёс в бреду: «Ясна… Ясна…»
— Точно она! У-у, змею за пазухой пригрели! Ну, теперь держись, ведьма проклятая!
Пошли они домой и стали обсуждать, как лучше у Ясны жёлуди украсть:
— Нет, брат, ночью не получится. Спит она очень чутко. Сколько раз замечал, только ворочаться начинаешь, вроде и тихо, а она уже тут как тут, и: «Что не спится, Гудимушка? Может водички принести? Али тулупчиком укрыть?» Теперь ясно, почему не спит она. Ведьма проклятая.
— Тогда как же быть нам?
— Надо где-то в другом месте её подстеречь, где она одежду снимает.
— Так утром она у колодца на себя воду льёт! Зима, мороз, а ей хоть бы что! Я уже давно заболел бы да к колодцу примёрз, и ты небось тоже. Ясное дело — ведьма! Одежда же в это время дома лежит, рядом с постелью её… Вот когда жёлуди брать следует!
— А коли увидит кто?
— Так отвлечь надо. Как Яська проснётся, я будто в нужник пойду да поросю пива налью. Он его выпьет да куролесить начнёт, аккурат, когда Яська купаться будет, тут я батюшку с матушкой и кликну. Ты же быстро жёлуди нашарь и в кошель спрячь…
Так они утром и сделали. Когда Ясна к колодцу обливаться пошла, как каждое утро делала, Потим пива поросю подлил, а тот и рад, вмиг всё его вылакал. А потом куролесить начал. Прибежали батюшка с матушкой, стали выяснять, что с животиной произошло? А Гудим в это время одежду Яснину переворошил, жёлуди в кошеле нашёл да опять на печку спать завалился, будто ничего и не было.
Пришла Ясна с купания, да что-то не так всё. Не было обычной радости от водицы ледяной, не было бодрости, Морозом даренной, и на душе тяжко. Сердце беду чует. А братья скорее оделись, да сославшись на дела срочные, у батюшки от завтрака отпросились и на храмовое подворье убежали.
Отец Патон всю ночь почти
