Фигура за ним раздраженно задвигалась. Я узнала ее.
— А Монсеррат, — сказала я, — она по собственной инициативе обкрадывала своего отца или он тоже в доле?
— Красть свои любимые произведения искусства? Вряд ли. Он слишком их любит. Да он скорее готов разориться, чем тронуть коллекцию. Разве что попросит денег у своей размазни-женушки. Однако его судоходная компания нам очень пригодилась, когда приходилось вывозить товар из страны. Можешь снять маску, любовь моя, она догадалась, кто ты, — сказал он, полуобернувшись к фигуре за его спиной.
— К счастью для него и, конечно же, для меня, у его дочери нет подобных табу. Да к тому же она — хороший математик. Она подсчитала, что если украдет что-то из коллекции, то страховка возместит потерю, а мы с ней получим доход с продажи. Все довольны.
Монсеррат Гомес.
При других обстоятельствах я сочла бы свою глупость забавной. Я решила, что раз столько следов ведут к семейству Гомеса Ариаса, то виновником должен оказаться именно он. Мне просто не приходило на ум, что, обращая пристальное внимание на него, нельзя было упускать из виду и его дочь. Если у отца финансовые трудности, то страдает и дочь. Разве не она директор всех его предприятий, вице-президент инвестиционной компании, управляющая отелем?
— Пусть говорит за себя, — резко сказала я.
— Конечно, она скажет. Чего тебе еще хотелось бы узнать? Похоже, твои знания по данному вопросу не слишком обширны, если ты вообще в курсе наших планов, что вряд ли.
— Почему бы вам не украсть «Пикассо» или «Матисса»? Это сэкономило бы кучу времени и избавило вас от хлопот.
Но я знала ответ еще на стадии вопроса. «Пикассо» или «Матисса» проще вычислить и проследить их путь. К тому же Джонатану и Монсеррат не смогли бы оказать помощь их былые сообщники, самопровозглашенные и по существу сами себя обманувшие «Дети Говорящего Креста».
— Как ей… тебе, — сказала я, обращаясь к фигуре, спрятавшейся в глубине пещеры, — удалось убедить Алехандро Ортиса, Рикардо и Луиса Валлеспино ввязаться во все это?
Стоявшая в глубине пещеры фигура сдернула маску, и темные волосы упали ей на лицо.
— Глупые сентиментальные мальчишки! Они так и не узнали, кто ими управлял. Они дольше выбирали имя для своей организации, чем занимались настоящим делом, — сказала она. — Они думали, что крадут эти произведения искусства на благое дело, для революции. Они видели переговоры сапатистов с правительством, много спорили и решили, что теперь они будут истинными защитниками угнетенных. Но Луис не захотел оставаться с ними.
— Зачем ты убила его?
— Рикардо хватило глупости похвастаться брату своими подвигами. Луис направился прямо к Кастильо, чтобы рассказать ему об этом. Он наслушался лекций Кастильо в музее о совместной работе музея и местных общин, чтобы сохранить наследие майя, и считал это лучшим выбором. Кастильо на месте не оказалось, но ждать, когда Луис обретет здравый смысл, было бесполезно, — очень прозаично произнесла она.
— А дон Эрнан? Он ведь тоже обо всем догадался?
— Нет. Просто он узнал о книге и намеревался добыть ее прежде, чем до нее доберется мой отец. Он был просто глупым стариком, который стоял у нас на пути. Правда, то, что он знал, где искать книгу, усложнило дело. Он, видимо, понял и то, что с раскопок Джонатана исчезает слишком много находок.
— Поэтому ты убила его здесь и перевезла тело обратно в музей в ящиках для артефактов, спрятала его там до закрытия, затем выгрузила тело в его кабинете.
— Какая ты умная, — саркастически ответила она.
Я поняла, что ошибалась, полагая, что она была простой помощницей Джонатана. Это было ясно по ее тону. Он ее слушается, и именно она всем руководила. Решимость и упертость характера Гомесов сделали свое дело.
— А Мартинес?
— Еще один нечистый на руку полицейский. Решил, что ему все известно, специально занялся этими ограблениями и кое-что вычислил. Наверно, думал, что это дает ему право на долю. Могу тебя уверить, никто не будет о нем горевать.
Похоже, мы всех обсудили, сеньора Макклинток. Кроме того, что Джонатану, возможно, придется еще раз прибегнуть к удушению, на этот раз — доньи Хосефины, если она придет в себя. — Займись ей, радость моя, и сделай все, как следует, — сказала она, ткнув своим ярко-красным ногтем Джонатана в плечо и указывая на меня.
Я смотрела на этого человека, вспоминала, как еще сорок восемь часов тому назад я думала, что когда-нибудь я смогу его полюбить, и с недоверием произнесла:
— Ты хочешь сказать, что убил трех человек из-за книги?
— Четырех, — сказал он, взводя курок.
Никому не дано знать заранее, о чем он будет думать в последнюю долю секунды перед смертью. Кто-то будет беспокоиться о состоянии своего нижнего белья, другой, с более философским складом ума, подумает о том, успел ли он обнять своих детей напоследок.
Нелепая картина предстала моим глазам. Родители, Алекс, Клайв и семейство Ортисов стоят на кладбище вокруг надгробья, на котором было написано: «Лара Макклинток, которой всегда не везло с мужчинами».
Это было уже слишком!
В ярости я швырнула коробку с ее драгоценным содержимым в сторону, где стоял Джонатан, и через секунду грохнул выстрел. Выстрел так громко прозвучал в этом маленьком пространстве, что я почти оглохла и почувствовала, как на меня сыплется дождь из каменных обломков, так как пуля ударила в стену надо мной.
Казалось, время на мгновение остановилось, мы представляли собой жуткую картину. Контейнер с грохотом упал на каменный пол пещеры, и его падение словно эхом откликнулось на выстрел. Но контейнер не перевернулся, и его содержимое осталось внутри. Когда эти двое сделали шаг к контейнеру, я бросилась в воду и отчаянно поплыла к выходу наружу.
Я вынырнула и начала карабкаться вверх на берег, но он был очень скользкий, а Джонатан с Монсеррат оказались проворнее меня. Видимо, они вылезли через шахту и тут же бросились к берегу реки. Я почувствовала, как сильные руки схватили мою голову и погрузили под воду.
Вдруг меня отпустили, и я, отплевываясь, вынырнула на поверхность. Я вскарабкалась на берег реки и увидела полукруг из бьющих из леса лучей фонариков, которых было, наверно, штук двадцать.
Джонатан и Монсеррат тоже увидели их и бросились бежать. Когда люди с фонарями вышли на опушку, я узнала их предводителя. Это был Лукас.
Он бросил фонарь и рванул за Джонатаном. Я побежала за Монсеррат. Я догнала ее, когда она была уже у внешнего края огромной площади. Мы упали, поскользнувшись в грязи.
Она была меньше меня и, возможно, не такой уж и сильной. Но она была моложе, а я после всего пережитого за последние несколько дней почти сразу ощутила смертельную усталость. Ко всему прочему у нее были более длинные ногти, которые она с большим искусством пускала в ход. Мы возились, словно участницы женских боев, в грязи, и скоро я оказалась лежащей на животе, а она, стоя на коленях на моей спине, молотила по мне что есть мочи.
Мне удалось повернуть голову и в сложившейся ситуации произнести как можно более ровным голосом:
— А я не говорила, что донья Хосефина, возможно, твоя бабушка?
На мгновение она замешкалась, но мне этого хватило. Я откатилась в сторону и со всей силы ударила ее по голове. Она упала, но снова поднялась.
Затем мы обе словно застыли на месте. В свете фонаря преследуемый Лукасом Джонатан карабкался по стене разрушенной пирамиды. Почему он выбрал именно этот маршрут, я уже никогда не узнаю. Может, ему просто было некуда больше бежать, когда лучи фонарей вышедших из леса людей приблизились к нему почти вплотную.
Он добрался до вершины, Лукас находился двадцатью футами ниже. Но ветер и дождь сделали свое дело. Раздался жуткий грохот, за которым последовал нечеловеческий крик, когда камни храма на вершине обрушились, не выдержав веса Джонатана. Лукасу удалось увернуться от обвала, но Джонатану не повезло.
В ужасе мы наблюдали его падение. Сопровождаемое камнепадом и опутанное лианами тело скользило вниз мимо окон и дверных проемов храма, пока не достигло низа пирамиды. Почти погребенный под грязью и камнями, он лежал, неестественно вывернув шею.
Лукас подбежал к нему, опустился на колени, но через несколько секунд поднялся и покачал головой. Повелители Шибальбы взяли то, что им принадлежит.
К этому времени двое других мужчин, которых я еще днем видела в кузове грузовика, подбежали ко мне и увели Монсеррат.
Я опустилась на колени прямо в грязь. Силы меня покинули.
Ко мне подошел Лукас и тоже опустился на колени. Он положил руки мне на плечи, посмотрел мне в глаза и произнес:
— Да, за тобой нужен глаз да глаз!
Эпилог
Последователи «Говорящего Креста» предсказывали, что грядет невероятная по размаху катастрофа. Согласно пророчеству, в Чичен-Ице появится новый предводитель. Создания прошлого творения вместе с ископаемым крылатым змеем оживут и уничтожат всех созданных нынешним, четвертым, по мифологии майя, творением.
