А дальше пошло какое-то наваждение. Стоило ему появиться у нас в Минске, первое, что он делал, так это начинал петь эту песню. При этом прямо сверлил своим коротким взглядом. От его пения нервы мои напрягались, меня начинало трясти, я чувствовала, что душе моей больно, больно.
Однажды я не выдержала:
– Володя, ну невозможно же так… Ну что ты хочешь? Ну хорошо, мы с тобой побежим, упадем, разобьем лбы. Куда ты нас зовешь?
Он так сжал мою руку, что мне сделалось больно, и я вскрикнула:
– Володя! Ты понимаешь, что нас слишком мало?
– Хорошо, я больше не буду.
После этого разговора, появляясь у нас, Высоцкий сразу с порога спрашивал: «Здравствуй, Витя, а где Ольга?..» Я выскакивала из комнаты, мы встречались в коридоре, обнимались и так, обнявшись, стояли некоторое время. Витя куда-то уходил, приходил, смотрел на нас. Он все понимал…
У Высоцкого была такая завораживающая складность речи и мощнейшая энергетика. Он мог часами рассказывать истории о разных смешных случаях и делиться своими впечатлениями о странах и людях… Володя как ребенок был любопытен и любознателен. Его наивность в чисто житейских делах была потрясающей. Все новое, что он видел впервые, что его удивляло, вызывало живой интерес. Он мог часами с детской непосредственностью допытываться и интересоваться тем, чего раньше не знал. Даже в своих слабостях он был фантастичен… Помню наш разговор:
– Володя, ну сколько ты будешь еще пить? Да посмотри ты на себя, на кого ты стал похож?..
– Буду пить еще дней семь…»
* * *
Марину Влади отнюдь не смущал малоустроенный, походный, но зато такой диковинный, если не сказать – диковатый быт всех киноэкспедиций. Не жаловалась на неудобства, позволяя себе лишь недоумевать по поводу сомнительных удобств местных ватерклозетов. Но и только.
Друзья старались даже будни превратить для них в праздники. Одесские морские капитаны Александр Назаренко и Анатолий Гарагуля дарили им умопомрачительные черноморские круизы на теплоходах «Шота Руставели» и «Грузия». Гарагуля исполнял любой Маринин каприз. Бывало, рассказывал он, идем в рейсе, как вдруг Влади говорит: «Хочу купаться». Останавливаем теплоход – и Марина плавает посреди Черного моря.
Потом как-то решили навестить Говорухина в Крыму, где Станислав снимал свой «Белый взрыв». Когда возникли проблемы (власти разрешили иностранке Влади отдохнуть в Ялте, но категорически запретили самовольные поездки по побережью), нашли выход из положения. «По секрету мы взяли катер прогулочный, – рассказывал бригадир осветителей киногруппы, – и под видом выбора натуры для съемок объездили весь Крымский полуостров. Марина на всякий случай не снимала солнцезащитные очки…»
В Одессе Высоцкий с радостью дарил ей встречи со своими друзьями. Прямо с борта «Грузии» послал телеграмму Михаилу Жванецкому: давай, мол, встретимся. А уже из порта позвонил:
– Где тебя можно послушать?
– Завтра мы: Карцев, Ильченко и я – выступаем в обеденный перерыв на заводе «Промсвязь». Знаешь, где это?
– Найдем!
«И вот назавтра к заводу приезжают «Жигули», – рассказывал Жванецкий. – Водитель за рулем, а рядом голая, как я увидел, женщина. Оказалось, Марина Влади… В те дни жара стояла неимоверная, и она была как-то раздета… В рамках, но французские рамки – не наши, и поэтому на заводе «Промсвязь» ей выдали плащ-палатку, чтобы укрылась. Ажиотаж поднялся страшный: Высоцкий с Мариной Влади в зале «красного уголка»! Можно потерять сознание!.. Дирекция завода, обком партии – все вокруг носились, ну как возле шампуров на гриле. Марина уже сидит, а в зале суета, все ходят, как в Мавзолее, кругами… Движение не прекращалось, пока Володя не попросил: «Дайте же посмотреть, послушать, ну пожалуйста, я вас очень прошу». В общем, все расселись, и мы сыграли…»
Сочинский мэр Вячеслав Воронков организовал паре царский прием в своих угодьях, на выезде из Малого Ахуна, рядом с бывшей дачей первого советского «президента» Михаила Калинина. Были, как положено, и шашлыки, и вина. Но вот беда – у Высоцкого как раз настал «сухой» период. Но не у его спутницы.
А какой фантастический подарок преподнес Высоцкому и Влади гениальный режиссер и неуемный фантазер Сергей Параджанов, когда в Юрмале Владимир снимался в фильме «Четвертый» и Марина прикатила к нему на свидание! Случайно Сергей Мосифович оказался их соседом по гостинице. Однажды в номере Высоцкого отключили воду, и они попросили Сергея воспользоваться его душем, оставив ключи от номера у портье. Войдя в комнату, увидели на столе боржоми, фрукты, сигареты и лимонад.
– И это все?! – поразился Высоцкий. – Что-то не похоже на Сергея, должен быть какой-то подвох.
Марина открыла дверь в ванную и радостно вскрикнула:
– Смотри, Володя!
В душевой Параджанов умудрился прикрепить букет так, чтобы вода стекала на Марину с лепестков алых роз…
В Юрмале любопытствующие отдыхающие замечали, что Владимир «был полностью поглощен Мариной. Иногда, когда они где-нибудь вместе сидели, он клал ей подбородок на плечо, и они замирали в чем-то своем, серьезном и значительном. Это было так трогательно».
Так что партнерше Высоцкого по картине Тане Васильевой (тогда еще Ицыкович), которая только-только начинала свою кинокарьеру, можно сказать, не повезло. А ведь она признавалась, что ей «так нравились мужчины, «у которых есть талант, которого я лишена. Это меня сильно завораживает…» В те годы волоокая, пышнотелая красавица была чудо как хороша. Хотя прежде комплексовала: «Я всегда была выше и больше своих сверстников, росла сутулой, очень переживала из-за того, что мальчики на меня не обращали внимания. Спрашивала себя: «И зачем я такая родилась?»
Она была великолепна, как породистая лошадь (в хорошем смысле), но опять-таки на целую голову выше Высоцкого. «Это была засада, – вспоминала актриса. – И все мизансцены – полулежачие-полусидячие. Но пришла сцена в телефонной будке, где я устраиваю ему истерику. «Ну все, пропала, – думала я. – Сейчас придет, станет рядом – и что мне делать?» И он приходит, немного не в настроении, смотрит исподлобья. Ему все равно: кто я, что я, какая – у него роман с Мариной. Потом принесли лесенку, оперли об меня, и он взобрался. Установили уровень, чтобы он на полголовы оказался выше – так и провели сцену. Но Высоций хоть на лестнице, хоть на табурете – это его нисколько не делало ниже, он был мужчиной!
Все было нормально, – говорила смешливая Татьяна, – как… в Камасутре».
Она была твердо убеждена, что Высоцкий – гений: «Гений как личность, вобравшая в себя много данных, много разных талантов и возможностей. У него стихи поразительные. Может, потому их и не печатали, что они поразительные… Его отвергнуть – нельзя. А я не смела даже влюбиться в него: я имею в виду наш с ним совместный период съемок… Там была Марина Влади. Он каждый день писал ей стихи, а потом нам их читал…»
