— Мария, — сказала я серьезно, — мне не хочется предполагать, что вы…
— О, я не выпила, сударыня, — ответила она вежливо, опять оглядываясь, — но я до утра не засыпала и не смела пошевелиться, думала, что оно меня схватит.
— Кто вас схватит? — и я почувствовала, как дрожь пробежала по моей спине, когда я заметила выражение ее глаз.
— Я не знаю, — повторила она. — Я только знаю, что лежала с открытыми глазами и слышала, как пробило два часа и вдруг… — она придвинулась ко мне и опять задрожала, — и вдруг моя дверь открылась — я ее не замыкаю на ночь, она открылась настежь и вошло — вошло…
— Что? — вскричала я, когда она остановилась.
— Не знаю, что это было, я только слышала, будто кто скользит по полу — скользит или шлепает, я не могу объяснить, что я слышала, я не смела зажечь свечу и лежала, дрожа всем телом, пока оно проползало по полу.
— Мария, как это нелепо, — сказала я, хотя при ее рассказе я опять почувствовала дрожь по спине. — Должно быть, кошка вошла в вашу комнату.
Но это приключение все-таки взволновало меня и я почувствовала облегчение, когда в этот же вечер Джек Вилдинг, старый друг Хью, пришел к обеду. Это был очаровательный человек, который изъездил весь свет; <он> был очень умен и запас его рассказов был неисчерпаем.
Окна были открыты настежь. Был чудный майский вечер, воздух был насыщен ароматом цветов, как вдруг в это благоухание примешался тот самый запах, который мы несколько раз замечали и который я никак не могла определить. Когда он пронесся по комнате, наш гость внезапно выпрямился и страшный серый цвет покрыл его бронзового цвета лицо.
— Боже мой, что это?! — сказал он. — Ведь это тот самый запах, тот самый!
Он словно застыл и в напряженном молчании я услышала звук, который навел на меня бесконечный ужас. Я не могу описать этот звук только как отдаленный рев — это был какой-то отдаленный, зловещий звук.
— Вы также слышите? — спросил Джек Вилдинг шепотом и, когда он встал, его лицо было мертвецки бледно и большие капли пота выступили на его лбу.
— Вы слышите? И запах тот же. Боже мой, если я подумаю, что мне придется опять пройти через это болото, я сойду с ума!
Его слова, его интонация так мало походили на нашего здравомыслящего веселого друга, что Хью и я в изумлении смотрели на него. Не было никакого сомнения, что его ужасное волнение — по каким причинам оно ни произошло, — было вполне искренним.
— Что с тобой, старый друг? — сказал ласково Хью. — Правда, что здесь страшный запах — мы думали, это скверная вентиляция.
— Вентиляция! — Джек хрипло засмеялся и, проведя рукой по лбу, перевел растерянный взгляд от Хью на меня.
— Это кошмар — это кошмар средь бела дня, — сказал он, озираясь. — Я могу поклясться, что это тот же запах болота аллигаторов в Новой Гвинее — там, где… — и он остановился. — Я слышал, как проклятые бестии ревели. Но, конечно, это только странная галлюцинация.
![]()
Он говорил надтреснутым голосом и бледность еще покрывала его лицо. Хью успокаивающе положил руку на его плечо, между тем как я задумалась о реве, который я только что слышала.
— Ты, вероятно, смотрел на этот прелестный маленький стол и это напомнило тебе про аллигаторов.
Джек посмотрел на маленький стол, но отшатнулся, когда увидел эти головы в рамке листьев и цветов.
— Проклятые бестии, — сказал он все еще нетвердым голосом. — Вы оба подумаете, что я старый дурак, — и он опустился в кресло.
— Однажды я прошел со своим другом по болоту аллигаторов. Было темно и болото кишело этими отвратительными дьяволами. Их запах слышался везде. Было темно и бедный Дастон еле выговаривал слова, и в темноте они его стянули с бревенчатого моста, — тут голос его оборвался и никто из нас долго не мог выговорить слово.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я ни за что не оставил бы этот стол в моем доме, — начал было Джек спокойно. — Что касается меня, то я хотел бы вычеркнуть всяких аллигаторов из моей памяти!
Он встал.
— Разрешите мне пойти в мою комнату. Покойной ночи.
Он только что встал, сделал несколько шагов, как вдруг споткнулся и, не найдя опоры, грузно упал на пол. Что-то выскользнуло из под его ног, я увидела темное тело, потом сверкнуло что-то серебристое и все исчезло. Пока Хью помогал встать вашему гостю, я все еще бессмысленно смотрела на то место, где это тело промелькнуло.
— Я споткнулся о что-то, — сказал Джек в замешательстве.
— Это была наша противная кошка, — ответил Хью, голос его звучал спокойно и весело. — Она всегда там, где не нужно. Мне так жаль, друг мой, что это тебя так расстроило.
Когда на другое утро Анна принесла мне чай, она первым долгом уронила весь поднос с посудой, а затем разразилась рыданиями. Хью не было — он пошел провожать своего друга на станцию и я была одна.
— Я больше здесь не останусь — ни за что на свете, — стонала Анна. — И кухарка тоже. Ни одну ночь больше мы здесь не останемся.
— Это вас напугала кухарка, — я старалась говорить строго и убедительно, но сама далеко не была спокойна, вспоминая то нечто, что выскользнуло из-под ног Джека вчерашним вечером. — Я думала, что Вы слишком разумны, чтобы из-за пустяка делать историю.
— Пустяк — о Боже! — и Анна моя, безукоризненная и спокойная, упала на стул и снова зарыдала.
— Что ж вас испугало? — спросила я спокойно, невзирая на то, что чай разлился по всему ковру, а хлеб и масло валялись рядом. — Ну, скажите.
— Мы спали вместе прошлую ночь, — и Анна подняла испуганное лицо, — кухарка и я. Мы закрыли дверь на ключ, но все-таки оно вошло, — взвизгнула она.
— Что вошло, Анна? — спросила я спокойно, хотя сердце у меня сильно билось. — Я полагаю, что кошка была в комнате, и она вас так испугала.
— Нет, это была не кошка, — сказала она испуганным шепотом и, несмотря на все мои усилия быть спокойной, я чувствовала, что все мои волосы становятся дыбом. — Нет, оно было больше двадцати кошек и оно ползло и шлепало по полу… Мы боялись зажечь свечу, — простонала она, — но шторы не были совсем спущены и мы видели что-то темное с белой полосой, и оно ползло по полу.
— Довольно, Анна, — сказала я, — я переговорю с барином.
— А пока никто в этом доме не будет спать, — заявила Анна; и действительно, служанки настояли на своем и нам пришлось решить вопрос так, что мы их отпустили на два дня и взяли поденщицу. Но в четыре часа эта женщина вышла ко мне с побледневшим лицом и объявила, что не останется ни на минуту больше.
— Я не привыкла, чтобы держали таких животных, — говорила она.
— Но у нас ведь только одна кошка, — ответила я.
— Кошка кошкой, а собака собакой — и хотя они не очень приятны — но я против них ничего могу сказать. Но те животные, которые выползают из кладовых и шлепают по кухне на животе — держать их не полагается! Кто их любит, пусть любит, но я не останусь здесь больше!
Она не была пьяна, и мне не осталось больше ничего, как заплатить ей деньги и отпустить ее, что я и сделала. Затем я протелефонировала Хью, что приеду в город и что мы пообедаем там. Когда я ему все рассказала, он только засмеялся и сказал, что это, вероятно, прислуга настроила миссис Дженкинс и чтобы я не давала себя морочить. Но когда мы вернулись в десять часов домой и Хью открыл нашу дверь — зловоние, которое так встревожило Джека, хлынуло на нас и я, дрожа, в ужасе отступила.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— О, Хью! Мне так страшно.
— Глупости какие, одна чепуха, — начал было Хью, втягивая меня за собой в дом и затворяя дверь, которая закрылась с резким звуком. — Ты не должна… — но тут его фраза оборвалась и он схватил так судорожно мою руку, что я еле устояла на ногах.
— Что-то проскользнуло между моими ногами, — сказал он, повторяя слова Джека. — Я почти упал. Ну, задам же я кошке.
Больше он ничего не сказал. Леденящий ужас, очевидно, охватил и его, и мы стояли, цепляясь друг за друга, и смотрели на лестницу, по которой в сумерках с быстротой молнии скользило большое тело. Другое медленно выползало из дверей гостиной, а из столовой слышалось страшное шлепанье, шипение, — кровь моя застыла.
