— А Милана не пожалела?
Я должна была смолчать, но не смогла. Долбанная моя прямолинейность! А, ну и пусть видит, кому предлагает сожительство! Я не пай-девочка, не стану молчать, если меня что-то сильно не устроит, но и не буду лезть на рожон. Думаю, он это понял, потому что сказал:
— Давай я отвечу тебе один раз, и ты больше никогда меня о ней не спросишь…
Мы проговорили несколько часов, и эти часы были одними из самых честных в наших отношениях до сей поры. По его взглядам, кидаемым на мои обнажённые колени, на вырез белой рубашки, я замечала, что ему не терпится перейти к десерту. И ценила его спокойствие, с которым получала ответ на самые каверзные вопросы, вдвойне.
А потом улыбнулась и сдалась. Он меня тоже заводил своей неприступностью и внешней холодность утёса посреди бурного моря.
Самолёт приземлился, когда я лежала и дремала в его объятиях. Совершенно счастливая и в первый раз не беспокоящаяся о завтрашнем дне.
17.1
Эти несколько дней пролетели в неге и безделье. В доме связь была лишь на втором этаже, я звонила отцу пару раз и убедилась, что имею связь с внешним миром.
Дима сдержал слово и ни разу не напомнил о том, что я должна дать ответ. На острове были три служителя, выполняющих подсобные работы, и три служанки, их супруги, работавшие по дому.
Нам подавали безумно вкусные блюда из рыбы, пойманной тут же, мы сами ездили на рыбалку, и Дима нежно учил меня держать удочку в руках и тянуть сеть. Мы здорово сблизились в этом его раю, но, засыпая ночью в его объятиях, я думала о том, как мы уживёмся, когда идиллия останется позади.
И внезапно поняла, что решение принято. Я согласилась и теперь искала пути, как бы всё сделать с наименьшими нервами. Например, думала о том, как сказать отцу.
Можно было не говорить, но я решила, что не буду врать.
— Он скажет, что ты предательница, — вечером в последний день сказал мне Дима. Загоревшим, с открытым взором он казался обычным человеком, довольным выпавшей на его долю минуткой отдыха.
— С чего ты решил, что я об этом думаю?
Было похоже на магию.
— Ты всегда загоняешься, Лиза. У меня была такая проблема, лет семь назад.
— И как ты от неё избавился?
— Нанял тех, кто будет думать о моих проблемах. И о том, как их решить. А я только контролирую.
— Ты прав, — улыбнулась я. Он так пристально смотрел на меня и улыбался, что мои проблемы казались легко решаемыми. — Я всё равно для него неудачная дочь. Он только скажет, что так и знал. Впрочем, утешится ребёнком от моей мачехи.
— Значит, согласна?
— Ты уже понял.
— Я всё про тебя понял, Лиза, как увидел впервые.
* * *
Москва встретила нас дождём и ветром. В аэропорту мы с Димой расстались:
— Я жду тебя через неделю, — произнёс он. — За тобой придёт машина. Хватит времени?
— Вполне. И куда меня отвезут? В Беларусь?
Я содрогнулась при мысли о том доме, где меня держали пленницей. Где жила «Чёрная королева», откуда я сбежала, чтобы снова вернуться. Только не туда!
И снова Дима будто увидел мои страхи:
— У меня есть небольшой домик в Подмосковье. Начнём с него.
Я чуть было не ляпнула: «А разве ты не в розыске?».
Но вовремя вспомнила, что мой отец тоже много чем противоправным занимается, а, поди ты, уважаемый гость на многих званых вечерах!
— Если тебе страшно, то можешь не говорить про нас отцу. Потом позвонишь.
— Нет, думаю, это должно быть с глазу на глаз. Между мной и им.
Дима ничего не ответил. Кивнул.
Я всё ждала, что поцелует, но понимала, что на людях Дмитрий Ледовский — глыба и скала. А то, каким он бывает наедине со мной, я уже знаю.
Водитель Димы довёз до дома и занёс вещи в квартиру.
Я сразу позвонила отцу и сказала, что нам надо поговорить. Он воспринял это с небрежным спокойствием, и я злорадно подумала, что он даже не представляет, что за новость я принесла в клюве.
Заранее спросила Диму, стоит ли говорить о нём отцу, и он кивнул.
— Я сначала хотел наказать его через тебя, но понял, что не хочу. Я не простил его и не прощу, но к тебе не относится, Лиза. Я обещаю тебе, чтобы между нами не было, но твоего отца это не затронет. Ради тебя я отступаюсь от мести. Если будет мешать нам, получит ответку, первым не нападу.
На том и расстались. Моя рука задержалась в его ладони, и мы разошлись, чтобы через неделю увидеться снова.
Честно говоря, я сомневалась. Но методично выполняла свою часть договора: уволилась с работы, забрала от Любы кошака, потому что без своего одноглазого Пирата никуда не поеду.
И вот настал вечер очередного семейного ужина.
Я одевалась, как на битву. Чёрные брюки, водолазка, зализала волосы в кулю.
Мачеха зато разоделась как Барби. Даже пряди покрасила в розовый. Была вся такая воздушно-вульгарная, приторно-слащавая в своей радости от встречи.
Хоть утки по пекински не было, на ужин заказали пасту в трюфельном масле и неаполитанскую пиццу.
Отец всегда пил коньяк, я же сегодня ограничилась бокалом шампанского.
Соня щебетала о своей беременности, и я слушала её, кивала, чувствуя на себе взгляд отца. Он не верил, что я пришла просто так, понимал, что у меня новости, и вот в середине ужина прервал подробный рапорт Сони об УЗИ и брякнул:
— Ты тоже беременна?
— С чего ты взял? — спросила я, чувствуя, что ужин подошёл к концу.
Ну и хорошо!
— Ты так внимательно слушаешь глупый трёп моей жены, что я даже глазам не поверил!
