— Её тут нет. — Светозар тяжело выдохнул. Плечи его поникли как мокрые листья после дождя, но он тут же взял себя в руки и продолжил свой рассказ. — Родила мне жена троих детишек: двух сыновей и дочку.
Он отвернулся, пряча предательскую слезу. Провёл рукой по мокрым глазам и продолжил хриплым голосом:
— Враги пришли неожиданно. Застава моя возле моста через Кристальную реку стояла, но кочевники ночью переправились вплавь, да так, что мы их не заметили. Они подожгли несколько домов в посёлке у заставы, а когда наши дозорные на заставе решили, что в посёлке случился пожар, по недосмотру аль от чего другого случился, то бросились на помощь пожар тушить. Многие наши воины за годы службы в посёлке семьями обзавелись. Вот мы и побежали к посёлку, ни о чем не подозревая. Большинство было без доспехов и без оружия. Кто в чём был так и побежал, ночью же дело было. А я тогда в карауле у ворот дежурил. На мне тогда только кожаный нагрудник был, ещё меч к поясу был пристёгнут. А как, значится, прибежали мы в посёлок, то и увидели, что пожар тот враги разожгли. Встретили нас не поселковые жители, а конные враги во всеоружии. Половину стрелами убили, а раненых саблями принялись добивать.
— Кто это был?
— Степные кочевники. То знатные стрелки и наездники были, не пастухи какие–то. — Светозар помрачнел и заговорил сквозь зубы. — А самым, грозным, злым и беспощадным среди них был воин в богатых доспехах, с медно–золотыми ножнами, нагрудником с оскалившейся волчьей пастью на нём. Его остроконечный шлем заканчивался конским хвостом, а его лицо я запомнил навсегда! У него над бровью большая розовая родинка была. Наши люди от него натерпелись немало, уже и прозвище ему придумали — Зверь.
Мой собеседник скрипнул зубами и продолжил:
— Меня легко ранили стрелой, потом шрам этот мне достался, когда я товарища своего в избу хотел втащить. Обидчика моего больше нет, а вот шрам о нём напоминает. Хитрые враги были, выманили многих наших воинов с заставы.
— Как же ты пережил ту ночь?
— Спрятались мы с товарищем в подполье, дождались пока враги уйдут, а утром нас соседи нашли. Товарищ мой от ран не оправился, а я вот, видишь, перед тобой стою. Выходила меня доченька. — Светозар смахнул ещё одну слезу и закончил рассказ. — Всю заставу враги вырезали и сожгли. В посёлке убили всех, до кого смогли добраться, сыновья мои, жена моя…
Голос его дрогнул, и он замолк на несколько секунд:
— Только Олеся и осталась.
— Как она спаслась?
— В лес убежала вместе с другими людьми. Они укрылись там, а как утром посёлок догорел, люди вернулись искать своих родичей, да остатки своего добра собирать. — Светозар махнул рукой. — Да только те звери в живых никого не оставляли, а хаты все пожгли.
Как потом выяснилось, многие беженцы пострадали от рук этих степных налётчиков, На счету Зверя и его подчинённых была не одна сотня жертв. Командир летучих кочевых отрядов отличался особой хитростью, изворотливостью и чрезмерной жестокостью.
— Я скорблю вместе с тобой, друг мой! — сказал я заветную фразу, которая была принята в этих краях. — Хорошо, что ты остался жив, хорошо вдвойне, что ты уцелел не один! Где теперь твоя дочь? — поинтересовался я.
— Да вот она, моя Олеся! Поварихе Алевтине помогает! — я ещё раз посмотрел в сторону чумазой девицы, что суетилась возле костерка.
Красивая фигурка, грязные светлые волосы, смазливая мордашка — в целом ничего особенного. А тем временем, я заметил, что очередь у котла с кашей почти иссякла.
Глава 30. Жадные возничие
Я попросил старшину Светозара пойти со мной. Мы направились к очередной группе людей. Охотник Всеволод о чём–то спорил с мужиком, который восседал на своей телеге. Когда мы подошли поближе, мужик на телеге отвёл глаза в сторону. Я поздоровался с парнем, лук, как обычно, был у него за спиной.
— О чём спорите? — поинтересовался я.
— Хочу его жадность обуздать, мастер Игорь! — сообщил мне Всеволод Охотник. — Негоже наживаться на сиротах и немощных стариках!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Да разве ж я супротив стариков? — возмутился возничий. — Пущай едут в телеге, да только вначале пусть за них кто–то сердобольный заплатит!
Он выразительно посмотрел на меня.
— Значит, пусть другие за них заплатят? — я хищно ухмыльнулся, да так, что возничий побледнел и тут же стал оправдываться.
— Разве ж я хуже других? Почему я должен коня своего просто так напрягать? Поглядите, сколько в телегу задаром мешков нагрузили!
— Разве ж ты и твоя лошадь не с тех мешков кушать будете? — попытался урезонить жадину Всеволод Охотник.
Возничий пожал плечами и равнодушно посмотрел на меня, мол, что с того!?
— Как же будут идти дети и старики? — поинтересовался я. — Разве они смогут преодолеть все тяготы долгого пути?
Мужик стушевался, но, посмотрев на рыжего Афанасия, сказал:
— Неужто я хуже других? Я как все! — он покосился в сторону своего подстрекателя. — Мне нет дела до того, кто будет ехать в моей телеге. Я могу везти хоть стариков, хоть детишек, а хоть и другой груз! Плати и полезай, вот так я мыслю.
— А если денег у них нет? — поинтересовался Всеволод Охотник.
— А мне–то что до этого, я же говорю — пускай за них другие платят!
— И кто же должен за них платить? — спросил я, уже понимая, куда тот клонит.
Возничий задрал нос и упёр руки в боки.
— Да хоть бы и ты, староста! Тебе они нужны, ты и плати. — мужик хитро ухмыльнулся.
— А знаешь, — я сделал вид что задумался, почесал бороду и состроил кровожадную гримасу, — если ты не желаешь помогать другим людям, то у меня в посёлке для тебя места нет. — сообщил я возничему. Того слегка проняло. — Вот я смотрю, у тебя в телеге лежат мешки с зерном, яблоки, другая снедь. Не за них ли я вчера заплатил из своего кошелька? Не ты ли вчера и сегодня ел за мои деньги? Не твоя ли лошадь ела мной оплаченный фураж? Давай я заплачу за их проезд, а ты мне заплатишь, если захочешь что–то поесть, лошадь свою покормить и у меня переночевать!
— Так я ж как все! — удивился мужик, уже понимая, к чему я веду. — Все ели и я ел. Никто за еду денег не просил! И лошадь моя ела то, что давали.
— А почему ты не смог себя и свою лошадь накормить?
— Так ведь не было работы в Каменце! — воскликнул удивлённый возничий.
— Хочешь работу в моей Игве, чтобы еда у тебя и лошади твоей была?
— Кто ж откажется от еды и от заработка? — улыбнулся мужик. — Без еды ни человеку, ни скотине не жить! А разве ж тот, кто не работает, сможет себе еду купить?
— А кров над головой тебе нужен? — спросил я. Мужик кивнул, на этот раз с полной серьёзностью. — Тогда будем считать, что ты должен отработать и еду, и кров над головой. Для этого я приказываю тебе — бери тех, на кого укажет тебе Всеволод, и денег за это с них не бери! А если в будущем так случится, что надо будет помочь старикам или детям, ты подумай о них, как будто они твои соседи и помоги им, чем сможешь! Иначе люди тебя уважать не будут. А денег ты у меня ещё заработаешь и немало. Если не веришь мне, то спроси у моего конюха Фёдора!
Мужик посмотрел на меня долгим и задумчивым взглядом. Я прямо видел, как в его голове со скрипом вращаются заржавевшие шестерёнки. Мыслительный процесс продолжался какое–то время, я всё так же играл с мужиком в гляделки, наконец, он сдался и опустил взгляд.
— Хорошо, староста! Пусть будет по–твоему!
— И запомни! Никогда в будущем я не стану терпеть малодушия, у меня все должны помогать другим, даже если нет в этом твоей выгоды.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мужик сник и стал ссаживать со своей телеги пассажиров, возвращая деньги и вещи, которые взял у тех за проезд. На их место Всеволод усаживал тех, кому дорога была не по плечу.
Я дождался, пока Всеволод закончит заполнять телегу людьми, и попросил его следовать за мной. Так Всеволод, Светозар и я подошли к группе поварихи. Там тоже был свой жадный мужик. Но едва повариха напомнила ему о том, как кормила его, шутливо пригрозив ему черпаком, как жадный мужик, больше опасаясь меня в окружении грозных спутников в лице Светозара с топором за поясом и Всеволода с луком за спиной, согласился везти в телеге любого, на кого укажет повариха Алевтина.
