— Вы говорите как священник.
— Не признавай и священников, — продолжил Им. — Тех, что приходят к нам проповедовать из других стран. Ириали не нужны проповеди, только опыт. Так как каждый опыт отличается, он приносит целостность. В конечном итоге все соберется обратно — когда будет достигнута седьмая земля — и мы снова станем Единым.
— Таким образом, вы и я... — произнес беспризорник, — одно и то же?
— Да. Два разума одного существа, которые проживают разные жизни.
— Это глупо.
— Просто зависит от точки зрения, — сказал Им, посыпая ступню мальчика порошком и снова натягивая на него пробную пару. — Пожалуйста, пройдись немного.
Мальчик бросил на него странный взгляд, но повиновался и сделал несколько шагов. Он больше не хромал.
— Точка зрения, — произнес Им, подняв руку и пошевелив пальцами. — С очень близкого расстояния пальцы могут казаться отдельными и одинокими. В самом деле, большой палец может думать, что у него очень мало общего с мизинцем. Но с определенной точки зрения он осознает, что пальцы — это часть чего-то большего. Что на самом деле они Едины.
Беспризорник нахмурился. Кое-что, вероятно, выходило за пределы его понимания.
«Мне нужно говорить проще, и...»
— Почему вы палец с дорогим кольцом, — спросил мальчик, шагнув в другую сторону, — а я должен быть мизинцем со сломанным ногтем?
Им улыбнулся.
— Я знаю, что это звучит несправедливо, но не может быть несправедливости, так как мы все, в конце концов, одно и то же. Кроме того, у меня не всегда была эта лавка.
— Не всегда?
— Нет. Думаю, ты удивился бы тому, откуда я. Пожалуйста, сядь обратно.
Мальчик сел.
— Ваше лекарство работает по-настоящему хорошо. Очень-очень хорошо.
Им снял башмаки и с помощью порошка, который местами осыпался, определил, как подогнать обувь. Выудив пару готовых башмаков, он поработал минутку, сгибая их в руках. Иму хотелось сделать подкладку на дно для раненой ноги, что-нибудь, что можно будет оторвать через несколько недель, когда рана заживет...
— Вещи, о которых вы говорите, — сказал мальчик. — Для меня они звучат глупо. Я имею в виду, если мы все — одна и та же личность, не должен ли каждый уже знать об этом?
— Как Единый мы знаем истину, — ответил Им. — Но как многие, мы нуждаемся в неведении. Мы существуем в разнообразии, чтобы испытать все виды мышления. Следовательно, некоторые из нас должны знать, а другие — нет, так же, как некоторые должны быть богатыми, а другие — бедными.
Он поработал над башмаком еще немного.
— Многие люди когда-то действительно знали. Но об этом не говорят так часто, как следовало бы. Вот, давай посмотрим, подойдут ли они.
Им подал мальчику башмаки, тот надел их и завязал шнурки.
— Возможно, твоя жизнь неприятна, — произнес Им.
— Неприятна?
— Ну, хорошо. Просто ужасна. Но она станет лучше, юноша. Я обещаю.
— Я думал, — сказал мальчик, притопывая здоровой ногой, чтобы проверить башмак, — что вы собирались рассказать мне о том, что жизнь ужасна, но это все не имеет значения в конце, потому что мы все будем в одном месте.
— Ты прав, — подтвердил Им. — Но сейчас это не слишком утешает, не так ли?
— Неа.
Им развернулся к верстаку.
— Постарайся не наступать на раненую ногу слишком сильно, если сможешь.
Мальчишка шагнул к двери с неожиданной поспешностью, как будто стремился убраться до того, как Им передумает и заберет башмаки. Однако он остановился в дверном проеме.
— Если мы — одна и та же личность, пытающаяся прожить разные жизни, — сказал мальчик, — вам не нужно раздавать обувь. Потому что это не имеет значения.
— Ты бы не ударил сам себя в лицо, ведь так? Если я делаю твою жизнь лучше, то улучшаю и свою собственную.
— Это все бред, — проговорил мальчик. — Я думаю, вы просто хороший человек.
Он скрылся из виду, не сказав больше ни слова.
Им улыбнулся, покачав головой. В конце концов он вернулся к оставленной работе. Спрен выглянул снова.
— Спасибо, — сказал Им. — За твою помощь.
Башмачник не знал, почему мог делать то, что делал, но понимал, что в этом замешан спрен.
— Он все еще здесь, — прошептал спрен.
Им посмотрел в дверной проем, выходивший в ночную улицу. Беспризорник здесь?
За спиной Има что-то зашуршало.
Он вскочил, стремительно развернувшись на месте. Рабочая комната была полна темных углов и закутков. Возможно, он услышал крысу?
Почему дверь в заднюю комнату, где Им спал, открыта? Обычно он ее закрывал.
В темноте, сзади, пошевелилась тень.
— Если вы пришли за сферами, — сказал Им, задрожав, — у меня здесь только пять обломков.
Шуршание повторилось. От темноты отделилась тень, превратившись в человека с кожей макабаки — полностью черной, не считая бледного полумесяца на щеке. Он был одет в черно-серебряную униформу, которая не походила ни на одну из известных Иму. На руках незнакомец носил толстые перчатки с жесткими отворотами на тыльной стороне.
— Мне пришлось искать очень упорно, — сказал мужчина, — чтобы обнаружить твою неосторожность.
— Я... — Им запнулся. — Только... пять обломков...
— Ты жил достойно с тех пор, как покутил в юности, — продолжил человек ровным голосом. — Юноша со средствами, который пропил и прогулял то, что ему оставили родители. Это не является незаконным. В отличие от убийства.
Им плюхнулся на табуретку.
— Я не знал. Я не знал, что это ее убьет.
— Яд, — сказал мужчина, шагнув в комнату. — В бутылке с вином.
— Мне сказали, что год урожая сам по себе был знаком! — воскликнул Им. — Что она поймет — послание от них, и значит, она будет должна заплатить! Я отчаянно нуждался в деньгах. Понимаете, чтобы поесть. Обитатели улиц не отличались добротой...
— Ты стал соучастником убийства, — произнес мужчина, натянув перчатки потуже сначала на одну руку, затем на другую. Он говорил с полным отсутствием эмоций, как будто беседовал о погоде.
— Я не знал. — Им отступил.
— Тем не менее ты виновен.
Мужчина отвел руку в сторону, и из тумана возникло оружие, упав ему в ладонь.
Клинок Осколков? Что это за блюститель закона? Им уставился на чудесный серебристый Клинок.
А затем побежал.
Оказалось, с уличных времен у него еще остались полезные инстинкты. Он успел швырнуть в мужчину стопку кожаных лоскутов и уклониться от Клинка, когда тот дернулся в его сторону. Им выбрался на темную улицу и с криком бросился прочь. Возможно, кто-нибудь услышит. Возможно, кто-нибудь поможет.
Никто не услышал.
Никто не помог.
Им был стариком. Добежав до первого перекрестка, он уже запыхался. Башмачник остановился возле старой парикмахерской, темной внутри, с запертой дверью. Маленький спрен двигался рядом, его мерцающий свет отбрасывал круг искр. Прекрасный.
— Думаю, — проговорил Им, задыхаясь, — пришло... мое время. Пусть... это воспоминание... порадует Единого.
Позади на улице слышались шаги, все ближе.
— Нет! — прошептал спрен. — Штормсвет!
Им порылся в кармане и достал сферу. Мог ли он как-то ее использовать, чтобы...
Плечо блюстителя закона швырнуло Има к стене парикмахерской. Башмачник застонал, выронив сферу.
Мужчина в черно-серебряном закрутился вокруг него. Он выглядел как тень в ночи, силуэт на черном небе.
— Это было сорок лет назад, — прошептал Им.
— Правосудие не имеет срока давности.
Мужчина воткнул Клинок Осколков в грудь Има.
Опыт завершился.
ИНТЕРЛЮДИЯ 3. Ризн
Ризн нравилось притворяться, что ее горшок шинской травы был не глупым, а просто задумчивым. Она сидела в носовой части катамарана, держа горшок на коленях. Обычно спокойная, поверхность моря Реши слегка колыхалась от гребков проводника за спиной. Из-за теплого, влажного воздуха на бровях и шее Ризн выступили бусинки пота.
Скорее всего, снова собирался дождь. В здешнем море это был худший вид осадков — не мощный или впечатляющий, как сверхшторм, и даже не такой назойливый, как обычный дождь. Здесь все заволакивала туманная мгла, больше, чем туман, но меньше, чем морось. Достаточно, чтобы испортить прическу, макияж, одежду, в общем, любые попытки аккуратной молодой женщины создать подходящий для торговли внешний вид.
Ризн передвинула горшок у себя на коленях. Она назвала траву Тивнк. «Угрюмый». Ее бабск смеялся над именем. Он понял. В названии травы Ризн признала, что Встим прав, а она ошибалась; его торговля с шиноварцами в прошлом году оказалась исключительно прибыльной.
Ризн решила не становиться угрюмой из-за такого явного доказательства своей неправоты. Но позволила быть угрюмым растению.
Они пересекали местные воды уже в течение двух дней, но перед этим много недель ожидали в порту перерыва между сверхштормами, подходящего для путешествия по почти замкнутому морю. Сегодня воды оставались пугающе тихими. Почти такими же спокойными, как в Чистозере.
