Когда мы легли в дрейф на пути передней галеры, на ней перестали грести и посигналили красным флагом другим судам сделать то же самое. На корме галеры находилась беседка с балдахином из золотой парчи, из которой перешел по куршее на баковую площадку к стоявшим там арбалетчикам капитан каравана — сухощавый старик с боевито закрученными, седыми усами и бородой клинышком. Я объявил венецианцам условия прохода по проливу.
— А если не заплатим, что будет?! Неужели нападешь на нас?! — спросил он насмешливо.
— Зачем?! — спокойно ответил я. — Подождем одиночное венецианское судно и возьмем с него за всех, а вы между собой рассчитаетесь.
— Мы за такое наказываем, — пригрозил венецианец.
— Попробуйте. Михаил Палеолог тоже думал, что легко справится с нами, — сказал я. — Только стоит ли из-за двух дукатов превращать сильного союзника во врага?!
— Твои доводы разумны, — согласился капитан каравана.
Он пошел на корму, переговорил там с другими разряженными венецианцами, наверное, купцами или чиновниками, после чего вернулся на бак с мешочком дукатов. Кинув его мне, подождал, когда я пересчитаю деньги, после чего сообщил:
— Завтра здесь пройдет караван генуэзцев. На нем повезут вашего бывшего командира.
Я понял хитрый замысел венецианцев, поэтому показал мешочек с монетами и спросил шутливо:
— Это плата за проход или за нападение на генуэзцев?!
Старый капитан весело засмеялся, после чего ответил:
— И то, и другое!
Я приказал грести к берегу, и обе галеры ушли с пути венецианского каравана. Вот так, не сеял, не жал, а почти семь дукатов собрал. Рамон Мунтанер получит вдвое меньше, но ему для этого даже выходить из дома не надо. Остальное будет поделено между воинами гарнизона Галлиполя.
Рамон Мунтанер занимал покои бывшего наместника Галлиполя, в которых до него успели пожить Рожер де Флор, Беренгер де Энтенза и Беренгер Рокафорт. Я бы в таком месте не поселился. Комендант города не имел понятия, что такое кабинет, поэтому принимал визитеров в, так сказать, банкетном зале, где в дальнем углу у открытого окна стоял круглый столик на гнутых ножках и с разрисованной красными розами и покрытой лаком столешницей. Возле окна стол поместили не для того, чтобы был лучше освещен, а чтобы смотреть, что происходит во дворе. В эту эпоху окно заменяло телевизор. Следует заметить, что в интеллектуальном плане качество информации, поступающей из окна, было не ниже или не выше, чем будет из телевизора. Разница была только в количестве каналов. С одной стороны стола располагалась тяжелая трехногая табуретка, с другой — стул с низкой спинкой и кожаным сиденьем, набитым конским волосом. Как ни странно, на табуретке сидел хозяин. На ней было проще повернуться к окну, когда там вдруг начинали демонстрировать что-нибудь интересное, типа ссоры двух солдатских жен.
Услышав о том, что завтра мимо нас провезут плененного Беренгера де Энтензу, Рамон Мунтанер вскочил с табуретки и забегал возле стола. Чем-то — может быть, сухощавостью и загнутыми кверху черными усами — он был похож на капитана венецианского каравана, только вот явно отставал по сообразительности, хитрости и другим производным ума.
— Нападем на них и отобьем нашего командира! — быстро принял решение Рамон Мунтанер.
— Во-первых, генуэзских галер будет не меньше десяти; во-вторых, в морском бое они опытнее нас, — возразил я.
— Нападем на одну галеру, на которой будет Беренгер, — уточнил комендант Галлиполя.
— Как мы ее определим? — поинтересовался я.
— Она будет самой главной, самой большой. Такая обычно идет в караване второй или третьей, — ответил Рамон Мунтанер.
— А если его там не окажется? — спросил я.
— Захватим генуэзцев и потом обменяем на него, — быстро нашелся комендант.
— Захватить-то мы, может, и захватим, но к тому времени нас окружат со всех сторон и перебьют, — сказал я.
Рамон Мунтанер нарезал пару кругов около стола и придумал другой способ:
— Используем другую силу — деньги. Предложим за него большой выкуп.
— Какой? — поинтересовался я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Три тысячи, — выпалил он. Пройдя несколько шагов, повысил: — Лучше пять. — Подойдя к столу и сев на табурет, принял окончательное решение: — Дадим за него десять тысяч золотых. Уверен, что все каталонцы скинутся на его выкуп.
— Каталонцы не успеют скинуться, потому что провезут его завтра, а до них два дня скакать, — напомнил я.
— Мы заплатим, а они потом возместят, — уверенно произнес Рамон Мунтанер.
Видимо, он был не только казначеем, но и хранителем денег каталонцев. Поэтому имел под рукой такую большую сумму и не сомневался, что платить будут все.
— Давай попробуем, — согласился я.
Мы на лени встретили караван генуэзцев на подходе к проливу Дарданеллы. Шло восемнадцать галер, которые умели от сорока до восьмидесяти весел. Они были старой конструкции, не такие, как венецианские. Носы традиционно для генуэзцев украшены фигурами животных и людей. Шпирон заканчивался массивным железным острием, напоминающим увеличенный в несколько раз наконечник копья. Мачты выкрашены в красно-белую — цвета их флага — горизонтальную полосу. На мачтах висели флаги республики Генуя — красные кресты на белом полотнище. У многих галер на бортах рядом с форштевнем нарисованы глаза. Судя по тому, что, увидев нас, галеры сбавили ход, генуэзцы уже знали, что мы собираем пошлину за проход по проливу.
Поравнявшись с первой галерой, мы развернулись и пошли параллельным курсом метрах в двадцати от нее. Когда наша корма, на которой стояли мы с Рамоном Мунтанером, поравнялась с ее кормой, я спросил стоявшего там мужчину в надраенной до блеска кольчуге, который прижимал левой рукой к боку округлый шлем с гребнем из белых страусиных перьев, видимо, капитана галеры:
— На какой галере капитан каравана?
— Ему не о чем с тобой говорить! — высокомерно заявил генуэзец. — Платить мы вам не собираемся!
— Это мы поняли. Поэтом сами хотим заплатить вам выкуп за Беренгера де Энтензу, — сказал я.
— И сколько? — поинтересовался капитан галеры.
— Это мы будем обсуждать с главным, — ответил я. — На какой он галере?
— На третьей, — ответил капитан, махнув рукой в сторону идущих следом судов.
Переговоры с нами вел пожилой мужчина с залысиной ото лба к макушке, старательно прикрытой длинными волосами, зачесанными от ушей. Встречный ветер отрывал волосы от черепа, отчего начес колыхался, как крыло. Капитана каравана окружал десяток роскошно одетых молодых людей, которые смотрели на нас с той смесью наглости и презрения, с какой смотрят на того, кого считают намного слабее себя. На этот раз говорил Рамон Мунтанер. Начал с трех тысяч, закончил десятью. Сумма произвела впечатление на генуэзцев, но, скорее всего, вопрос был не в их компетенции. Поняв это, каталонец закончил торг, дав слово мне.
— Вы должны заплатить за проход по проливу по два геновито (так называлась золотая монета, которую чеканила Генуэзская республика) с судна, — сказал я.
— А если не заплатим, что будет?! — насмешливо спросил капитан каравана.
— Скупой платит дважды, — напомнил ему народную мудрость.
— Ты нам угрожаешь?! — наигранно возмутился он.
— Всего лишь предупреждаю, — молвил я.
— Ничего не получишь! Убирайся вон, пока мы не начали стрелять! — презрительно махнув рукой, произнес генуэзец.
На высшем уровне генуэзцы считались союзниками каталонцев, потому что в недавно закончившейся войне арагонцев с анжуйцами поддержали первых, а бойцы Каталонской компании, как ни странно, считали себя подданными Арагонского короля. Но на, так сказать, бытовом уровне всё было интереснее. Пока счет между каталонцами и генуэзцами был «одни-один». Можно было бы и помириться, освободи они Беренгера де Энтензу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я дал команду гребцам лени налечь на весла. Мы легко обогнали передние галеры, с которых нам свистели и жестами демонстрировали свой уровень культуры. Наши гребцы начали было огрызаться, но я урезонил их:
