Паже выложил на прилавок вещи.
— Довольно приличные костюмы, — заметила женщина.
— Благодарю вас, — произнес Паже и, тушуясь, поставил зеленый мешок на прилавок. — У меня еще вот, туфли.
— Да они совсем новые, — сказала та, доставая их из мешка.
Паже кивнул.
— Они не очень удобные. Я в них все равно что на роликовых коньках.
Приемщица рассмеялась, кокетливо заглядывая ему в глаза.
— Не следовало бы так сорить деньгами.
Одна мысль не выходила у него из головы: «Что, если она запомнит и потом опознает меня?»
— Вот и моя приятельница говорит то же самое, — сказал он.
Женщина снова посмеялась, но вслед за этим занялась квитанцией, стопка которых лежала перед ней на прилавке.
— Может быть, не стоит… — неуверенно пробормотал Паже.
Она взглянула на него с некоторым удивлением.
— Ну что вы? Мне совсем не трудно выписать. А вам поможет с налогами. Ведь все это, верно, потянет на тысячу долларов, а то и больше — даже поношенное.
Разговор явно затягивался.
— Хорошо, — сказал Паже, — благодарю вас.
Та выписала квитанцию и спросила:
— Ваше имя?
— Паже.
Он увидел, как она аккуратно вывела «Падже», но не стал поправлять ее. Получая квитанцию, он заметил, как она машинально смахнула вторую копию в ящик.
Еще раз поблагодарив ее, Паже поспешно ретировался. Обернувшись, он увидел, что женщина улыбается ему вслед, и помахал ей рукой. Пройдя несколько шагов по улице, он еще раз оглянулся, скомкал квитанцию и бросил в урну.
По дороге домой ему хотелось только одного — чтобы та женщина в приемном пункте поскорее забыла его. Это вполне вероятно, ведь она занятой человек, уговаривал он себя; если только она не увидит его еще раз. Вслед за этим его охватил внезапный и суеверный страх: он допустил чудовищную оплошность, поправить которую был уже не в силах.
Прибыв домой, Паже был даже немного удивлен, обнаружив, что в библиотеке сидит Карло, а вовсе не инспектор Монк.
Это было для него до некоторой степени неожиданностью, потому что в последнее время Карло не часто появлялся там. Паже понял, что сын ждал его.
— Где ты пропадал? — в голосе Карло слышались тревожные нотки.
— Подрабатывал курьером, — ответил Паже, избегая смотреть Карло в глаза. Затем, уже серьезно, добавил: — Я должен попросить у тебя прощение за сегодняшнее.
Карло отвернулся.
— Я боялся, что скажу не то.
— Я же всегда учил тебя — говори людям правду. — Паже улыбнулся. — Это гораздо удобнее.
— Жаль все-таки, что я не видел тебя в тот вечер, — произнес Карло, искоса глядя на отца.
«Или хотя бы слышал», — добавил за него Паже про себя.
— Не волнуйся, — успокоил он мальчика. — Все это не более чем игра в полицейских. К каждому случаю смерти при невыясненных обстоятельствах они относятся с подозрением, и любой человек, который так или иначе был связан с покойным, должен рассчитывать на их визит. — Паже помолчал. — Ужасно только, что они стали ворошить этот вздор насчет Елены. Но ты держался молодцом, честное слово. Все время.
— Ты что-то чересчур спокоен. — Карло подозрительно посмотрел на отца.
Паже был уверен — его напускная беспечность выглядит довольно правдоподобно. Но он знал своего сына и не заблуждался на его счет. Знал достаточно, чтобы понять, что его слова — это скорее вопрос, нежели констатация; он знал его более чем достаточно, чтобы расслышать в голосе сына неподдельную тревогу. Но в конечном счете ведь не каждый подросток отличается подобной восприимчивостью.
— Карло, через пару недель все уляжется. Пока же не стоит говорить с ними об этом. Вообще ни с кем.
Паже всматривался в глаза сына и чувствовал, как тоска снова пробирается к нему в сердце, словно дом его стал обителью страха, который прежде он наблюдал только в глазах своих клиентов, — страха затравленного человека. Затем Карло равнодушно пожал плечами, однако Паже понял, что в душе его царило смятение.
Он ощутил острую потребность быть вместе с сыном, вести себя с ним, как обычно.
— Что ты делаешь сегодня вечером? — спросил он.
— Ничего особенного, — помолчав, ответил Карло. — Родители Кэти хотят, чтобы она присутствовала на семейном ужине, — счастливые лица за столом, ну и все такое.
Паже улыбнулся.
— Да, в некоторых семьях это принято. Особенно в таких, где есть мать.
Карло понимающе ухмыльнулся:
— Да ты и сам точно такой же. Ну ладно, а ты-то чем будешь заниматься?
— У меня по нолям: Терри занята с Еленой.
Карло посмотрел на него испытующе.
— Небось скучаешь по женщинам без детей?
— He-а. Скучаю исключительно по женщинам без мужей.
Карло рассмеялся:
— Ну-ну.
— Послушай, а почему бы нам не пойти в кино? — спросил Паже, откидываясь на спинку кресла.
— Есть конкретные идеи? — поинтересовался Карло.
— Не знаю. А ты что предлагаешь?
Карло на минуту задумался.
— Арнольд Шварценеггер?
— А может, сойдемся на Клинте Иствуде?
— Продано, — ответил Карло, широко улыбаясь. — Арнольда я предложил так, в качестве стартовой цены.
5
Паже целовал Терри в шею, в подбородок. Голова ее лежала у него на плече. Он вдыхал запах ее кожи, волос и слушал, как женщина что-то довольно бормочет.
После визита полиции прошло два дня. Они были в библиотеке. Крис растянулся на персидском ковре, прислонившись к кушетке и держа в объятиях Терри, которая откинулась навзничь у него на груди. В комнате было темно и тихо; в камине в оранжевых и синих языках пламени потрескивали дрова. Блики огня купались в стоящих на кофейном столике хрустальных бокалах с остатками недопитого ими коньяка. Паже чувствовал себя умиротворенным.
Это был их первый — за несколько дней — свободный вечер. Они ели сыр и копченую лососину и неторопливо разговаривали. Они знали, что впереди у них ночь любви, и никуда не спешили. Под их беседу неспешно текло время, и казалось, что его можно потрогать руками. Все было ясно и просто, и Паже подумал, что в этот вечер они ничем не отличаются от всех влюбленных.
— Эта доктор Харрис, — произнес Паже, — какая она?
Терри чуть приподнялась, оперевшись рукой о его грудь.
— Думаю, она прекрасный специалист, — ответила женщина. — В этой области мне просто не с чем сравнивать. Только непонятно, почему мы больше заняты моим детством, а не Еленой.
— Ну и почему?
— Понятия не имею. — Терри протянула руку за коньяком. — Крис, а что ты помнишь про свое детство? Скажем, когда тебе было примерно столько, сколько сейчас Елене? Помнишь ты хоть что-нибудь?
Паже задумался.
— Меня это как-то не особенно занимало последнее время. Но думаю, что помню довольно много. Как хорошего, так и плохого.
— А какие твои первые воспоминания?
— Самые ясные? Помню, когда меня отшлепали за то, что сказал неправду, как я разрывался между чувством обиды и желанием заняться большим игрушечным автомобилем, который мне подарили на Рождество. У него были педали, и на нем можно было кататься, как на трехколесном велосипеде. Мне казалось, это настоящий «роллс-ройс».
— Ну, это само собой. — Терри улыбнулась. — Сколько же тебе было тогда?
— Чуть меньше, чем Елене сейчас. Четыре или пять. — Паже пригубил коньяк из бокала Терри и почувствовал, как мягкое тепло разливается по жилам. — А что помнишь ты?
Терри помолчала, потом сухо произнесла:
— Как бьют мою мать.
Паже вздрогнул.
— С чего вдруг?
— На днях Денис Харрис спросила, помню ли я себя в возрасте Елены. Сначала у меня перед глазами не было ничего, кроме смутного пятна, и вдруг я вспомнила, как натягиваю одеяло на голову, стараясь не слышать криков матери. — Терри отхлебнула коньяка. — Как будто, если бы у меня в ушах перестал стоять этот крик, отец прекратил бы избивать ее. Разумеется, я защищала тогда только самое себя.
— Где же это происходило, если ты все слышала?
— В спальне. Рядом с моей комнатой. Мне почему-то кажется, что он даже хотел, чтобы я слышала.
Паже смотрел на огонь.
— Ты, должно быть, до сих пор ненавидишь отца?
По тому, как слабо шевельнулись ее лопатки, он скорее почувствовал, чем увидел, как Терри пожала плечами.
— У меня уже нет никаких эмоций, — сказала она. — Я просто не думаю о нем. Все нормально.
Кристофер знал, что обсуждать это дальше не имело смысла.
— Ну и что же это дало Харрис? — спросил он.
— Я не сказала ей, — помолчав, произнесла Терри.
— Почему?
— Я не смогла. — Женщина повернулась к нему лицом. — Мне трудно объяснить это, Крис. Как будто мне было страшно.
— Чего ты боялась?
— Не знаю — это больше на уровне подсознания. Словно я сижу за столом, наблюдаю за ним и хочу только одного — успеть покончить с ужином, пока не произошел очередной взрыв. — Она покачала головой, точно в ответ на какие-то свои мысли. — В школе я всегда была тихоней, всегда старалась угодить, думая, что, если я стану примерной девочкой и стану приносить хорошие отметки, все будут добры ко мне и никто не прогневается. Главное, что отец не прогневается.
