позволяла находить примеры на все случаи.
— Сейчас чума на Балканах свирепствует, — говорили англичане, — и русские, если начнут войну с турками, могут очень пострадать. Как французы в 1812 году.
— Разве тогда в России была чума?
— Нет, в России были морозы. Они и убили французскую армию.
— Господа, — возражали русские моряки. — Если армия побеждает, то она всё побеждает, а ежели разбита, то она ото всего гибнет. Разве не так?
Не соглашались, спорили, мирились, пили за здоровье обоих государей и снова спорили. «В одном только англичане все соглашались: что их новые министры если не ослы, то по крайней мере бараны».
Вот так проводили время на Мальте. А Нахимова вскоре ожидало большое событие — он стал командиром корабля.
Корвет «Наварин»
Едва была объявлена война, как у турок взяли единственный уцелевший в Наваринском сражении корвет «Нессабиз Сабах» («Восточная Звезда»). На корабле, шедшем в Египет, кроме команды оказались греческие мальчики и девочки до двенадцати лет, которых предназначали для гаремов. Их отправили на родину, а призовой корвет присоединили к русской эскадре.
На рапорте Гейдена император Николай I начертал резолюцию: «Корвет считать взятым и переименовать “Наварином”». Так в составе Балтийского флота появился корвет «Наварин».
Корвет внимательно осмотрели и нашли, что он имеет красивый корпус, почти новый, построенный из дуба, длиной 125 футов, в подводной части обшит листами меди. Артиллерия тоже оказалась в хорошем состоянии: 16 каронад восемнадцатифунтового калибра и четыре двенадцатифунтовые пушки, все отлиты в Англии. Нуждались в замене лишь рангоут и такелаж, пострадавшие в Наваринском сражении, да трюм был изрядно загажен. А в остальном — «при должном присмотре корвет сей может служить... ещё 25 лет».
Кому отдать корвет в командование? Для приведения корабля в порядок назначили комиссию во главе с И. И. Кадьяном, но вряд ли предполагали сделать командиром его. Известно, что Лазарев как начальник штаба эскадры просил о назначении Нахимова, Гейден согласился: «Командиром на сей корвет я назначил капитан-лейтенанта Нахимова... который по известному мне усердию и способности к морской службе сделает его, так сказать, украшением вверенной мне эскадры»147.
Так Нахимов в 26 лет стал командиром корабля, что по тем временам не редкость; однако, похоже, среди однокашников и ровесников он был первым. Теперь полученный под началом Лазарева опыт предстояло использовать на своём корабле, создавая свою команду.
Все корабли, прибывающие на Мальту, выдерживали месячный карантин, поскольку в Турции была эпидемия чумы, и Нахимов с нетерпением ожидал его окончания, чтобы принять под командование призовой корвет. Рыкачев записал в дневнике 9 августа 1828 года: «Утром был опять в карантине и говорил с Трамбицким и Нахимовым, последний прислан сюда принять команду пленного корвета “Восточная Звезда”. Ему поручено отделать его сколь можно лучше, и он, как охотник и мастер, исполнит, верно, это на славу».
Как выяснилось при осмотре корвета, в его трюм турки сгружали все найденные в море и собранные после сражения вещи с других кораблей, туда же через отверстия на палубе попадали нечистоты (а команда составляла 600 человек). Неудивительно, что трюм кишел крысами, летучими мышами, саранчой, египетскими тараканами. На небольшом острове пленные турки очистили трюм, имущество сожгли, а все помещения корвета окурили специальным составом.
Наконец, карантин закончился, и 15 августа Нахимов вступил в командование корветом. Не пройдёт и полугода, как капитан-лейтенант Нахимов приведёт «Наварин» в порт Пороса. Рыкачев описал увиденный корвет: «...вооружён со всевозможною морскою роскошью и щегольством на удивление англичан, знатоков морского дела». Ещё недавно загаженный до безобразия корабль, на котором обитали, как живописал Кадьян, «тьмочисленные рои гадов», теперь мог считаться образцовым на любом флоте.
Командующий не ошибся в Нахимове — тот проявил и усердие, и любовь к морскому делу. Сослуживцы говорили, что он всегда относился к кораблю как к существу одушевлённому и «труженик был неутомимый». «Я твёрдо помню, — писал Рыкачев, — общий голос тогда, что Павел Степанович служит 24 часа в сутки». У такого командира и команда поработала на славу: «...подчинённые его всегда видели, что он работает более их, а потому исполняли тяжёлую службу без ропота и с уверенностью, что всё, что следует им, или в чём можно сделать облегчение, командиром не будет забыто...»148
Перед лицом эскадры командующий объявил Нахимову благодарность, нижним чинам «за понесённые ими труды» пожаловал сверх обычной нормы «чарку вина или джину».
Два года — 1829-й и 1830-й — «Наварин» крейсировал в составе эскадры в Средиземном море. Корвет оказался хорошим ходоком, и его часто использовали для передачи сообщений; именно «Наварин» привёз командующему эскадрой известие, что 2 сентября 1829 года Россия и Порта подписали в Адрианополе мирный договор. Греция, Сербия, Молдавия и Валахия получали автономию, Турция безоговорочно присоединялась к Лондонскому трактату, к России отходили побережье Чёрного моря от Анапы до Поти и дельта Дуная с островами. Австрия была в отчаянии: кто владеет устьем Дуная — тот владеет дунайской торговлей. Это был серьёзный успех России, но Николай I смотрел на него лишь как на первый шаг в решении Восточного вопроса. Следующие действия можно было предпринимать лишь в союзе с Британией или Австрией либо с обеими149.
Моряки не зря провели эти два года в Средиземном море. Наваринская победа и блокада проливов в зимнее время ещё раз доказали необходимость иметь сильный флот. 14 марта 1830 года в вахтенном журнале корвета «Наварин» появилась запись: «В 6 часов пополудни с корабля “Азов” сигналом велено... приготовиться к походу»150. Эскадра возвращалась домой.
Казалось бы, вернуться из Средиземного моря домой — не велика мудрость, однако поход оказался непростым. Во-первых, отношения с Англией к концу блокады оказались настолько натянутыми, что опасались начала боевых действий, а потому спешили домой и ни в один английский порт не заходили. Но Лазарев заметил: «...главного-то хозяина... не спросили: как Он расположит к тому времени льдами и ветрами?» Оказалось, лёд на Балтике не только не растаял, но и скопился глыбами от Дагерортского маяка до острова Готланд. Эскадра буквально пробивалась сквозь него, да ещё при свежем ветре и в мрачную погоду. В результате каждый из кораблей потерял около двухсот листов меди с днища, некоторые даже повредили обшивку151. «Наварин» послали вперёд смотреть корабли из Кронштадта, чтобы спросить, есть ли лёд в Финском заливе.
К счастью, Финский залив уже очистился ото льда, и 13 мая 1830 года эскадра вернулась на родной кронштадтский рейд. Сражение у берегов Греции,
