Саранцев М.Ю. Что же ты натворил такое в своем институте, Саранцев М.Ю., что мы убили двести с лишним тысяч человек? Как надо было узнать о тебе заранее и как заранее предупредить тебя, как?! Как совместить естественную — и социально необходимую, оттого и естественную, кстати — человеческую искренность и необходимость распределять вал информации наилучшим для дела образом? Не знаю. Нет общего ответа. Нет. Все ответы всегда знает только Чанаргван. Вот он лежит.
Ринальдо сел рядом с Чанаргваном прямо на пол. Было так пусто в мире, хоть плачь. Сердце остановилось.
МэлорБекки вошла.
— А эти что там делают? — спросил Мэлор.
— А что им осталось? Бу-бу-бу-бу. Вот что они делают. Бу-бу-бу с умным видом. Сидят, обсуждают и восхищаются. Весь день.
— А знаешь, ласонька, я ведь и не сообразил вчера, что такую штуку придумал. Так спать уже хотел. Вывел закон дисперсии — ну, думаю, вот и все, пора к тебе…
— Чудик, — сказала она с нежностью. — А зачем у тебя свечки горят?
— А у меня и музыка играла, — похвастался Мэлор. — Клавесинчик. Только когда постучали, я чего-то застеснялся, подумал, это из них кто-нибудь, и выключил.
— Свинья ты свинская, слушаешь без меня!
Он метнулся к кристаллофону. Хрупкая музыка возникла снова, зазвенела в мягкие стены.
— Знаешь, — сказала Бекки задумчиво, — когда я слышу такое, мне видится, что кто-то очень добрый… непредставимо добрый, почти как ты, тонкими такими замечательными пальцами перебирает драгоценные камни, чтобы выбрать, какой подарить мне. И они сыплются с ладоней и сверкают, сверкают…
— А мне, — ответил Мэлор, беззвучно подходя к ней, — мерещится мое любимое звездное небо. И взгляд прыгает от звезды к звезде.
Она улыбнулась и сказала:
— Мужчина и женщина…
Он несильно обнял ее, и ее дыхание сразу участилось; он повел ладонью по ее предплечью, потом поднялся к шее, и то, что вдруг кончился воротник и началась она сама, было как вспышка.
— Ты зачем меня к ним прогнал? — спросила она шепотом. Она всегда переходила на шепот, как только он касался ее.
— Не знаю, — так же тихо ответил он. — Хотел, чтобы ты пришла. Это так здорово, когда ты приходишь… Ты чудо. Всякая женщина чудо, а влюбленная — вдвойне, а ты — четырежды…
— Давай возьмем отпуск, — ловя момент, предложила Бекки. — Ты же вымотался ужасно. И вполне заслужил. Неделю поплаваем в каком-нибудь теплом море, а неделю на лыжах побегаем.
— Давай, — сразу согласился Мэлор.
— Я после института была в замечательном спортлагере в Антарктиде, на Земле Королевы Мод. Я еще тогда подумала: если кого-нибудь полюблю, обязательно поеду туда с ним вдвоем. Народу немного, прекрасные трассы, и пингвины так смешно пристают…
— Никогда не был в Антарктиде.
— Правда, говорят, там вроде бы закрыто сейчас из-за отравления — какая-то старая военная отрава вылилась из потайного хранилища, когда начали строить новый аэродром…
— Даже не слышал.
— Прилетим на Землю, я позвоню туда и все выясню.
— А тогда ты там была одна?
— С двумя подругами.
Мэлор улыбнулся.
— Летом там тепло, — мечтательно сказала Бекки. — Солнышко даже пригревает, на крыше большой солярий… а внизу бассейн с океанской водой. И снег сверкает — иногда я очки надевала…
— Пингвинов хочу, — детским голосом сказал Мэлор.
— Будут тебе пингвины, маленький мой! — нежно пообещала Бекки. — Будешь их с руки кормить, вот так… — Она взяла ладонь Мэлора и поднесла к лицу, подождала мгновение, точно зная, просто физически ощущая, как падает у Мэлора сердце от удовольствия, гордости и ожидания, а потом стала целовать ее, упруго покалывая кончиком языка.
В дверь постучали несмело, но долго и настойчиво, не оставляя сомнений в том, что открыть — нужно. Бекки медленно, с удивлением отступила.
— Мэл, — раздался из-за двери голос Карела. — Простите, ребята… Можно к вам? Ответ пришел.
Мэлор метнулся к двери:
— Конечно, можно!
Дверь пропустила Карела, и пламя свечей всполошенно затрепетало, калеча и корча туманные тени на стенах.
— Что?! — спросил Мэлор.
Карел слегка развел руками. Он выглядел непривычно опечаленно и оттого не авторитетно. Как просто растерявшийся друг, а не начальник.
— Запал они обещали… И вот… Тебя зовут, — произнес он извиняющимся тоном. — Со всеми расчетами.
— Куда? — выдохнул Мэлор. — Когда?
— Срочно. — Карел протянул бланк. — Читай…
Мэлор прочитал. Опустил руку.
— Можно мне? — робко попросила Бекки.
— Да, конечно, — ответил Мэлор бесцветно и двинулся к ней, мимоходом выключив кристаллофон.
— И когда? — спросила она очень спокойно, пробежав глазами скупые серые строки. Мэлор обернулся к Карелу. Карел помялся.
— Сейчас, — сказал он. — Они прислали катер.
Бекки прикрыла глаза. Зачем же это, подумала она. Зачем же тогда все, если потом вот так?
— Я с тобой, — сказала она.
— Двухместный катер с пилотом, — сообщил Карел виновато. — Скоростной.
— Завтра, — предложил Мэлор.
Карел пожал плечами.
— Смотри, голова, — проговорил он. — Там ясно сказано.
— Но я не хочу никуда!
— Да что ты паникуешь?
— А больше радио не было? — спросила Бекки.
— Да нет, только вот с пилотом переслали. А что?
— Корабли, — выговорил Мэлор. — Тут ни слова про корабли.
— Дались вам эти корабли! — взбеленился Карел. — При чем тут корабли?
— Только не тяни, — сказала Бекки.
Мэлор судорожно глотнул, глядя на нее.
— Я… — сказал он петушиным голосом.
Провожать его к переходу пришли все, и каждый пожал ему руку, ведь это было очень странно — чтобы вот так кого-то отзывали вместо ответа. А Бекки поцеловала его, глядя совершенно завороженными, бездонно-черными от боли глазами.
— Я скоро, — бодро пообещал Мэлор. — Одной ногой там, другой, сами понимаете, уже обратно здесь. Ты тут… это… будь мне верна.
Ее губы задергались, пытаясь улыбнуться в ответ на его вымученную шутку. Не смогли. Тогда она отрывисто закивала, стряхнув слезинки с ресниц, и почти беззвучно прошептала что-то вроде «Мир фар дайн пуным…».
— Что? — шепнул Мэлор. Она покраснела:
— Старое-старое заклинание. Ужасно старое. Значит, у тебя все будет хорошо.
— У нас все будет хорошо, — сказал Мэлор.
— Пусть будут мне твои беды, — перевела Бекки.
Глава II
Решение
Ринальдо— Только еще раз хочу вам напомнить, — сказал Чжуэр. — Председатель Комиссии буквально несколько часов назад потерял друга и перенес в связи с этим тяжелейший сердечный приступ. Прошу вас, как бы ни сложился разговор, быть предельно корректным и тактичным.
— Я понимаю, — ответил Мэлор. — Но, знаете… это единственное, что я понимаю.
Наглухо затянутый в плотный черный комбинезон, Чжуэр открыл перед ним дверь. Его высокие ботинки, в которые были заправлены штанины, отчетливо и басовито поскрипывали на каждом шагу.
— Я тоже не все понимаю, Мэлор Юрьевич, — сказал он. — И тоже не все знаю. Для того вас и пригласили сюда, чтобы все мы могли окончательно разобраться в этой тягостной ситуации.
— Да что случилось-то? — вспылил Мэлор. Чжуэр ответил едва слышно:
— Тише…
В сумеречной бездне кабинета, за громадным столом сидел миниатюрный человек, и чем ближе подходил Мэлор, тем сильнее сжималось его сердце от какого-то непроизвольного, инстинктивного сострадания. У человека за столом было меловое лицо и больной взгляд. Он, очевидно, нуждался в помощи; Чжуэр мог бы не говорить ни слова — Мэлор чувствовал, будто в руках у него оказалась хрупкая до прозрачности драгоценная ваза, которую малейшее неверное движение, даже громкий звук могли истребить.
Талантливый мальчик был растерян и напуган и, кажется, возмущен немного. Его оторвали от его девочки и его установки, принесшей ему успех там, где многие мэтры сломались, и позвали к трясущемуся мертвецу невесть зачем; а действительно — зачем? Ринальдо теперь никак не мог ответить себе на этот вопрос и, глядя на приближающегося Мэлора, все пытался — до дрожи в пальцах — заставить себя вспомнить или заново сообразить, для чего он хотел видеть того, кто невольно убил более двухсот тысяч людей за три дня. Не вспоминалось. Мысль снова, как во времена споров с Чанаргваном, бессильно хлопала о какую-то твердь, и не было возможности сформулировать логическое обоснование для этой встречи. Просто оставлять мальчика в неведении — неэтично. А последствия? Мэлор подходил, Ринальдо видел, что с каждым шагом он идет все осторожнее, все бережнее, почти на цыпочках, — заботливый мальчик, славный мальчик, — и руки Ринальдо, упрятанные на подлокотники кресла, дрожали все сильнее от панического желания вызвать Чжуэра и крикнуть ему: «Уведите! Встреча нецелесообразна!»