— Как себя чувствуешь? — наконец выдавила я.
О, браво!
Глупее вопроса придумать сложно. Банально до ужаса.
— Прекрасно, — прошёл мимо меня прямо к лестнице, ведущей на второй этаж. — Вырубай материнский инстинкт, Князева.
Нас прервал телефонный звонок. Мой, кажется. Куда я телефон вчера запихнула?
— Минутку, — кинулась в прихожую и выудила смартфон из рюкзака. — Алло!
— Фух, Князева, у меня точно инфаркт с тобой будет! — облегчённо выдохнул в трубку Даня. — Проще до Кремля дозвониться, подруга.
— Что стряслось, истеричка?
— Да тут к тебе отец приехал, — выдал он. — Говорит, телефона твоего нет, а мать дозвониться не может. Где шляешься, красота моя неземная?
Отец? Дядя Андрей в смысле?
— Спасибо, Дань. Слушай, а как вчера прошло? — умело перевела стрелки.
— Свидание? — протянул он, явно не торопясь с ответом. — Фигово прошло, Мира.
Кажется, у нас обоих серьёзные проблемы с ремиссией.
— Так плохо?
— Ага, мрак. Что твоему отцу передать? А то на него уже соседи косо смотрят. Ещё полицию вызовут.
— Скажи, что сама к ним заеду после учебы. Сейчас не успеваю.
— Куда заедешь? — не понял Даня. — Он же у тебя проездом, из Москвы, сказал…
Ах, этот отец!
— Пусть звонит матери.
И отключилась.
Отец. Ага! Одно слово, блин.
Не сомневаюсь, мама сломалась и выдала папаше адрес со всеми потрохами.
Вот только забыла спросить, надо ли мне оно вообще. Конечно, не со зла. Хочет, как лучше для меня, но…
Не получится. Нет никаких тёплых чувств к человеку, который сам отказался от своей семьи.
Ненавижу!
Просто знать его не хочу. Мама счастлива, я тоже, зачем сыпать соль на раны? В любом случае, пора решить эту проблему, оборвать замкнутый, порочный круг. Хотя мне меньше всего на свете хотелось ехать в собственную квартиру, чтобы встретиться с отцом. Вспомнил на старости лет о существовании дочери. Раньше надо было думать!
Домой доехала на такси, потому что иначе бы не успела к первой паре в универ. На лестничной клетке пятнадцатого этажа, вернее, на ступенях и обнаружила своего родителя.
Изменился. Постарел, выглядит усталым, хмурым и раздражённым. В волосах блестит седина, серое пальто мокрое от растаявшего снега.
— Здравствуй, дочь, — он поднялся на ноги и изобразил какое-то чудовищное подобие улыбки. — Ну что узнала своего старика?
— Привет, — скрестила руки на груди. — Что ты здесь делаешь?
— И на порог не пустишь? Я тут тортик купил, чаю бы попили.
— Можно, — пожала плечами и направилась к двери. — Пойдём, только недолго, мне нужно на учёбу ехать.
Лютик сразу кинулся мне в ноги. Давай мяукать и ласкаться. Соскучился! Сейчас я тебя накормлю, подожди…
— О, животина, — отец сел на корточки и потянулся к коту, чтобы погладить, но тот сначала зашипел, а потом и вовсе хорошенечко так цапнул его. — Ишь, какой!
Умудрился ухватить Лютика за ухо и дёрнуть. Не сильно, но тот мгновенно протяжно запищал. У меня даже в сердце кольнуло. Нельзя так с животными обращаться. Людьми надо быть.
— Папа! — вскрикнула и схватила кота на руки, гладя и успокаивая.
— А ты всё такая же, Мирка. Каждого блохастого зверя домой тащишь.
— Лютик не блохастый зверь, он мой друг.
Пушистик ласково заурчал и вцепился когтями в мою кофту. Потерпи, мне тоже очень не нравится происходящее.
С отцом мы расположились на кухне. Поставила чайник, торт разрезала и разложила по тарелочкам. Пыталась делать что угодно, лишь бы занять себя делом.
А отец всё рассказывал, как с бизнесом катастрофически не ладится, жена ждёт второго ребёнка, им пришлось продать кучу недвижимости, чтобы закрыть долги. И всё о себе, да о себе. Зачем приехал – вообще непонятно.
— Очень хорошая квартирка, — он провел оценивающим взглядом по моей просторной кухне. — С парнем снимаете?
— Нет, — покачала головой. — Мама и отчим подарили на день рождения.
— Правильного хахаля твоя мать зацапала, с деньгами. Нашла себе толстосума.
Мне стало ужасно мерзко от его слов. Как же можно так говорить про жену, пусть и бывшую? Кроме того, из них двоих – зло не она. Можно подумать, это мы его выгнали пинком под зад.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Дядя Андрей любит маму, они счастливы, — процедила сквозь зубы, едва сдерживая злость. — Недавно дочку родили. И сделай милость, не высказывайся о маме в таком тоне. Ты нас бросил, пап. Не наоборот.
— Всё-таки настроила против. Мирослава, я же твой родной отец.
Да ладно! Молодец, что вспомнил!
— И? — скрестила руки на груди. — Ты приехал сблизиться, помириться или что? Если да, то выходит паршиво. Не очень-то и скучал. Дай бог смски присылал по праздникам. Для справки, мне не пять лет, чтобы настраивать против кого-то. Давно выросла из этого возраста.
Наверное, ещё пять минут и точно бы случился скандал. Космических масштабов. Потому что была настроена высказать ему всё, вылить весь свой яд, что скопился за столько лет.
Положение спас звонок в дверь, я выскочила в коридор, на чистом автопилоте поворачивая ключ в замке.
Никита. В руках держит два стаканчика кофе. Ещё и улыбается, будто круглый идиот.
Минуточку. Это как называется? Он ехал через весь город, больной, с температурой. Чтобы выпить со мной кофе?
Вот дурак.
Всего один решительный шаг вперёд и вот уже Ник внутри моей квартиры. Наверное, мне стоило что-то сделать. Выставить его, например. Сказать, чтобы больше никогда не приходил со своим дурацким, но вкусным кофе. Вот только сейчас находилась в таком опасном, подвешенном состоянии, когда Тарасов стал самой маленькой проблемой из всех.
Стыдно сказать, но совсем не рада встрече с родным отцом. Хотя мы с ним не виделись уже больше трёх лет. Это поначалу скучала, ревела в подушку, пока мама не видит и не понимала, почему папа так с нами поступил. Себя винила, искала причины, пробовала выйти с ним на связь.
Да куда там. Он завел себе новую семью. Променял нас на них. На ещё нерождённого ребёнка и молоденькую девушку, мою ровесницу.
Счастлива, что мама оставила в прошлом этого человека, вышла замуж, любима и они с дядей Андреем на Ясю не нарадуются. А папа… нет желания не видеть его, не слышать, не знать.
Жестоко? Пусть!
Ведь даже спустя столько лет он не спросил о том, как мои дела, не поинтересовался жизнью бывшей жены. Только он сам. Жалуется на своё собственное существование. Бизнес, долги и прочее.
— Ты так быстро сбежала, — Никита протянул один стаканчик мне. — И спасибо сказать не дала.
Ох! Ещё и этот!
Не согласна на то, чтобы Тарасов привозил чёртов грушевый латте. Был милым. Типо заботливым. Это маска. Искусная, жестокая, желанная. У меня не осталось сил, чтобы выбраться из водоворота под названием «любовь» живой. Два раза в одну реку не войдёшь, а уж три и подавно. Не буду придумывать сказки, обнадёживать себя и окружать воздушными розовыми замками. Той наивной Миры нет. Мальчик с глазами цвета изумрудов уничтожил её. Расщепил на пылинки и развеял по ветру.
Я стала пеплом нашей любви
Следом на земле от костра,
Ты больше на меня не смотри –
Всё равно до боли верна.
Тебе одному – почему?
Не спрашивай, ответа не знаю.
Эта любовь похожа на тюрьму,
Я в ней, как снежинка растаю…
— Не за что, Никит, — взяла стаканчик в руки и поставила его на журнальный столик. — Я не одна, так что…
Несколько секунд парень не сводит с меня взгляда, а потом согласно кивает. Мне показалось, словно в его глазах промелькнула грусть вперемешку с обречённостью, но стиснула зубы и виду не подала, что есть до этого какое-то дело. А в грудной клетке ныло так, аж рёбра свело от боли. Перекрыли разом весь кислород, ограничили доступ к воздуху. Это ненормально. Ненормально зависеть от человека и продолжать любить его ядовитой, больной любовью!
— Понял, не идиот.
Круто развернулся и вылетел на лестничную клетку, словно ошпаренный. Правильно, пусть идёт.
