Бродяжья судьба
Движущаяся дорожка в аэропорту Бен-Гуриона. За огромным окном бесконечное небо и древняя как мир земля. Farewell, Israel… goodbye, my shining love. Каждый раз, покидая тебя, я оставляю здесь часть своей души. Будто имею некую тайную привязанность к тебе, будто нашла тебя наконец среди песков обезвоженной пустыни. Искала всю жизнь и снова потеряла…
…О, не верьте тем, кто утверждает, что все возможно пережить, забыть, восстать, как птица Феникс из пепла. Есть кое-что, о чем забыть нельзя, что будет тревожить ночами, приходить размытыми лунными образами и манить за собой в далекое, не подлежащее восстановлению прошлое. И придется следовать за ними, за этими беспокойными видениями, искать какой-то выход, пытаясь избавиться от назойливых воспоминаний, снова и снова возвращаться туда, где давно потерялся след любви. Но как многие тысячелетия назад, по-прежнему блестит на солнце зеркало неподвижного Мертвого моря и на восходе горят оранжевым огнем безжизненные и древние горы Синая.
…Увидев Руслана на проклятом унылом мероприятии, куда меня почти случайно занесло, я как будто снова оказалась там, на древней выжженной земле. Будто перенеслась на много лет назад и ощутила запах моря и пряностей и легкое прикосновение солнечных лучей к сомкнутым векам.
…Все растворилось – ни взгляда, ни шороха, испепеляющий целеустремленный зной. И знаешь, знаешь наверняка, что так будет всегда, и только омут памяти затягивает и не дает покоя… Дождь так и не пошел. Снова выглянуло настырное, безжалостное солнце. Марево рассеялось, обнажив черты далеких оранжевых скал. Я тебя забуду. Я не забуду тебя никогда.
…Нет, простые человеческие радости всегда были мне чужды. Я никогда не желала семьи, надежного мужского плеча, субботних обедов с общими родственниками, раза два в год рейдов в ресторан, обязательно заканчивающихся чьей-то блевотиной в сортире… Никогда не любила и не знала я детей – я им нравилась, они мне нет. Вне зависимости от возраста и социального положения их родителей.
От навязанного псевдопраздничного общения я уставала гораздо больше, чем от своего действительного труда. И всегда, всегда старалась как можно быстрее замести следы любого сходняка, состоявшего более чем из трех человек. Посему я и называю себя патологической лгуньей без всяческих прикрас.
По правде говоря, в какой-то момент строить из себя компанейскую овцу из общего стойла мне резко надоедало, и вот тогда… Тогда и наступал самый запредельный момент, к которому я стремилась изначально, – полный, феерический разрыв без объяснений и взаимных обвинений, а в самых жгучих случаях безобидный иллюзионист уступал коварному и злому Карабасу-Барабасу, который, глумливо ухмыляясь, указывал ничего не подозревающим куклам на их место, а также на невозможность существования без нового, уже идущего будто на смену кукловода.
Затем происходило всегда одно и то же: я опускалась на самое дно депрессии, мучилась, каялась, всегда порывалась позвонить и извиниться, но… Этого почему-то никогда не происходило, по всей видимости, та тонкая нить, которая изначально некрепко, но все же связывала меня с временным спутником жизни, рвалась в тот момент, когда из меня буром пер Карабас-Барабас…
«Ничтожный я человек» – эти золотые слова замечательного классика были навсегда высечены в темном углу пещеры моего подсознания, поэтому я всегда радостно соглашалась с выводами некоторых людей о моей двуличности и прочих нелицеприятных качествах.
И я даже была в некотором роде счастлива, ибо оковы падали, я снова была одинока и свободна, одинока и свободна! А между тем нельзя сказать, что меня не любили в детстве и намеренно воспитывали подобное монструозное создание, особенно дед, до семи лет я проездила у него на закорках, указывая путь тонкой детской ручонкой. И, уже будучи рослой кобылушкой, по-прежнему норовила вскарабкаться на плечи буквально каждому моему спутнику. Мало того, мне это безнаказанно позволялось, что приводило меня в умиление – ну надо же, еще один так и не понял, кого он спрятал за спину!
Впрочем, нельзя сказать, чтобы в моей жизни совсем уж отсутствовали близкие люди, закадычные друзья и верные подруги. Нет, временами действительно находились родственные души, к которым я по-настоящему привязывалась. Правда, складывалось все, как водится, весьма своеобразно.
Сага о дружбе
Мы отправились с ней, с моей ближайшей подругой, в одну замечательную восточную страну. Страну, славящуюся тем, что до сих пор там можно было встретить женщин, полностью экипированных в черное. Страну, куда так любят ездить наши туристы за всяческим скарбом, а потом тащить его через таможню, краснея от напряжения.
И вот как раз туда-то мы и направились, влекомые предложением одного местного, но с европейскими корнями магната, предвкушая сказочный отдых, который он нам сулил. То есть цель поездки, с одной стороны, была самая деловая: выяснить, серьезны ли его намерения относительно вкладывания денег в наш телевизионный проект, а с другой – романтическая: отдохнуть и наплаваться вдоволь. Наше деловое предложение включало в себя все те же барханы, пальмы, женщин в черном. То есть в сценарии, который мы хотели протолкнуть, все это было. И мы с моей подругой на самом деле вознамерились заделаться продюсерами. Нам надоела наша неспокойная и непрогнозируемая актерская жизнь. Хотелось перебраться на качественно другой уровень, тоже окружить себя земными благами. Надоело трястись в метро. Это ведь только в сказках принцессы ездят на джипах, а на деле тихо и злобно подпрыгивают на ухабах в маршрутках, давятся в час пик в подземке, и мало кто может узнать в хмурых безликих особах тех, кого видели вчера по телевизору. И вот, влекомые интересными перспективами, мы приземлились в отлаченном, сверкающем чистотой и богатством аэропорту.
Я, признаться, всегда верила в дружбу. В то, что людей могут связывать не только меркантильные интересы. Мало того, я верила в возможность женской дружбы, и всю мою жизнь меня окружали близкие и преданные подруги, иногда, правда, исчезавшие в неизвестном направлении. Это происходило одновременно с появлением нового мужчины, свадьбой, рождением ребенка. Иногда новый мужчина был так богат, что не до меня становилось той, которая еще недавно делилась со мной всеми сокровенными тайнами. И она растворялась где-то вдали, сверкнув напоследок босоножкой от Маноло Бланик. Я всегда очень тяжело это переживала. Я не понимала, как это вообще возможно – сегодня ты самый лучший и важный человек, а завтра уже оставлена за ненадобностью. Но я не унывала. В моей жизни появлялись новые дружбы, иногда и с мужчинами, в основном с теми, которые остались в наследство от института. В общем, сложно, наверное, поверить в искренность отношений между актрисами, например, в то, что им нечего делить, в отсутствие борьбы амбиций и так далее. Но именно такие отношения были между нами, между мной и моей подругой, на тот момент, когда мы с Натальей ждали в аэропорту нашего арабского мецената.
