Неопределенность не нравилась Дегенгарду. Она сбивала его тонус. Быт никогда не был сильной стороной интеллигенции. Интеллигенция справедливо чуралась бытовых вопросов, считая их областью материальных предметов, которые не заслуживают внимания. И Дегенгард так считал. Но вот когда дело доходило до чего-нибудь такого, как теперь, он терялся и, как Христос в пустыне, испытывал муки. Может быть, потому русская интеллигенция постоянно и проигрывала все битвы. Потому что битвы всегда происходили на бытовом уровне, которого интеллигенция чуралась. А вот если бы битвы происходили на уровне духа – интеллигенция бы всем надавала…
3
Дегенгард вышел в коридор размяться. Он постоял возле двери, поглядел по сторонам. В коридоре никого не было. Георгий Адамович вытянул руки вперед и несколько раз поприседал. Ему захотелось в туалет. И он туда пошел.
Туалет в музее мало чем отличался от вокзального. В нем дурно пахло, постоянно текла вода, ломались бачки, а стены, выкрашенные темно-зеленой краской, были исписаны похабщиной.
Дегенгард прошел в кабинку, закрыл дверцу, аккуратно поставил ноги на приступки и сел орлом. На двери была нарисована женщина с разбросанными в разные стороны ногами, под ней было написано «Е… меня, как я тебя». Георгий Адамович фыркнул и прочитал рядом: «Здравствуй, пидор, как живешь, когда х… мне пососешь?». Ужас, — подумал Георгий Адамович.
– Какой ужас! Этих людей научили писать в школе только для того, чтобы они портили стены и двери туалетов!
Хлопнула дверь, и Дегенгард услышал шаги. Он услышал цоканье дамских шпилек по кафельному полу. Дегенгард встрепенулся. Его бросило в жар от мысли, что он ошибся дверью и расположился в дамском туалете. Да нет же! Я точно помню, что зашел куда надо. Там был уриноприемник! Да и кабинка эта ему давно знакома. Дегенгард посмотрел на картинку и кивнул головой.
Скрипнула дверь соседней кабинки. Буквально следом в туалет вошел кто-то еще. А это была явно не женщина. Явно мужская поступь.
Бум-шлеп – увесисто шагали тяжелые ботинки. Бум-шлеп – они остановились.
– Ты где? – прошептал мужской голос.
Дегенгард растерялся. Он не понял, кого спрашивают, и не знал, что ему теперь делать, – отвечать или помалкивать.
– Здесь я, – отозвался из соседней кабинки женский голос.
Дегенгард от неожиданности чуть не сел. Он схватился за ручку двери и только благодаря этому удержался на ногах. Он узнал этот голос! Это была главный бухгалтер музея Вероника Александровна Полушкина.
– Где? – переспросил мужской голос, дверь в кабинке Дегенгарда дернулась. Дегенгард замер, он узнал и мужской голос. Водитель Витя Пачкин.
– Здесь я, – скрипнула дверь.
Щелкнул шпингалет.
– Вот ты и попалась, – зашептал Пачкин.
– Ты поставил меня в безвыходное положение, – хихикнула Вероника.
– Типа раком? – спросил Пачкин.
Зашуршала молния.
– Фи… Только потому, что ты такой примитивный, я позволяю тебе так говорить.
– Я вижу, что тебе нравится мой примитив, раз мы с тобой долбимся столько времени…
Зашелестела одежда.
– Все-таки в туалете как-то не так, – прошептала Вероника.
– Всё тебе не так – в машине не так, в подвале не так, в подъезде не так, на чердаке не так! Я не пойму, чего ты хочешь вообще!
– Тихо-тихо! Что ты расшумелся… Успокойся… Всё так… Просто пахнет нехорошо…
– Как будто ты этого никогда не нюхала!..
– Фи…
– Чё фи? Знаешь, Вика, как в народе говорят? Как в Ипатьевском колхозе девок жарят на навозе… У нас в деревне, маманя где моя живет, самое милое дело в коровнике… А там знаешь, какая вонь? Это, я так считаю, хорошо проверяет чувства. Если можешь с парнем в таком говнище, значит, точно его любишь. И наоборот, у мужика, если он бабу не любит, то у него в таком говне никогда не встанет как следует. А у меня смотри как воздвигнулся. Как у Ленина.
– Почему у Ленина?
– Так говорят…
– Ой, Витюша, понежнее!.. Больно немного…
Полушкина тихонько застонала. В стенку заехали локтем.
Георгий Адамович боялся вдохнуть-выдохнуть. Он испытывал сложные чувства. У него у самого с Вероникой Александровной Полушкиной кое-что было. Однажды, когда Дегенгард получал зарплату, Вероника попросила показать ей «самые выдающиеся» экспонаты из запасников. Дегенгард повел ее в подвал и там, как-то само собой, это случилось. Он показывал Веронике картину Рубенса с обнаженными фигурами сатиров и наяд. И это зрелище так на них подействовало, что они буквально сорвали с себя одежды и кинулись друг другу в обьятия. Еще несколько раз Вероника приходила к нему в подвал. Они беседовали про искусство, а заканчивалось интимом. Потом Георгий Адамович испугался, что это зайдет слишком далеко, а он не хотел изменять своей жене Раисе, с которой прожил всю жизнь и которую очень уважал. Несколько раз, когда Вероника предлагала зайти к нему поговорить про искусство, Дегенгард сказался занятым, а потом как-то само собой это прекратилось. Георгий Адамович подумал нехорошую мысль, что Полушкина нашла себе кого-то еще. Но он прогнал эту мысль как недостойную отношения к женщине.
И вот теперь он сидел в не очень уютном месте и думал не очень достойные мысли про женщин.
Ноги затекли, и Георгий Адамович, так и не докончив того, зачем он сюда пришел, осторожно, стараясь не шуметь, встал, сделал шаг назад, прислонился спиной к трубе и скрестил на груди руки. Было гадко. Всю жизнь Дегенгард старался думать о людях лучше, но люди не оправдывали его ожиданий. Всякий раз они разочаровывали Георгия Адамовича своим недостойным поведением.
Из соседней кабинки доносилось прерывистое дыхание.
Вот что нужно женщине! Ей не нужно Рубенса, ей нужно, чтобы ее завели в туалет и грубо изнасиловали над толчком!
Из проржавевшего сливного бачка за шиворот Дегенгарду капали холодные капли. Он резко подался вперед и ощутил, как мокрая рубашка неприятно прилипла к спине.
А что, собственно, я здесь делаю?! Почему я должен терпеть это свинство?! Почему я не могу немедленно выйти из кабинки и хлопнуть дверью?! Почему?!
Дегенгард схватился рукой за шпингалет, но тут услышал вот что:
– Фух!.. Вот я про маманю вспомнил, – сказал Витя, – и меня разобрало так… Сердечно разобрало… Давно я у мамани в деревне не был… Эх… Сволочь я… Забыл я маманьку свою и свой Красный Бубен…
Дегенгард застыл. Витек за перегородкой шмыгнул носом…
4
Иногда судьба оставляет нам находки в самых неожиданных местах. Мог ли Георгий Адамович подумать, что сидя на корточках в нечистом туалете, он услышит название места, ставшего для него средоточием всех помыслов и надежд. Да… Иной раз судьба выкидывает такие штуки, что и поверить-то потом невозможно. Когда слышишь о подобных совпадениях, думаешь – врут, так в жизни не бывает… Обычно, не бывает. Но иногда бывает… Очень редко…
Георгий Адамович сидел на распутье. У него было несколько вариантов. Один вариант – бесшумно выбраться из туалета.
Второй – специально чем-нибудь загреметь и напугать извращенцев, чтоб им неповадно было. (Какого черта я должен проявлять деликатность в сторону тех, кто совокупляется в туалете?!) Третий вариант – пересидеть любовников в кабинке, подождать, пока они не уберутся первыми. Этот вариант казался самым простым и правильным, потому что Георгию Адамовичу Витек теперь мог пригодиться, и портить с ним отношения, несмотря на то, что он такой свинья, было бы стратегически неверно. Но у Дегенгарда так затекли ноги и так противно прилипала к спине мокрая и холодная рубашка, что терпеть дальше не было сил. Тем более, у него появились кое-какие мысли, реализация которых могла поменять ситуацию, не прибегая к помощи этой гориллы…
Стараясь не шуметь, Дегенгард покинул туалет и решил к себе в комнату пока не возвращаться, а пройтись по улице, чтобы подышать свежим воздухом и дать рубашке высохнуть.
– Игорь Степанович, – сказал он, проходя мимо Хомякова, – я на полчасика…
– Сигарет мне купи, – попросил Хомяков. – «Яву».
– Ага.
– Денег тебе дать?
– Потом рассчитаемся.
5
Май выдался теплым. Такого мая Георгий Адамович давно не помнил. Еще неделю такой погоды – и зацветет сирень. Дегенгард любил сирень. Ему нравились эти душистые ароматные цветы, налитые соками весенней свежести. Такие простые, но такие трогательные, что прикоснувшись к ним, сразу чувствуешь – жизнь вечна. Георгий Адамович читал в одной исторической книге, как один голландский специалист, попавший в Россию при Петре Первом, впервые увидев сирень, сравнил ее с гиацинтом. Голландец говорил, что сирень является примитивной разновидностью гиацинта, которая растет на дереве. Дегенгард не мог согласиться с таким утверждением. Он несколько раз про себя спорил со своим историческим оппонентом и приводил разные кудреватые выражения в духе Жан-Жака Руссо, почему сирень ни в чем не уступает и даже превосходит западноевропейский цветок. Дегенгард прокручивал в голове десятки доводов, подтвержденных цитатами, стихами и картинами, говорившими в его пользу.
