– Ты погляди на него, а! – расхохотался Черногоров и вдруг набросился на Гринева. – А ты кого вызвал от Исаева, отвечай!
Гринев вскочил и, преданно глядя в глаза шефу, отрапортовал:
– Просил Исаева прислать человека, сведущего в картах или бильярде. Он и прислал с рекомендациями: товарищ Курочкин – чемпион своей губернии…
– Садись, – вздохнул зампред. – Чемпион!
Он вновь взялся за Анатолия Анатольевича:
– Ты где работаешь, чемпион?
– В хозчасти ГПУ, – подпрыгнув с кресла и вытягивая руки по швам, отвечал Курочкин.
– Эх, Гринев! Он же из хозчасти, он даже не оперативник! – сокрушенно покачал головой зампред и отошел к окну.
Минут через пять он проговорил, не глядя на подчиненных:
– Операция отменяется. Курочкин отправляется в свою губернию, чтоб глаза мои его не видели. Свободен!
Черногоров дождался, пока Курочкин, пятясь и кланяясь спине зампреда, исчез за дверью и повернулся к Гриневу:
– Первое: оперусиление снимаем, режим службы обычный, передай то же самое для угро. Пусть станет тихо. Второе: создадим специальную группу для разработки Гимназиста. Группа начнет собирать информацию. Подготовь кандидатуры по составу. Третье: крути подельников Басманчика и бери его самого, проверяй связи с Фролом и общие дела. И последнее: собери подробнейшее досье на биржевиков – Татарникова, Сосновского, Шульца, Жихарева. Проверь их биографии, связи и делишки. Работа по сбору данных, Паша, трудная и длительная, но другого выхода нет: Гимназист – противник достойный, его кавалерийской атакой не возьмешь.
Глава XXV
– Ба-ба-ба! Какая встреча! – радостно вскричал Вихров, останавливая на улице Лютого.
– А-а, это вы, Александр, приветствую! – отозвался вождь губернских символистов.
– Чаю, к Меллеру на премьеру спешите? – поинтересовался Вихров.
– Туда, – кивнул Лютый.
– И я, знаете ли, двигаюсь в том же направлении.
Лютый взглянул на карманные часы и предложил:
– До начала представления – добрый час, может, примем по кружечке? – Он указал в сторону пивной «Дружба».
– Почему нет? С удовольствием!
Представители противоборствующих литнаправлений направились к заведению. Там, в пропахшем кислым духом помещении, им предложили янтарное пиво в пудовых кружках и различные закуски.
– Дайте-ка нам леща, – давал указания Лютый, – да поувесистей, волжского. Имеются у вас такие?
– Исполним в лучшем виде, доставим наижирнющего, – поклонился половой.
Лютый глотал пиво, словно путник воду в высушенной солнцем пустыне, – жадно, ненасытно. Вихров пил маленькими глотками, наслаждаясь напитком и посасывая кусок восковой спинки леща.
– А и вертихвост этот ваш Меллер! – приступая ко второй кружке, бросил Лютый. – Всюду он старается успеть – и стишок накропать, и фильму сгондобить.
– Наум – натура тонкая, многогранный талант, – лирично заметил Вихров и отщипнул от лещины сладкое ребрышко.
– Что до меня – так я человек консервативный, – продолжал Лютый. – М-да, я тут вот поэму отважился начать.
– О-о! – протянул Вихров.
– Не удивляйтесь. Подошла, брат, пора зрелости. Мне ведь скоро тридцать пять шарахнет. Символично!
– Угу! – согласился Вихров, погружая губы в пену.
– Напишу о социалистической стройке, о героизме рабочих. Актуально и не посмеют не напечатать!
– Не осмелятся, – заверил Вихров. – А я, видите ли, приступил к повести. Да-да. В центре действия – поэт, революционный трибун, окруженный трагизмом неразделенной любви к девушке. Не менее, скажу я вам, актуально, особенно в юмористической форме.
– Пишите, брат, пишите! Потомки разберут, что актуально, а что нет, – кивнул Лютый.
* * *
Утолив жажду, литераторы продолжили путь к «Дому художеств».
Войдя в двери, они увидели Меллера, встречавшего гостей.
– Ты, Наум, нынче словно ангел! – тряся руку Меллера, пошутил Вихров, кивая на его белоснежную тройку.
– А важен-то, важен! Будто батюшка, только что назначенный на приход, – получая Меллера в свои объятья, пробасил Лютый. – Дай-ка я тебя обниму. Поздравляю от души!
Меллер кряхтел и отдувался в крепких объятьях Лютого.
– Спасибо, прошу в зал, – освободившись, выдохнул он.
В зале два распорядителя с красными повязками на рукавах усаживали публику.
– Ух ты! Человек двести, почитай, пришло, – заметил Вихров.
– М-да, народишку навалило порядочно, – кивнул Лютый. – Вон справа – ваши ребятки, имажинисты.
К ним подскочил распорядитель, испросил приглашения и определил Лютого в пятый ряд, а Вихрова – в восьмой.
– Э-э нет, товарищ! Мои соратники, как я погляжу, расселись поближе, – не согласился с указанием паренька Вихров.
– Которые ваши? – спросил распорядитель.
– Так вот же, взгляните: Будков, Кошелев, Левенгауп, – Вихров ткнул пальцем в сторону имажинистов.
– Саня, вас посадят к критикам! – подмигнул ему Лютый.
– Да ну вас! Мне к своим надобно. Товарищ, вышла ошибка, я непременно должен сесть со своими, во-он в том ряду! – обиженно произнес Вихров.
Распорядитель заглянул в блокнот:
– У товарищей Кошелева и Левенгауп шестой ряд… Эге! Не беда, поменяетесь частным порядком, – махнул рукой паренек и отошел к новоприбывшим гостям – стройному молодому мужчине в новеньком костюме и элегантной темноволосой девушке.
– Ну что, пересадили? – справился у Вихрова Лютый.
– Как же! Говорит: меняйтесь частным порядком, формалист, – буркнул Вихров и поклонился вновь пришедшим. – Добрый вечер, Андрей!
– Кто такие? – поинтересовался Лютый.
– Приятель Наума, Рябинин, один из начальников с «Ленинца»… Да он бывал у нас в «Музах», забыли?
– Не припоминаю… А девушка с ним весьма… м-да, импозантная! – провожая глазами Полину, проговорил Лютый.
– Лично не знаком. Она подруга Левенгаупихи, кажется, дочь кого-то из… – Вихров указал пальцем в потолок.
– А-а, – открыл рот Лютый. – Кесари к кесарям, а мытари к мытарям.
– Вроде того.
– Ладно, пойду к своим, – решил Лютый и, схватив пробегавшего мимо распорядителя, шепотом спросил. – Банкет будет?
– Фуршет – по окончании просмотра, в фойе, – кивнул распорядитель и убежал.
– Ох, иссохнешь тут к финалу без выпивки. Хоть бы буфет соорудили, – бросил ему вдогонку Лютый и пошел к пятому ряду.
* * *
– У нас чудесные места, – отметила Полина, усаживаясь в кресло в отведенном им с Андреем девятом ряду.
– Неплохие, – согласился Андрей. – Однако справа и слева – «Музы», шума будет предостаточно.
– Мы не в театре, – улыбнулась Полина. —
В кинематографе с эмоциональным сопровождением веселее.
– А в партере, должно быть, «чины»? – кивнул в сторону первого ряда Андрей.
– Ага, отдел культуры губкома, пролеткультовцы и худсовет «Дворца»… Ой, сам Павлов явился! Видишь здоровяка? Лучший критик cinema в городе.
– Полли! – окликнули Полину слева.
– Ах, Светочка! – обрадовалась она и помахала Левенгауп. – Я, пожалуй, к тебе не пройду, – она развела руками, указывая на тесноту в проходе.
– Увидимся на фуршете! – крикнула Светлана и кивнула Рябинину. – Здравствуйте, Андрей. Вы в черном костюме просто неотразимы!
– Вы со Светиком знакомы? – удивилась Полина.
– Виделись в «Музах».
– Ах да, я и забыла. Кстати, тебе действительно к лицу этот костюм. Удачная покупка!
– Потратил последние накопления ради торжества Меллера, – рассмеялся Андрей.
– И правильно, – согласилась Полина.
На сцену выскочил человек лет тридцати – председатель Губернского общества кинематографистов Степан Вздыбенский. Он призвал зал к вниманию и принялся говорить о «настоящем празднике кино», о событии, которое «должно подхлестнуть развитие отечественного кинематографа вообще и губернского в частности». Вздыбенский поведал о сложной трансформации Меллера-поэта в Меллера-кинорежиссера и о его успехах на этом нелегком поприще.
Выступающий подчеркнул, что в начале программы зрители увидят дебютную ленту Меллера – документальный фильм годовалой давности, а уж затем, без проволочек, состоится премьера художественной картины.
Вздыбенский закончил и спустился в зал. Свет погас, зазвучал рояль, и на экране замелькали титры:
Независимая студия «Мотор!»
представляет
хроникальную картину Н. Меллера
БУДНИ ГОРОДА.
Показывали улицу: по экрану бегали люди, летали трамваи, надували щеки, высвистывая неслышные трели, постовые; дымились трубы заводов; вышагивали пионеры; горделиво выпячивали грудь пожарные. Живо и весело менялись картинки городской жизни.
Андрею понравился подход к монтажу – короткий, четкий, отображавший суть мимолетных незатейливых ситуаций.
Фильм длился чуть больше десяти минут и закончился при гробовом молчании зала – ждали премьеры. Только от мест дислокации символистов послышалось:
– Ну как?
На что голос Лютого ответил:
