Она вдруг поняла, что, возможно, он и не шутит.
Джилл сказал:
— Я узнаю больше, когда съезжу к боссу Стюарта в Беркли. Мы собираемся отправиться в путь немедля. Я не видел Беркли много лет. Стюарт говорит, что город отстроен заново — не так, разумеется, как было. Но может быть, он когда–нибудь опять станет таким же, как до войны.
— Сомневаюсь, — сказала Бонни, — но мне все равно. На мой взгляд, он вовсе не был хорош. Точно таким его когда–нибудь и отстроят.
Оглянувшись, чтобы убедиться, что Орион Страуд не слышит их, Джилл сказал:
— Бонни, почему бы тебе не поехать со мной и со Стюартом?
— Зачем? — удивилась она.
— Тебе полезно будет пожить отдельно от Джорджа. И может быть, ты сможешь превратить ваше временное разделение в окончательное. Ты должна — ради его и своего блага.
Она возразила:
— Но… — Предложение казалось невыполнимым, оно заводило слишком далеко. Внешние приличия нарушать не следовало. — Тогда все узнают, — сказала она, — разве ты не понимаешь?
— Они уже знают, Бон.
— Ох, — она смиренно кивнула, сдерживая себя, — что за сюрприз. Видимо, я жила в мире иллюзий.
— Поезжай с нами в Беркли, — настаивал Джилл, — и начни все сначала. В известном смысле, это именно то, что собираюсь сделать я. Это означает конец эпохи изготовления сигарет вручную, по одной штуке, с помощью маленькой сетки и машинки для набивки. Это означает, что у меня будет настоящая фабрика, в старом смысле слова, в довоенном.
— Довоенный… — повторила она. — Хорошо ли это?
— Да, — сказал Джилл, — мне до смерти надоело скатывать их вручную. Уже много лет я пытаюсь освободиться. Стюарт подсказал мне путь. По крайней мере, я надеюсь, что так.
Он суеверно скрестил пальцы.
Они дошли до фабрики. В глубине помещения сидели рабочие, непрерывно скатывая сигареты. Бонни подумала: итак, эта часть нашей жизни скоро кончится навсегда. Должно быть, я сентиментальна, потому что цепляюсь за нее. Но Эндрю прав. Таким способом товар не произведешь: слишком утомительно, слишком медленно. И действительно, слишком маленький выход сигарет, по сути дела. Имея соответствующую машину, Эндрю сможет снабжать всю страну, даже учитывая наши средства доставки.
Среди рабочих находился Стюарт Макконти, склонившийся над баррелем прекрасного эрзац–табака, который он тщательно изучал. Ну, подумала Бонни, уж к этому–то времени он либо добыл формулу отборного табака сигарет Эндрю, либо вообще не интересуется этим.
— Привет, — сказала она ему, — можете вы продавать сигареты сразу же, как только они начнут скатываться с конвейера в большом количестве? Вы прорабатывали этот вопрос?
— Да, — ответил Макконти, — мы строим планы распространения, исходя из условий массового выпуска. Мой наниматель мистер Харди…
— Только не рассказывайте мне обычные байки продавца о широких перспективах, — прервала она его, — я вам и так поверю. Просто мне любопытно. — Она критически рассматривала его. — Энди хочет, чтобы я поехала с вами в Беркли. Что скажете?
— Пожалуйста, — сказал он неопределенно.
— Я могу стать вашим клерком, — сказала Бонни, — в вашем центральном офисе. Прямо в центре города. Правильно?
Она засмеялась, но ни Стюарт, ни Джилл не присоединились к ней.
— Запретная тема? — спросила она. — Я попираю священные понятия, когда шучу? Прошу прощения, если так.
— Нет, все в порядке, — успокоил ее Макконти, — мы просто заняты; нам еще столько нужно обсудить.
— Может быть, я и поеду, — сказала Бонни, — может быть, это разрешит мои проблемы в финансовом отношении.
Настала очередь Макконти внимательно разглядывать ее.
— Какие у вас проблемы? Вроде бы здесь достаточно подходящая обстановка, чтобы вырастить дочь; ваш благоверный — директор школы и…
— Бога ради, — сказала она, — не говорите мне о том, как я безумно счастлива. Избавьте меня от этого.
Она вышла, чтобы присоединиться к Джиллу, который упаковывал сигареты в металлическую коробку для подношения фокомелусу.
Мир так наивен, думала Бонни. Все еще наивен. Даже после всего, что случилось с нами. Джилл хочет вылечить меня от моей неугомонности. Стюарт Макконти не представляет себе, что я могу хотеть еще чего–то, кроме того, что имею здесь. Но может быть, они правы, а я не права. Может быть, я слишком запутала свою жизнь… может быть, в Беркли найдется какая–нибудь машина, которая спасет меня. Возможно, мои проблемы смогут автоматически прекратить свое существование.
Уединившись в углу, Орион Страуд сочинял речь, которую он намеревался произнести перед Хоппи. Бонни улыбнулась, подумав о торжественности всей затеи. Произведет ли она впечатление на Хоппи? Может быть, он посмеется над нами или даже запрезирает нас? Нет, думала она, интуиция подсказывает мне, что ему все это понравится. Это как раз тот вид известности, которого он жаждет. Признание — он будет очень доволен им.
Готовится ли Хоппи встретить нас? — подумала она. Он вымыл лицо? Побрился? Надел особо чистый костюм?.. Ждет ли он с нетерпением нашего визита? Это триумф его жизни, ее вершина?
Она попыталась представить себе, что чувствует сейчас фокомелус. Несколько часов назад Хоппи убил человека, и она знала от Эди, что все уверены — убийство оптика из Болинаса тоже его рук дело. Городской крысолов, сказала она себе и вздрогнула. Кто будет очередной жертвой? И получит ли Хоппи вознаграждение в следующий раз — каждый раз, начиная с сегодняшнего?
Может быть, мы будем возвращаться снова и снова, неся одно подношение за другим, думала она. И еще она подумала: я поеду в Беркли. Я хочу уехать отсюда как можно дальше.
И как можно скорее. Сегодня, если можно. Прямо сейчас. Засунув руки в карманы плаща, она быстро вернулась и присоединилась к Стюарту Макконти и Джиллу; они совещались, и она, стоя так близко к ним, как могла, увлеченно вслушивалась в их разговор.
Доктор Стокстилл с сомнением сказал фокомелусу:
— Вы уверены, что он меня слышит? Эта штука точно способна преодолеть расстояние до сателлита?
Он снова коснулся кнопки включения микрофона, проверяя ее.
— Может быть, я не смогу гарантировать вам, что он вас слышит, — сказал Хоппи со смешком, — но я могу гарантировать, что это передатчик на пятьсот ватт. Немного по старым меркам, но вполне достаточно, чтобы достичь сателлита. Я связывался с ним много раз. — Он ухмыльнулся своей резкой, мгновенной усмешкой, в его умных серых глазах поблескивали искорки. — Вперед! У него там есть кушетка для психоанализа или можно обойтись без нее?
И фокомелус засмеялся.
— Можно обойтись, — сказал Стокстилл. Он нажал кнопку микрофона и сказал: — Мистер Дейнджерфильд, это говорит доктор, снизу, из Вест–Марина. Я обеспокоен вашим состоянием. Естественно. Мы все беспокоимся. Я, хм, думаю, что, может быть, смогу вам помочь.
— Скажите ему правду, — посоветовал Хоппи, — скажите, что вы психоаналитик.
Стокстилл неуверенно сказал в микрофон:
— В прошлом я был психоаналитиком, психиатром. Сейчас, конечно, я лечу все. Вы слышите меня?
Он вслушивался в звуки, доносящиеся из динамика, установленного в углу, но слышал только статические разряды.
— Дейнджерфильд не принимает нашу передачу, — обескураженно сказал он Хоппи.
— Требуется время, чтобы установить контакт, — ответил фокомелус, — попытайтесь снова. — Он захихикал. — Итак, вы думаете, что дело в его мозгах? Ипохондрия. Вы вполне уверены? Ну, вы можете с успехом считать так, потому что если нет, тогда вы практически ничего не можете сделать.
Доктор Стокстилл нажал кнопку включения микрофона и сказал:
— Мистер Дейнджерфильд, это Стокстилл, говорящий из округа Марин в Калифорнии. Я доктор…
Все это казалось ему абсолютно безнадежным. Стоило ли продолжать? С другой стороны…
— Расскажите ему о Блутгельде, — сказал вдруг Хоппи.
— Хорошо, — согласился Стокстилл, — я расскажу.
— Вы можете назвать мое имя, — продолжал Хоппи, — расскажите ему, что я сделал; вот послушайте, доктор, как это будет выглядеть…
Лицо его приняло своеобразное выражение, и, как и раньше, зазвучал голос Уолта Дейнджерфильда:
— Ну, друзья, у меня есть очень и очень неплохие новости для вас… Я думаю, все вы будете рады. Вроде бы…
Фокомелус оборвал свою речь, потому что из динамика послышался слабый звук:
— Здравствуйте, доктор. Это Уолт Дейнджерфильд.
Доктор Стокстилл поспешно сказал в микрофон:
— Хорошо. Дейнджерфильд, я собираюсь поговорить с вами о болях, из–за которых вы страдаете. Прежде всего у вас на сателлите есть бумажный пакет? Мы с вами собираемся немного полечиться двуокисью углерода. Я хочу, чтобы вы взяли бумажный пакет и надули его. Продолжайте дуть в пакет и втягивать в себя воздух из него, пока вы наконец не будете дышать чистой двуокисью углерода. Понимаете? Это просто предположение, но оно имеет некоторые основания. Видите ли, слишком много кислорода вызывает некие промежуточные мозговые реакции, из–за которых возникает неправильная цикличность в вегетативной нервной системе. Один из симптомов слишком большой активности вегетативной нервной системы — это гиперперистальтика; может быть, вы страдаете именно от нее. В большинстве случаев это тревожный симптом.
