10
В парке, посреди которого высился двухэтажный особняк, выстроенный в старогерманском стиле, уже вовсю буйствовала осень. Кроны старых клёнов сонно покачивались на фоне потускневшего, холодеющего неба, словно огромные воздухоплавательные шары. По выложенным из розоватого камня аллейкам хмельно разгуливали стаи опавших листьев, а кусты шиповника и боярышника покорно обнажались под порывами холодного ветра.
— Даже трудно представить себе, как должен был чувствовать себя человек, владеющий такой виллой чуть ли не в предгорьях Альп, оказавшись в шатре, поставленном посреди раскалённой, безжизненной Ливийской пустыни. — Эти слова не адресовались Майзелю. Генерал Бургдорф задавался ими сам, независимо от предполагаемого ответа.
— Он должен был чувствовать себя человеком, у которого нет выбора, — суховато объяснил своё видение положения командующего Африканским корпусом генерал Майзель.
— Это у Роммеля не было выбора?!
— А чем он отличается от всех остальных фельдмаршалов и генералов рейха? Все просто: или Роммель выполняет приказ Верховного главнокомандующего и отправляется в пустыню, или же с него срывают погоны о отправляют под военно-полевой суд. В лучшем случае его направили бы на Восточный фронт, в Россию.
— Тогда он стал бы «героем Смоленщины» или «героем Дона», а то и, страшно выговорить, «героем России». Причём вопрос о том, как должен чувствовать себя владелец подобного поместья посреди заснеженных русских равнин, уже не возникал бы.
— Вот так всегда: никакой попытки хоть немного пофилософствовать, — с укором произнёс Бургдорф, снисходительно глядя на судью.
— Напротив, только что я воспроизвёл один из основных постулатов военной службы, без которой Роммель не только не мыслит себя, но и без которой он попросту… не Роммель.
— «Без которой Роммель — не Роммель!», — повторил Бургдорф и сокрушенно покачал головой, развеивая какие-то свои мысли. — Такое слишком трудно себе вообразить. Лис Пустыни принадлежит к тем людям, которые сами по себе самодостаточны, вот почему я уверен, что и без Африки Роммель оставался бы Роммелем.
— В корне неверный подход, в корне! Без фюрера, без сотворённого им мира, все мы — ничто, в том числе и наш нетленный «герой Африки».
Адъютант фюрера понял, что полемизировать с Майзелем бессмысленно, и резко сменил тему:
— Взгляните на этот пейзаж: еще не Швейцария, но уже тот уголок Германии, который стоит половины России.
— Меня больше интересует, почему человек, имеющий такое поместье и дослужившийся до маршальского жезла, решился на предательство рейха.
— Он не считает, что решился на предательство.
— Ни один предатель не признаёт своего предательства, — пожал плечами Майзель. — Однако суть его поступка от этого не меняется.
— Фельдмаршал не считает, что предал Германию, — задумчиво произнёс Бургдорф. — Как и многие другие заговорщики, он жаждет видеть Германию без фюрера.
— И вы решились бы дать такое объяснение его действий самому фюреру? — удивился Майзель.
— Уже решился, — соврал адъютант вождя нации.
Майзель недоверчиво взглянул на Бургдорфа и ещё более недоверчиво покачал головой.
— Ни Роммеля, ни кого-либо другого из этой своры заговорщиков подобное объяснение не оправдывает.
— То же самое я произнёс в присутствии фюрера.
— Извините, Бургдорф, но подобные высказывания я считаю непатриотичными.
— Я понимаю, что подобные высказывания непатриотичны, господин судья чести. Но попробуйте не впадать в них, вышагивая аллеями этого старинного, насквозь пропитанного германским аристократизмом парка.
11
…Их разведывательно-диверсионная ассамблея была прервана неожиданным появлением охранника-итальянца Нантино. Он попросил Марию-Викторию выйти, и несколько минут они шептались за дверью. Поскольку разговор вёлся на итальянском, Скорцени понял только, что речь шла о партизанах. Но сразу же обратил внимание, что «бедный, вечно молящийся монах» Тото и Морской Пехотинец слегка занервничали.
— Господа, — вернулась княгиня в зал. Она тоже была встревожена. — В Масенте — деревеньке в шести километрах отсюда, — объяснила она исключительно для Скорцени, — появились красные партизаны.
— Давненько они сюда не наведывались, — заметил Морской Пехотинец. — Если гарибальдийцы разыскивают здесь дуче, то нам придётся сильно разочаровать их.
— Это отряд Каррадо, — объяснил итальянец-охранник, вошедший вслед за хозяйкой виллы. Поскольку здесь присутствовал Скорцени, он говорил на германском, который понимали все. — Его разведчики уже наведывались в ресторанчик «Тарантелла». Самого ресторанщика Кешлера они пока не трогают, так как считают своим давним информатором. Но расспрашивали о вилле «Орнезия».
— Из каких источников вам стало это известно?
Владелец ресторана прислал парнишку, который работает у него на кухне. Предупредил, что к ночи возможны гости. Обычно они нападают к полуночи, как волчья стая. Кстати, к «Тарантелле» они подъезжали на двух грузовиках.
— Эти кабальеро удачно соединяют в себе лозунги партизан с замашками заурядных грабителей, — подтверждал каждое свое слово несильным ударом кулака по столу Морской Пехотинец. — Думаю, столь же удачно они начнут соединять в себе наглость налётчиков с благочестием покойников.
— Как только сунутся сюда, — уточнил Тото. И вместе со всеми взглянул на штурмбаннфюрера СС.
— Сколько их может появиться? — спросил штурмбаннфюрер. — Хотя бы приблизительно, исходя из численности отряда.
— Да не менее пятидесяти, — потряс кистями рук охранник. Численность партизан казалась ему впечатляющей. Об отряде гарибальдийцев он говорил как о несметной орде. — Нам придётся срочно связаться с комендатурой городка Империи и попросить подкрепления. Самим нам атаки не отбить.
Скорцени воинственно рассмеялся, у него на сей счёт было своё мнение.
— Речь идёт не о том, чтобы как-то отбить атаку, а чтобы ни один из нападающих не сумел убраться с подступов к вилле живым.
На штурмбаннфюрера взглянули как на провинциального забияку, правда, тут же вспомнили, что это говорит «самый страшный человек Европы».
— Но какими силами мы будем отстаивать виллу? — спросил Тото.
— Вы забыли, что со мной прибыло небольшое сопровождение. Причём парни эти, как и все вы тут, просто измаялись от безделья.
— К помощи гарнизона Империи мне не хотелось бы прибегать ещё и потому, — объяснила княгиня, соглашаясь таким образом с мнением Скорцени, — что я избегаю привлекать внимание к самой вилле. Замечу: чьё бы то ни было внимание. До поры до времени, естественно, — уточнила она после многозначительной паузы. — А пока не будем терять времени, господа храбрецы из числа защитников «Орнезии». Надеюсь, штурмбаннфюрер Скорцени не откажется принять командование нашим стойким гарнизоном.
— Родль! — тотчас же гаркнул Скорцени своим рыкоподобным басом так, что голос его прошёлся по хрусталю люстры, словно по клавишам застоявшегося, основательно расстроенного фортепиано.
— Здесь! — возник на пороге адъютант.
Скорцени знал, что Родль коротает время с одной из служанок княгини — рослой, дородной шведкой, с лицом, словно бы выточенным из белого мрамора. Мария-Виктория сразу же предупредила обоих, что знает о связях Кристины со шведской разведкой, а потому советовала не тратить время на её разоблачение; как раз то время, которого вполне достаточно, чтобы разоблачить шведку уже в постели.
— Шведская разведка?! — приятно удивился Скорцени. — Да таковой теперь уже и в природе не существует.
— Не должно было бы, по вашим предположениям, существовать, — уточнила княгиня. — Однако же она существует и к тому же довольно активно развивает свою сеть.
— До сего дня меня удавалось поразить только однажды, когда сообщили, что по моему следу идет разведка Ватикана. Я попросту отказывался в это верить. Отказывался даже после того, — хитровато прищурился обер-диверсант рейха, — как обнаружил, что «ангелы» папы действительно преследуют меня, подобно теням загробного мира.
— Вы хотели сказать: «Когда обнаружил, что рядом со мной находится одна из таких теней».
— Существенное замечание.
— Тем более что она всё ещё перед вами. И вы всё еще поражены этим фактом.
— Теперь уже нет. А тогда был поражён до безумия.
— Как я понимаю, от истинного безумия вас спасло только то, что рядом с вами оказалась прекраснейшая из этих теней. Разве не так? — «деликатно» напрашивалась на комплимент княгиня Сардони.
— Только это, — галантно склонил голову исполосованный шрамами верзила. — Хотя хороша она тоже… до безумия.
