Между мной и некоторыми людьми были ссоры, я оставляю это позади себя [*2] и попираю ногами, а кто был хорош — пусть будет лучше, а кто был скверен — пусть оставит свою скверность. Воистину, если я узнаю, что кого-то снедает болезнь из-за ненависти ко мне, то я не сниму с него маску и не стяну покрывало, пока он не раскроет мне свое лицо, а если сделает это, то я не буду с ним рассуждать. Пересмотрите свои поступки и помогите сами себе, и, может быть, огорченный нашим прибытием возрадуется, а радовавшийся нашему прибытию огорчится.
Люди! Мы стали вашими правителями и защитниками, мы управляем вами властью, данной нам Аллахом, и защищаем вас средствами (фай') [*3], предоставленными нам Аллахом. Вы обязаны слушаться и повиноваться нам в том, что нам угодно, а мы обязаны обеспечивать вам справедливость в том, чем нам поручено управлять. Отвечайте же на нашу справедливость и наши деньги (фай'ана) своей верностью. И знайте, что я могу в чем-то совершить упущения, но в трех делах я не сделаю упущения: не укроюсь от того из вас, у кого будет нужда, даже если он постучится ночью, не задержу выплату вам содержания (ризк) и жалованья позже положенного срока и не затяну вашего пребывания в походе. Молите Аллаха о праведности ваших предстоятелей (а'шшатукум), ведь они — ваши правители и воспитатели и ваше прибежище, в котором вы ищете укрытия, и если они будут праведны, то и вы будете праведны. Не напаивайте ваши сердца ненавистью к нам: этим вы только усилите вашу злобу и продлите печали, но не достигнете нужного вам. И к тому же исполнение ваших желаний было бы злом для вас.
Молю Аллаха, чтобы он помог всем во всем. И если вы увидите, что я отдаю вам приказ, то исполняйте его, даже если он унижает вас. Клянусь Аллахом, многие из вас будут повергнуты мертвыми. Пусть каждый из вас постарается не оказаться среди поверженных» [+38]. Есть и другая версия заключения речи: «Я вижу много качающихся на плечах голов, пусть каждый побережет свою» [+39].
В этой речи власть впервые заговорила с подданными от первого лица во весь голос, без ссылок на пример предыдущих халифов, даже без ссылок на сунну пророка, и заявила, что власть над ними даруется непосредственно Аллахом и доказательством этого является сам факт обладания властью. Прежде халифы и их наместники уговаривали мусульман, напоминали об общих интересах. Упоминая о потустороннем воздаянии за зло и добро, государственная власть устами Зийада заявляла о своем праве здесь казнить и миловать в зависимости от послушания. В этой речи Зийад нарушил одно из установлений Мухаммада — каждый отвечает только за свои поступки — и объявил о введении коллективной ответственности.
По окончании речи одни бросились восхвалять красноречие и правоту амира, другие сразу же отметили противоречие нормам Корана. Один из теоретиков хариджизма Абу Билал Мирдас заявил: «А Аллах возвестил не то, что ты сказал. Аллах, Великий и Славный, сказал: „И [в свитках] верного Ибрахима, что не понесет [душа], несущая ношу, ношу другой, и будет человеку только то, чего он добивался» [*4]. Аллах возвестил нам лучшее, чем ты, Зийад, возвестил нам». Зийад ответил ему: «К тому, чего хочешь ты и твои товарищи, я не нахожу иного пути, чем через кровь» [+40].
Решиться произнести такую грозную речь перед своевольными басрийцами можно было, только имея за спиной несколько сотен преданных воинов, стоявших в стороне от внутрибасрий-ских взаимоотношений. Такой опорой могли быть только сирийские воины, но об их прибытии в Басру не сообщается, и это не случайно, так как до прибытия в Басру Зийад некоторое время жил в Куфе как частное лицо. Отряда личной охраны было бы явно недостаточно для обуздания басрийцев. Это заставляет думать, что наведение порядка в Басре происходило постепеннее, чем это изображают наши источники. А по их данным, после истечения отсрочки, данной для наведения внутриплеменной дисциплины, примерно спустя неделю после прибытия, Зийад запретил хождение по городу после вечерней молитвы: для возвращения домой из главной мечети давалось время, достаточное для прочтения одной из первых, самых длинных сур Корана, т. е. около часа, за это время можно было дойти до любой окраины города. После этого будто бы были посланы дозоры, которые без долгих разговоров отрубали головы всем встреченным на улице, за первую ночь набралось 500 отрубленных голов [+41]. Для осуществления такой операции потребовались бы значительные полицейские силы, каких не имел в своем распоряжении ни один предшествующий наместник. Как сообщается, у него было 4000 стражников (шурта) и 500 конных полицейских (рабита), но для создания такого многочисленного полицейского корпуса требовалось время.
Неумолимость ночных патрулей приучила басрийцев немедленно покидать мечеть после вечерней молитвы, некоторые так торопились, что оставляли в мечети сандалии. На обезлюдевших ночных улицах прекратились грабежи, опасны стали и проломы стен. Через некоторое время наступила такая безопасность, что люди перестали запирать дома на ночь [+42]. Сдержал Зийад и свое обещание относительно притонов (или публичных домов), которых в городе насчитывалось до 700. Видимо, не все охотно расстарались с местами развлечений в своих кварталах. В квартале бану кайс б. са'лаба Зийаду пришлось лично руководить разрушением веселого заведения, после чего он запретил принимать свидетельства людей из этого племени. Следить за общественной моралью и порядком на рынке был назначен ал-Джа'д б. Кайс, который вместе с начальником полиции сопровождал Зийада во время его поездок по городу: выявление проступка и наказание шли рядом [+43].
Не ограничиваясь наказанием за совершенные проступки, Зийад начал преследовать и по подозрению (вопреки заявленному в речи), для чего должно было существовать организованное доносительство; доставлять информацию могли и официальные лица, например старосты кварталов. Далее он занялся наведением порядка на дорогах и, кажется, добился успеха. Во всяком случае, ему приписываются хвастливые слова: «Если пропадет веревка между мной и Хорасаном, я буду знать, кто ее взял» [+44].
В этих условиях поубавился и пыл хариджитов. Ал-Хатим и Сахм б. Талиб, боясь Зийада, бежали в Ахваз, где сколотили отряд. Затем, вероятно, тогда, когда Зийад стал наводить порядок на дорогах, ал-Хатим явился (или был доставлен?) к Зийаду, сумел оправдаться в предъявленных ему обвинениях, получил помилование и был сослан в Бахрейн без права появляться в Басре, потом получил разрешение вернуться, с условием не покидать дом ночью, нарушил это правило и был казнен [+45].
Свое положение представителя высшей власти Зийад подчеркивал разными способами. Он первым из наместников стал выезжать с почетным эскортом из шествовавших перед ним була-воносцев и конников с копьями. Не желая проходить в мечеть через толпу, в которой многие хотели бы расправиться с ним, он вместо прежнего дворца, стоявшего на расстоянии от мечети, Построил новый, примыкавший к ней с юга, чтобы можно было проходить прямо из дворца (как в Куфе), а для верности соорудил по примеру Му'авии максуру. Тогда же, скорее всего, была полностью перестроена и расширена мечеть. Деревянные столбы, поддерживавшие крышу, были заменены каменными колоннами, привезенными из Ахваза, крышу над галереями перекрыли индийским тековым деревом [+46].
Зийад вызывал у басрийцев смешанное чувство страха и уважения. Суровость искупалась верностью слову и наведением порядка, казни непокорных уравновешивались щедростью и свое-временной и полной выплатой жалованья, которое стало получать почти вдвое больше людей, чем прежде. 500 шейхов, знатоков Корана и религиозного предания, получили персональные жалованья от 300 до 500 дирхемов в год и право присутствовать на приемах. Сподвижники пророка удостоились высоких постов Имран б. ал-Хусайн стал кади Басры, а ал-Хакам б. Амр ал-Гифари — наместником Хорасана [+47].
Как опытный финансист, Зийад строго следил за сбором хараджа и не допускал никаких послаблений для податного населения, коллективно отвечавшего за исполнение налоговых обязательств своего податного округа. Когда жители Даст Майсана (округа, в котором находилась Басра) прислали к нему делегацию просить о сокращении общей суммы налога, поскольку многие земли округа перешли в собственность мусульман, то оц напустил на них басрийцев, которые с позором и побоями прогнали просителей [+48]. Если же дело касалось его самого, то интересы казны забывались. Сыну обедневшего умаййада из рода Абу-л-Иса (см. табл. 1), который женился на дочери Зийада, откровенно признаваясь, что рассчитывает на подарок, он разрешил, назначив его наместником Суса, оставлять себе половину хараджа — 250 000 дирхемов [+49].
Не стеснялся он идти и на откровенное жульничество, если оно сулило ему хорошую прибыль когда он узнал, что Му'авийа подарил своему шурину большой участок земли в окрестностях Басры и тот едет его посмотреть, то распорядился пустить на этот участок воду. Новый владелец решил, что халиф по незнанию наделил его заболоченной землей, и охотно уступил ее Зи-йаду за 200 000 дирхемов. Став владельцем, Зийад тут же осушил этот участок [+50].
