родная кровь, иначе меня бы здесь не было. Но я не уважаю тебя: нельзя уважать идиотов. К Сталину он побежал, мол, он поможет. Ты сначала семью вывези, устрой в безопасности…
Хлёсткая пощёчина заставила меня замолчать. Тряхнув головой, я спросил:
– Значит, ты хочешь всех своих вывезти?
– Да.
– Ладно. Я помогу. У меня снаружи танк угнанный. Разношу ворота, бью часовых на вышках, уничтожаю охрану. Как услышите пушечные выстрелы и рёв дизеля, можете бежать к выходу. Забираетесь на броню, постучите по башне, и гоним прочь. Потом разбегаемся. Мы с тобой за тётей Настей, дальше за границу или тут устроитесь, сами смотрите. Но больше ты мне не отец, я отрекаюсь от тебя. Я сказал – ты услышал. Это всё.
Откинув плечом с дороги бывшего генерала, я вышел из туалета. А вообще, разговором я был доволен, Левашов – правильный мужик, всё хорошо сделал, но я не мог не воспользоваться сложившейся ситуацией для того, чтобы официально отречься от него. Ну не нравился он мне, и всё тут. Так что как до безопасных мест доберёмся, так и разбегаемся. У каждого своя жизнь, вот и не будем мешать друг другу.
Под маскировкой я быстро двигался к воротам. Добравшись до ворот, открыл замки, выбрался с территории лагеря и, чуть отбежав, достал танк. Необходимо было, чтобы свидетели потом точно показали, что штурм начался снаружи, и на снегу за воротами остались следы.
Я устроился на месте командира, собираясь телекинезом заменить остальной экипаж. В ствол подал осколочно-фугасный снаряд, кажется ОФ-350В. Запустив движок, я сразу рванул с места. Двигатель прогрет, баки полные, как и боеукладка, так что повоюем.
Первым выстрелом я с ходу разнёс ближайшую вышку. Уже звучала, надрываясь, сирена тревоги. Расстреляв вторую вышку, за ней и третью, я на полном ходу разнёс ворота и ворвался на территорию лагеря. Пушка била не переставая. Когда на меня выскочила толпа вооруженных солдат, примерно два взвода, по ним начал бить мой башенный пулемёт, потом и курсовой, на поражение, да и три снаряда им подкинул.
Тут мне застучали в башню, похоже, кружкой. Глянув, я увидел, что Левашов тоже был на броне, и рванул к воротам, к выходу из лагеря. Туда уже бежала целая толпа узников, и кажется, мы даже подавили кого-то, кто не успел убраться с дороги.
Вот впереди и улочки Воркуты. Мы пронеслись по ним на максимальной скорости, а вскоре я свернул, проехал по мосту и стал уходить в поле, где была проложена дорога – видимо, бульдозером прошлись. Так мы добрались до леса и углубились в него.
Народу на танке было изрядно, десятка два, держались друг за друга, за скобы на бронемашине, и вроде ни одного не потеряли. Кстати, скобы на бортах и на башне я сам наварил, когда поднял машину со дна реки, их не было.
Углубившись в лес на полкилометра, я остановился. Люди сразу посыпались с машины: и так из последних сил держались. Открывать башенный люк я не стал, опасаясь, что отберут машину, так что выскочил через люк мехвода, сразу заперев его изнутри. И правильно сделал: действительно хотели отобрать, но сунулись, а люк закрыт.
Шесть человек ещё сидели на корме, Левашов был среди них. Дизель уже не оглушал округу громким рёвом, и в тишине прозвучал вопрос Левашова:
– Что дальше? Каков план?
– У меня тут самолёт спрятан, место для пилота и четырёх пассажиров. Я вообще-то на тебя одного рассчитывал, а не на твою банду. Предлагаю такой вариант: летишь ты и четыре доходяги, пять уже не втиснуть. Остальным выдаю по мешку припасов, лыжи, оружие, могу ещё дать палатку на десять человек. Дальше они своим ходом идут на юг, охотой смогут добывать припасы.
– Нормальный вариант. Это всё?
– Да. Времени мало, в течение часа нужно вылететь.
Подставил меня Левашов со своими дружками, приходится крутиться. Взлетать придётся с поля, там трава, осока прошлогодняя, снег сдут. Да и погода стоит градусов десять, минус естественно.
Думаю, «Сессна-170», которая на шасси, взлетит с поля. Я когда на вертолёте это поле пересекал, глянул на всякий случай. Сейчас пригодилось. Мне вообще кажется, что местные сами используют это поле как площадку, вот и выровняли её. А возможно, тут временный аэродром был, пока станционный не сделали, он дальше находится, я видел.
– Сейчас отъеду, нужно машину вернуть… – сказал я.
– Не отдадим, – нахмурился один из беглых. – Она нам самим пригодится.
С невозмутимым видом я достал пистолет и выстрелил ему в ногу, после чего поинтересовался:
– Кто у меня ещё что-нибудь отобрать думает?
– Ты что творишь?! – воскликнули Левашов и ещё несколько беглых.
– Показываю, у кого здесь самая большая дубинка. Не стоит меня злить, я вам помогаю не по своей воле. Сейчас все покидают танк. Когда я отъеду, считаете до ста и идёте следом. Там будет подготовлено всё необходимое для выживания в тайге.
Бывшие узники молча покинули танк. Ближайшему из них я бросил аптечку. Забравшись на броню, постучал по ней рукояткой пистолета, и танк, взревев движком, рванул вперёд. Вскоре я скрылся за поворотом.
Проехав ещё метров четыреста, я остановился и убрал танк, решив, что обслужу его и пополню запасы потом. А пока стал быстро комплектовать походные наборы. Вещмешки, аптечки, армейские котелки, палатка. Лыж весь запас ушёл, похоже, ещё и не хватит. Припасов на неделю для каждого. Подумав, достал двухместную надувную лодку с насосом: это здесь льды стоят, а дальше пойдут полноводные реки, переправляться как-то надо. Ну и оружие, разряженное – шесть карабинов Мосина и два МП, хватит им.
Едва успел всё приготовить, как появилась группа, несущая раненого. Ага, перевязали уже. Шустрые, явно фронтовики. Бесят. Я им помогаю, а они ещё имеют наглость требовать и угрожать: мол, танк они мне не отдадут. Прям щаз-з. На что он им? Проедут километров тридцать и встрянут, упёршись в овраг или в реку. Уговаривать времени нет, а выстрелил в ногу – и сразу поняли: не нужен им танк.
– Принимайте. Остальные за мной, тут метров двести и поле, там на опушке самолёт стоит.
Пока они разбирали вещи, прощались, обнимаясь, я добежал до опушки, достал самолёт, приготовил его и запустил двигатель, пусть прогревается. Потом пробежался по полосе. В принципе, неплохая, как я и подозревал, расчищенная и выровненная. Взлететь сможем.
Вернувшись, увидел, как четверо несут раненого, Левашов шёл рядом. Мы устроились в самолёте, я дал газу, и после пробега мы оторвались от земли и стали с натугой карабкаться в небо.