Тяжело идём. Дальность у самолёта – девятьсот километров, до Свердловска не хватит, а мы туда летим. Придётся где-то садиться на дозаправку, и шансы разбить при этом машину очень велики.
Разбивать самолёт не пришлось. Спустя часа два после рассвета, когда мы пролетели уже километров восемьсот, один из доходяг, лётчик, который ещё в японскую воевал, встрепенулся и сообщил, что узнаёт места: мол, здесь запасной аэродром должен быть, перевалочный. Сейчас он не действует, возможно, даже заброшен.
Вскоре он сориентировался и стал показывать направление. И действительно, полоса была, не бетонная, но хорошо расчищенная. Снега не было, только на опушке, однако проросли мелкие деревца. Было видно, что людей здесь нет. В общем, мы сели, и это хорошо. Часть верхушек деревьев крыльями побили, но машина не пострадала.
В стороне под деревьями находились несколько строений с заколоченными окнами. Трое побежали туда, выяснить что там, открыть, затопить печи, если они есть. А мы вытащили раненого и понесли его в здание. Я принёс вещмешок, якобы из грузового отсека достал. В вещмешке были два армейских котелка, полкило чая, десяток банок тушёнки, три каравая, два кило солёного сала, два пакета сухарей, топорик, шесть ложек, несколько пачек макарон и соль. Хватит им пока.
Срубили на дрова упавшее сухое дерево, затопили печку в одном из зданий (похоже, это была казарма), самолёт вручную откатили под деревья, а я отправился спать. Коек не было, всё вывезено, поэтому лёг прямо на полу полусырой избы. Велел разбудить, когда темнеть начнёт, а для еды не стоит: я сыт. Вырубился сразу.
Разбудили меня вовремя, как раз стемнело. Я сбегал и убрал самолёт, пусть гадают, куда он пропал. Потом отбежал подальше, нашёл полянку в лесу, достал вертолёт и полетел за Левашовыми. С тремя дозаправками добрался до поляны, где их оставил. Найти её нетрудно: там две сосны высокие, как маяк, а дальше характерная излучина реки.
Пока заправлял и обслуживал вертолёт, они обе прибежали: устали ждать. Устроив их в кабине, я сбегал и прибрал автодом. Вернувшись, поднял машину и полетел обратно, на заброшенный аэродром. Когда мы добрались до места, я высадил девчат, показал им, куда идти, а сам отогнал вертолёт подальше.
Вернулся пешком, с двумя вещмешками и двумя скатками одеял. Внутри мешков находилась мужская демисезонная гражданская одежда и обувь. Не в этой же лагерной одежде к людям выходить? Большая часть одежды была прихвачена мной из гардероба того офицера, который сдал Левашова; я так и думал, что пригодится. Одежду разобрали. Бывшему генералу отлично подошли костюм, пальто с шляпой и лакированные туфли. Конечно, одежда не для этих мест, городская.
Раненого лечили, я ему свою трость подарил. Кость у него не была повреждена, а мясо заживёт. А я, достав бланки паспортов, начал делать качественные фальшивки, выдавая каждому его экземпляр. Теперь могут идти в люди. Левашовым тоже выдам, но позже: разойдутся люди, мало ли кого поймают, а они сообщат эти данные. Лучше подстраховаться.
От заброшенного аэродрома разбитая дорога вела к трассе. На следующий день я отбежал подальше и пригнал ГАЗ-63. Мы погрузились, женщин посадили в кабину и по старой заросшей дороге покатили к трассе, а потом и к Свердловску. Тем, кто ехал в кузове, было холодно, так как кузов не крытый, но терпели.
Доехали без проблем, внимания не привлекали. До города сто километров, и в полдень мы уже были там. Мы с Левашовым, пока остальные ждали в машине, прошли на рынок. Я покупал для бывших лагерников нательное мужское бельё, личные вещи и сумки (всю лагерную одежду мы спалили в печке), а Левашов – вещи для жены и дочери.
С рынка все отправились в городскую баню, там помылись и переоделись в чистое. Вышли посвежевшими и отправились на вокзал. Я подарил кассирше золотое украшение, и сразу нашлись билеты. Вскоре пассажирский поезд повёз всех в Казань.
Остались только Левашовы. Они отказались уезжать за границу, решили устроиться в Алма-Ате, поедут туда, устроятся учителями. Ну, это их жизнь. Я сделал им паспорта, и теперь они супруги Зиновьевы.
Прощание получилось скомканным. Я долго смотрел вслед уходящему поезду, а потом не спеша направился обратно к машине. Хм, а возле неё уже прогуливался сотрудник Госавтоинспекции: номера-то поддельные.
Я не стал подходить, вернулся в здание и устроился у окна в буфете. Заказал компот и хлеб с котлетой, сделал бутерброд и поел (хм, а неплохо!), поглядывая в окно. Какой упорный инспектор, не уходит. Немного погодя он всё же отошёл, но я разгадал его хитрость: устроился за углом, и стоит мне выйти, он выскочит и подбежит. Его выдавала тень на земле.
Я доел бутерброд, допил компот, покинул буфет и неспешным шагом направился к инспектору. За его спиной с земли взлетел камень и тюкнул его по затылку. Вырубил качественно.
Я уже шёл к машине, когда за спиной поднялся крик: мол, милиционеру плохо. Под этот шум я и уехал.
Всё, меняю внешность, разрывая все связи с прошлым, и начинаю новую жизнь. Это решение окончательное и бесповоротное.
* * *
Очнувшись, я открыл глаза и мысленно выматерился. Я умер, захлебнулся морской водой в тонувшем пограничном катере. Наш капитан, идиот, пошёл на таран судна-нарушителя, не обратив внимания на то, что тот больше нас раза в три. Судно стреляло по нам, мы – по нему. От удара сорвало двигатель с крепления, а я, как механик, находился внизу, меня и придавило. Катер пошёл ко дну, и я утонул вместе с ним. Не самая приятная смерть, ведь в сознании был.
Нет, катер не сразу затонул, его пытались спасти. Парни прыгали в полузатопленное машинное отделение и ломами пытались сдвинуть двигатель, да было поздно. Капитан приказал всем возвращаться наверх, а вскоре катер камнем пошёл ко дну. Вот так и погиб старшина первой статьи Родион Емельяненко, то есть я.
После того как я выручил Левашовых, одного из лагеря, других из поселения, я не искал с ними встречи и не узнавал, что и как с ними. Как простился на вокзале Свердловска, так и думать о них забыл.
Я перебрался в Татарию и устроился в одном из сёл под Казанью. Вообще, я ехал на Кубань, но по пути соблазнила меня своим видом одна дивчина. Она была сельским фельдшером, попка у неё – орех. Я взял дивчину в осаду, и крепость пала. Был признан её племянником, сиротой, так документы и оформили. Она успела понести от меня двух мальчишек.
Закончив среднюю школу,
