class="p1">Ему напомнили о союзе с турками. Он категорически отстранил от себя все обвинения в преступных сношениях с неверными. Он не может нести ответственности за выходки фуорушити. Он тут ни при чем, если Маврицио ди Ринальди, возлагал какие-то надежды на Амурат Раиса. Он, Кампанелла, случайно узнав о переговорах Ринальди с турками, порицал его за это.
Томмазо нарочно давал путаные и пространные показания. Он упомянул, что, судя по предсказаниям, Османская империя скоро распадется на две части, одна из которых станет христианской. В его речах то и дело фигурировал папа. Разумеется, новая республика мыслилась только как государство, находящееся под верховным попечением римского первосвященника!
Санчес насторожился. Недаром поговаривали, что папа приложит все усилия, чтобы облегчить заговорщикам их участь!
На этот раз Кампанелла очень долго давал показания. Члены трибунала устали. Решено было продолжить допрос на следующем заседании.
Подписывая протокол, Кампанелла вздрогнул. Он не знал, сколько времени провел в «Крокодильей яме». Пищу приносили четыре раза. А сколько суток он просидел? Пять? На протоколе стояла дата – 7 февраля. Семь суток!
Он надеялся, что его вернут в старую камеру, но его отвели в карцер. Правда, он был не таким страшным, как «Крокодил», однако и отсюда нельзя было поддерживать связь с друзьями.
На следующий день его вызвали для продолжения допроса. Он по-прежнему старался все запутать и усложнить. Санчес хотел новой пыткой заставить Кампанеллу подтвердить намерение установить республику. Он настаивал на продолжении «полледро». Это благое желание наткнулось на юридическое препятствие: одну и ту же пытку не разрешалось применять дважды. Выход был найден скоро. Члены трибунала согласились рассматривать новую пытку не как «повторение, а лишь как продолжение» старой. Кампанеллу снова бросили на пыточный станок. Санчес, ждавший отягощающих вину признаний, ошибся. Кампанелла с еще большим упорством уверял, что республику он думал установить в интересах короля и папы!
Вторая пытка не дала ничего нового. Санчес находил, что Кампанеллу надо считать «признавшимся», не входя ни в какие подробности и не принимая во внимание его хитроумных объяснений. Но в чем?
В том, что он хотел в интересах испанского короля и папы содействовать скорейшему установлению идеального христианского государства, предсказанного пророками, святыми и Апокалипсисом?
Мотивы, выдвинутые Кампанеллой, были очень сложны. Несмотря на всю нетерпеливость Санчеса и понукания со стороны вице-короля, торопиться не следовало. В этом вопросе могли разобраться только самые сведущие богословы.
Томмазо очень боялся, что не успеет связаться с товарищами, а в это время Санчес использует его показания, чтобы сбить их. Он покажет им только те места протоколов, где Кампанелла признает намерение установить республику, и так сможет ввести товарищей в роковое заблуждение. Надо было обязательно их предупредить. Из карцера этого не удавалось сделать. Он надеялся, что после второй пытки его переведут в обычную камеру. Самая большая опасность заключалась в том, что после его допроса могут вызвать кого-нибудь из калабрийцев или сразу же устроят очную ставку. Как воспрепятствовать этому?
Он затягивал допрос, говорил многословно, возвращался все к одному и тому же, ссылался на забывчивость, долго вспоминал какой-нибудь пустяк.
Потом он принялся с великим жаром доказывать трибуналу, что во имя скорейшего выявления истины необходимо сразу же дать ему очные ставки с Дионисием Понцио, Битонто и другими. Он клятвенно уверял судей, что очень легко докажет правдивость своих признаний. Он с таким неподдельным рвением требовал очных ставок, что трибунал, видя в этом какую-то очередную увертку Кампанеллы, тут же самым категорическим образом отказался удовлетворить его просьбу.
Томмазо внутренне торжествовал. Его радость увеличилась еще больше, когда подтвердилось и второе его предположение – после допроса он был водворен в свою старую камеру. Ему было очень тяжело двигаться, но он добрался кое-как до окна и позвал Маврицио. Ответа не последовало. Неужели его снова отправили в Викарию? Кампанелла во второй раз окликнул Маврицио. Ему ответил кто-то другой. Он узнал голос Пьетро Понцио. Что с Ринальди? Пьетро рассказал, что четыре дня тому назад Маврицио на глазах узников Кастель Нуово был повешен. Изверги!
Несмотря на слабость, проявленную Маврицио в последние дни, Кампанелла его очень любил. Но мертвым ничто не поможет – надо думать о живых. Получив от Пьетро бумагу, Томмазо изложил свой план, который уже начал осуществлять. Он просил, чтобы Пьетро, приняв все меры предосторожности, сообщил о нем остальным товарищам. Процесс не сегодня-завтра может закончиться. Одних казнят как «признавшихся», а других, которые отрицают свою вину, как «изобличенных». В результате признаний Ринальди, Пиццони и Петроло трибуналу стал известен ряд важнейших фактов, которых никак не опровергнуть. Отрицать намерение заговорщиков установить в Калабрии республику было теперь бессмысленно. Надо было дать ему объяснение, которое бы доказывало, что в замыслах калабрийцев не было ничего преступного. Кампанелла, начав свои «признания», утверждает, что он и его единомышленники стремились своими действиями принести пользу испанскому королю и папе, он сознательно путает судей богословскими и астрологическими тонкостями. Он требует, чтобы во всем этом деле разобрались люди, сведущие как в теологии, так и в расположении звезд. Он преднамеренно прибегает к аргументам, стоящим на грани ереси. Это требует большого искусства. Он хочет, чтобы в дело вмешалась римская инквизиция, а вместе с тем тщательно следит, чтобы не дать инквизиторам ни малейшего повода для осуждения их как еретиков. От его высказываний, разумеется, отдает душком ереси, но он сумеет доказать любому квалификатору, что они образец христианского благоверия. Все, что касается пророчеств и Апокалипсиса, очень деликатно. Людей, не искушенных во всех тонкостях теологии, опытные богословы смогут сбить, запутать, склонить к высказыванию ереси. Поэтому необходимо, чтобы только один Кампанелла давал объяснения по этим вопросам. Все остальные должны по-прежнему отрицать свою виновность и настаивать на освобождении. Томмазо высказывал уверенность, что это позволит оттянуть вынесение приговора и даст возможность хорошо подготовить побег. Он призывал друзей быть мужественными.
На следующий день после второй пытки, как этого требовала обычная судебная процедура, Кампанелле вручили копии протоколов и обвинительное заключение. Ему установили срок для написания защиты и разрешили пользоваться услугами адвоката. Процесс подходил к концу. Когда стали искать человека, который взял бы на себя защиту Кампанеллы; выяснилось, что в Неаполе не нашлось никого, кто захотел бы помочь. Политический процесс по обвинению в оскорблении величества, да еще осложненный подозрениями в ереси! Защищать подобных преступников в Неаполитанском королевстве было небезопасно для самих адвокатов. К тому же Кампанелла не имел за душой ни гроша.
Тогда трибунал поручил защищать Кампанеллу «адвокату для бедняков». Томмазо не строил себе никаких иллюзий в отношении защитника, назначенного
