С тех пор, как Элен превратилась в мадемуазель Могадор, наездницу из труппы Барзюма, она, казалось, была вполне довольна своей судьбой и вовсе не собиралась ее менять, хотя несомненно могла бы разорвать контракт и уехать в Натал.
Забастовка моряков закончилась несколько дней назад. Но Элен оставалась на месте, и было не похоже, что у нее появилось желание пуститься в плавание до Кейптауна. Девушка совершенно не подозревала, что Фандор вот уже несколько суток плыл в неблизкую Южную Африку.
Что же удерживало ее в цирке?
Она даже не догадывалась, что кое-кто заметил ее сильную и загадочную привязанность к одному человеку и что эти «кое-кто» были Жювом и Фантомасом, от которых не ускользнули ее продолжительные беседы с Жераром…
Но эти двое не знали, какова была тема сих интригующих тет-а-тетов.
После каждой встречи с Жераром Элен казалось, что в ней воскресает надежда, и она уходила от него взволнованной, но и одновременно ободренной, даже счастливой!
В тот вечер, облачившись в амазонку, она сидела в своей уборной, ожидая выхода, как вдруг появился Жерар. Увидев его, она сразу поняла, что произошло нечто ужасное.
Дрессировщик едва переводил дыхание, его лицо было мертвенно-бледным, по лбу струился пот. Спрыгнув с крыши, после встречи с тем, кого он принял за Фантомаса, Жерар опрометью побежал в цирк.
Ему уже надо было выводить своих хищников, но, упросив режиссера сделать перестановку в программе и получив таким образом десять свободных минут, он поспешил к Элен.
– Фантомас здесь! – выпалил он прерывающимся от волнения голосом. – Я только что с ним разговаривал. Элен, будьте осторожны!
Оставив девушку наедине с этой ошеломительной вестью, дрессировщик помчался к зверям.
Неожиданная новость повергла девушку в глубокое оцепенение. Лицо ее страшно побледнело, но кулаки гневно сжались. Природная энергия помогла Элен выйти из состояния подавленности, и, нервно сжав хлыст, наездница произнесла с вызовом:
– Ну, что ж… Рано или поздно это…
Ее прервал стук в дверь.
– Войдите! – крикнула Элен.
Вошла костюмерша, старая американка по имени Нелли.
Несмотря на волнение, при виде ее Элен едва не рассмеялась.
Старушка появилась с охапкой цветов, которые, вздохнув, бросила на одноногий столик, стоявший посреди комнаты.
– Ах, мадемуазель Могадор! – воскликнула она. – Решительно, вы сведете с ума всех кавалеров этого города. Сразу трое сейчас сунули мне в руки цветы и просили передать вам. И все трое просят позволения выразить лично свое восхищение вашим искусством. Что я могу им сказать?
Старая костюмерша была привычна к происшествиям такого рода. Уже не раз ей приходилось передавать волокитам ответы, лишавшие их всякой надежды.
Элен и из осторожности, и заботясь о своей репутации, не принимала подобных визитеров, которыми двигали весьма однозначные намерения.
Потому-то славная Нелли так удивилась, когда наездница смело и игриво заявила:
– Ну так что ж, дорогая Нелли, пусть первый из них войдет, а вы будьте готовы по моему сигналу впустить следующего!
Бросив взгляд на украшавшее ее уборную зеркало, Элен улыбнулась сама себе; в самом деле, она выглядела очень элегантно в этой облегающей амазонке, в этом каштановом парике, скрывавшем ее собственные светлые волосы и подчеркивавшем белизну лица и голубизну глаз, одновременно придавая им энергичность и нежность.
Но улыбка ее вдруг превратилась в тревожный оскал.
В зеркале она увидала того, кого вводила Нелли. Это был изящно одетый мужчина в смокинге с цветком в бутоньерке. У него было тщательно выбритое лицо, энергичный подбородок и незабываемый взгляд. Никаких сомнений у Элен не было относительно этого человека. Повернувшись к нему и пристально глядя в глаза, она медленно проговорила:
– Фантомас, вы здесь?
Это был, действительно, Гений зла. Он предстал перед девушкой без маски, без парика – таким, каким был… великолепным в своей дерзости и невозмутимости.
Фантомас низко поклонился:
– Да… как видишь.
Он таинственно улыбнулся и, пытаясь взять руку наездницы, добавил:
– Разреши, дитя мое, поцеловать твою ручку.
Но тут бандит сделал шаг назад. Элен, его дочь Элен в ужасе отшатнулась от него. В ее лице не было ни кровинки, но в глазах сверкали молнии!
– Как вы осмелились сюда явиться? – спросила она. – Соблаговолите немедленно выйти вон!
От такого приема, несмотря на все свое хладнокровие и постоянную готовность к неожиданностям, Фантомас несколько секунд стоял, будто оглушенный.
Как? Неужели родная дочь встречает его столь высокомерно и гонит прочь? Да, конечно, бандит и раньше знал, – а его, пусть жестокое, сердце чувствовало! – что Элен с отвращением относилась к его образу жизни, к преступлениям! Но еще никогда она не была с ним так холодна и жестока!
Фантомас догадывался и чувствовал, что между ними образовалась глубокая пропасть. Но он никак не мог понять, почему так вдруг? Но, хотя он и был глубоко огорчен, некое ядовитое любопытство не давало ему покоя.
– Элен, – ласково проговорил он, – что значит этот прием? Почему вы меня так третируете?
Девушка как будто одеревенела. Она стояла, опустив глаза, не желая видеть Фантомаса.
Наездница казалась совершенно спокойной. Но тот, кто заметил бы нервное подрагивание век и рук, понял бы, что вид девушки не соответствовал ее внутреннему состоянию.
Она сказала в ответ:
– Ступайте вон! Я не могу вас видеть без содрогания! Уходите! Живо!
Фантомас был не из тех, кого можно было выгнать таким образом. Он спокойно уселся в кресло и спросил:
– Элен, твое поведение требует объяснений. Я хочу знать, почему ты так жестока с отцом. Надеюсь, ты не забыла, что я твой отец?
Девушка процедила сквозь зубы:
– Убирайтесь прочь, презренный негодяй!
«Как справиться с этим упрямым нежеланием дочери разговаривать?» – думал Фантомас.
Тут в голову ему пришла мысль, достойная самого Макиавелли. И, утверждая ложное, чтобы узнать истину, надеясь, что ложь заставит Элен разговаривать более откровенно, он притворно произнес:
– Ты обижаешься на меня за то, что мне пришлось убрать Фандора? Увы! Я не мог поступить иначе, я был в состоянии законной самозащиты.
Не успел он произнести последнее слово, как произошло нечто такое, отчего никого не боявшееся чудовище само задрожало всем телом!
Элен, словно фурия, кинулась на Фантомаса и, взяв со столика револьвер, приставила его дуло к груди бандита.
– Убийца! Убийца! – кричала она. – Вы убили… убили Фандора!
И, отбросив хлыст, левой рукой схватила Фантомаса за горло и стала его душить.
Бандит задыхался, но даже и не думал сопротивляться – все происходящее казалось ему фантастическим, невероятным! Наконец он опомнился, и ему сделалось страшно при виде этой бешеной реакции Элен. Но испугался он не риска быть убитым, а того, что она в отчаянии могла покончить и с собой.
Оторвав от себя руки Элен, Фантомас сказал умоляющим тоном:
– Прости, Элен… Я плохо пошутил… Фандор жив и свободен. Я даже пальцем его не тронул. Я же тебе обещал… И ты знаешь, что я выполняю обещания, данные дочери.
Сдвинув брови, девушка хмуро спросила:
– Что с Фандором? Я хочу знать правду.
Вид девушки был так трагичен, что Гений зла, перед которым трепетали все, виноватым голосом напроказившего школьника и тоном обвиняемого, умоляющего судью, пролепетал:
– Фандор уехал в Натал. Он думает, что ты там.
В маленькой комнатке, где разыгралась эта трагическая сцена, раздался крик отчаяния и вместе с тем радости.
– Слава Богу! – кричала Элен. – Так вот почему я ничего от него не получаю!
Фантомас же, надеясь, что этим признанием милость дочери завоевана, поспешно заговорил:
– Элен, умоляю тебя. Теперь, когда я сказал правду, объясни, почему ты так ко мне относишься, откуда вдруг такая ненависть?.. Что ты делаешь в этом цирке? Что произошло в Антверпене? Я хочу знать все. Слышишь? Все…
Вместо ответа девушка лишь загадочно улыбнулась.
Она нажала на кнопку звонка, и, в соответствии с полученными указаниями, Нелли ввела в уборную чрезвычайно элегантно одетого молодого человека лет двадцати пяти, который, не замечая присутствия третьего лица (Фантомас встал в угол комнаты), весь сияя, подошел к девушке.
– Высокоуважаемая мадемуазель Могадор, – проговорил он с победоносным видом, – у меня есть все основания полагать, что никогда не следует отчаиваться. Увы! Ради вас, кого я так люблю, мне пришлось пройти через самые немыслимые испытания. Но это уже не имеет значения! Я победил вашу строгость и теперь вижу свое будущее усеянным розами, поскольку вы соблаговолили принять те, что я вам преподнес…
И, желая подчеркнуть свою шутку, которую он сам находил весьма остроумной, молодой человек указал на букет посланных им девушке цветов, лежавших на столе среди других.
