Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«С добрым утром», — сказал я, поднимаясь с постели.
Пошевелился я — пошевелился и он. Я двинулся к зеркалу — он подошёл ближе. Я остановился и оглядел его. Заметил сходство, но лишь отдалённое — по крайней мере, надеюсь на это. Я улыбнулся — он ответил оскалом, напоминающим волчий. Я протянул ладонь, будто желая пожать ему руку, но он отпрянул, точно от огня. Не понимаю, что вселяет в него такой ужас. Стараюсь не показывать перед ним своего страха, но мне кажется, он чувствует его, как животное. Говоря об отражении, я пользуюсь словами «он», «ему» или «оно» — мне слишком трудно поверить, что это создание в зеркале — моё собственное отражение. Требуется вся моя смелость, чтобы написать, чем я считаю его на самом деле. Всегда относился скептически к таким вещам, как «душа», но стоит мне посмотреть в зеркало — помилуй, Господи!
Вечер. Провожу теперь в комнате очень много времени. Весь день почти не выходил. Начинаю испытывать к этому созданию нездоровый интерес. Не могу хоть сколько-нибудь долго находиться вдали от него. А хотелось бы. Жена забеспокоилась обо мне. Говорит, я выгляжу бледным. Считает, что мне нужен отдых — долгий отдых. Если бы только я мог довериться ей! Хоть кому-нибудь довериться! Нет, не могу. Я должен переждать и побороть всё это в одиночку.
5 авг. В наших отношениях мало или, скорее, нет изменений. Он по-прежнему держится настороженно.
Жена сегодня заходила ко мне справиться о моём самочувствии. В комнате она встала так, что взгляд в зеркало был неизбежен. Стояла перед самым зеркалом, поправляя волосы. Она не заметила ничего необычного, но он был там. Чёрт его побери! Он был там, и на этот раз он торжествующе осклабился, глядя на меня.
Вот что ещё примечательно. Моя жена не видела создания в зеркале, но и я не видел её отражения. То же самое с моим слугой Питером и горничной Анной. Анна собиралась протереть зеркало, но я ей не велел. Нельзя допустить раскрытия тайны. Как следует приглядевшись, они могут увидеть его, но никто не должен знать — никто не должен знать!
* * *6 авг. Три дня. Три дня преисподней! Вот что я пережил с тех пор, как обнаружил проклятую тварь. Как же он мучает меня! Он начал меня передразнивать. Когда ему кажется, что пародия особенно удалась, он содрогается от хохота. Я не слышу его смеха. Но я вижу его. От этого ещё хуже. Долго я так не выдержу!
7 авг. Мы не узнаем, сколько в нас сил, пока не пройдём какое-нибудь суровое испытание вроде того, которому сейчас подвергаюсь я. Но я чувствую, что с каждой минутой я всё ближе и ближе к срыву.
Запер дверь на ключ. Анна оставляет поднос с едой снаружи. Иногда я съедаю то, что она приносит, но чаще — нет. Жена умоляет впустить её, но я отсылаю её прочь. Боюсь говорить ей — боюсь вообще кому-либо говорить. Я знаю, что делают с людьми, у которых начинаются «галлюцинации». Нет. Говорить нельзя. И уйти я тоже не могу. Бог знает почему, но не могу.
8 авг. Позавчера я упомянул, что он передразнивает меня. Сегодня — меня бросает в дрожь от одной лишь мысли об этом, — он уже становится похожим на меня! Посмотрев в зеркало этим утром, я обнаружил, что он избавился от своих лохмотьев и одет теперь в один из моих костюмов. Я бросился к гардеробу и вместо своей одежды нашёл там его рваньё! Обернувшись, я взглянул прямо на него. Он рассмеялся и указал на мои руки и ноги. Они распухли до неузнаваемости. Не смею и предположить, как далеко зашли эти изменения. Больше не могу сегодня писать.
9 авг. Превращение завершено. Он больше похож на меня, чем я сам. С переменой внешности он сделался более жестоким. Он издевается надо мной и моим уродством. В конце концов, мои нервы не выдержали. Я выскочил из комнаты. Нашёл, наконец, то, что искал — зеркало. Узрев своими глазами то, чем теперь стал, я едва не лишился чувств. Да, он принял мой образ. А я — сжалься надо мною, Господи! — я обратился в него!
Дрожа от ужаса, прокрался обратно в комнату. Обратно к его смеху и аду, которым теперь стало моё существование. Одному Богу известно, что ждёт меня завтра!
Роберт Уильям Чамберс
ЖЕНЩИНА В ЧЕРНОМ
Ему не следовало ехать: он чувствовал себя совсем больным. Сырая атмосфера мастерской, нервное напряжение, продолжительная работа — все это тяжело на нем отразилось. Однако, несмотря на лихорадочное состояние и жар, лежать в постели он не мог. Кроме того, ему не хотелось огорчать хозяйку дома, куда он был приглашен. Кое-как он оделся, послал за каретой и поехал. Холодный ночной воздух и снег, падавший через открытое окно кареты, освежили его разгоряченную голову. Но когда он приехал, — ему было по-прежнему тяжело. Его встретили, как всегда, радушно и ласково.
К обеду ему пришлось вести чью-то жену, и он исполнил эту обязанность с обычной галантностью.
Когда дамы встали из-за стола, мужчины закурили сигары и разговор завертелся между общественными вопросами и веселыми анекдотами. Хельмер положил свою незакуренную сигару на стол и, нагнувшись, тронул хозяина дома за рукав.
— В чем дело, Филипп? — любезно спросил тот.
Хельмер, понизив голос, предложил вопрос, который мучил его с начала обеда. Хозяин дома ответил:
— О какой женщине ты говоришь? — и близко к нему наклонился.
— О той, в черном платье, с плечами и руками цвета слоновой кости и глазами Афродиты.
— Где же сидело это чудо?
— Рядом с полковником Фарраром.
— Рядом с полковником? Подумаем!
Он задумчиво нахмурил брови, потом покачал головой.
— Не могу вспомнить. Сейчас мы встанем, ты можешь ее отыскать, и я…
Смех и шум вокруг заглушили его последние слова. Он рассеянно кивнул Хельмеру. Его внимание привлекли другие и, когда он вышел из-за стола, совсем забыл о женщине в черном.
Хельмер вместе с другими двинулся к гостиной. У него было множество знакомых; приходилось говорить без умолку, хотя лихорадочное состояние все усиливалось, и он едва слышал собственные слова. Очевидно, ему не следовало дольше оставаться в гостях…
— Найти хозяйку дома, спросить у ней имя женщины в черном и уйти, — решил он.
В роскошных комнатах было жарко и людно до тесноты. Отправившись разыскивать хозяйку, Хельмер столкнулся с полковником Фарраром и пошел вместе с ним.
— Кто эта дама в черном, полковник? — спросил он. — Я говорю про ту, которую вы вели к столу.
— Дама в черном? Я такой не видел.
— Она сидела рядом с вами.
— Рядом со мной!
Полковник остановился и удивленно поглядел на своего собеседника.
— Вы видите ее теперь? — спросил он.
— Нет, — отвечал Хельмер.
Некоторое время они молчали, затем отошли друг от друга, чтобы дать дорогу китайскому посланнику, любезному господину, одетому в старинные шелка, с улыбкой, сиявшей на его лице, казалось, целое тысячелетие.
Посланник прошел с каким-то важным генералом, который сделал знак полковнику Фаррару присоединиться к ним.
И Хельмер снова побрел по комнатам, как вдруг чей-то голос явственно произнес его имя, и перед ним очутилась хозяйка дома, окруженная блестящим обществом.
— Что случилось, Филипп? Вы, должно быть, серьезно нездоровы?
— Ничего, это пустяки. Здесь просто немного душно.
Он подошел ближе и прошептал:
— Cathérine, кто эта дама в черном?
— Какая дама?
— Которая сидела за обедом рядом с полковником Фарраром.
— Вы говорите про m-me[42] Ван-Циклен? Да ведь она в белом!
— Нет, я говорю про даму в черном.
Хозяйка молча наклонила свою хорошенькую головку и нахмурилась, стараясь собраться с мыслями.
— Выло столько народу, — бормотала она. — Дайте подумать. Странно, что я не могу припомнить… Вы убеждены, что она была в черном? Убеждены, что она сидела рядом с полковником Фарраром?
— Минуту назад я был в этом уверен… Все равно, Cathérine, я постараюсь разыскать ее.
Занятая толпой, которая окружала ее, она весело кивнула ему в ответь головой.
Хельмер пошел по направлению к зимнему саду, вглядываясь лихорадочными глазами в его прохладную полутьму. В саду он встретил несколько человек. Его окликнули и потребовали от него не только его общества, но и внимания.
— Не объясните ли вы нам, Хельмер, что означаешь ваше последнее произведение? — со смехом проговорила какая-то молодая особа.
По-видимому говорили об его недавно законченной группе, сделанной для нового фасада Национального музея.
Газеты и публика очень горячо ее комментировали. Критики ссорились из-за толкования смысла этого странного творения. Мраморная группа производила впечатление чего-то отталкивающего и в то же время необыкновенно прекрасного. Она представляла следующее. Среди скаль лежит умирающий пастух. За ним, подперши подбородок рукою, сидит прелестное крылатое создание и спокойно смотрит на умирающего. Ясно, что смерть близка; её дыхание уже запечатлелось на изможденных чертах пастуха. И все-таки лицо умирающего не выражает ни мучений, ни ужаса; в нем читается только удивление перед прекрасным крылатым существом, которое гладить на него пристальным взглядом.
- Мадемуазель де Марсан - Шарль Нодье - Готические новеллы
- Загадочный золотой прииск - Гай Бусби - Готические новеллы