Траффорд решительно повернулся к компьютеpy. Его новая программа была почти закончена. Еще несколько дней, и он поставит перед вычислительной системой Госбанда задачу создания виртуальной сети потенциальных революционеров. Траффорд собирался сразу же начать рассылку этим людям специальных электронных сообщений. Кассий обещал, что первое из них он составит сам; они договорились, что это будет краткая иллюстрированная статья о теории эволюции. Во втором они расскажут о Потопе и объяснят, что подъем уровня мирового океана стал печальным следствием бесконтрольного сжигания ископаемого топлива, хотя предотвратить такое развитие событий человечеству было вполне по силам.
Траффорд намеревался сделать рассылку писем автоматической: особое кодовое слово, однажды отправленное по электронной почте, должно было спустить цепную реакцию и наводнить интернет подрывным спамом, распространение которого не прекратится, даже если его авторов схватят. Чтобы адресаты не удаляли полученные письма, каждое из них нужно было снабдить интригующим заголовком. По ходу дела Траффорд пытался придумать и эти заголовки, в чем ему помогали Кассий н другие. Больше всего Траффорду нравилась выдумка Коннора Ньюбери.
Если Бог такой умный, почему в его Храме верховодят такие придурки? Ты когда-нибудь смотрел на своего исповедника по-настоящему критическим взглядом? Траффорд улыбнулся. Если бы он получил письмо с таким названием, то наверняка вскрыл бы его и прочел.
Ты не одинок в своем желании уединиться! Это предложил Кассий, так же как и другое: Ты когда- нибудь пробовал думать сам за себя?
Сам Траффорд до сих пор придумал только один заголовок: А ты умеешь хранить тайну ? — но теперь ему на ум пришло слово Дарвин.
В течение всей работы над программой Траффорд пытался решить, что они будут делать с виртуальным обществом себе подобных, если им удастся его создать. Научить людей думать самостоятельно — это, конечно, хорошо, но если эти люди будут только думать, а не действовать, служители Храма могут спать спокойно. Траффорду было мало одних раздумий — его раздражало, что остальные гуманисты довольствуются пассивным протестом, который видят в самом существовании своей организации. Для свержения режима требовались конкретные поступки. Революция в головах могла быть лишь началом.
Им нужен был знак — тайный знак. Возможно, одно-единственное слово, по которому один свободный мыслитель мог бы узнать другого. Пароль, в котором было бы заложено все.
И Траффорд знал, что таким паролем может стать слово Дарвин.
Потому что "Дарвин" было больше чем словом. Это был призыв к оружию. Это был символ эволюции, призывающий человека вырваться из болота и стать сложным организмом, способным мыслить независимо.
Но имя "Дарвин" звучало еретически. Его нельзя было произносить вслух, нельзя было размахивать им как знаменем.
Траффорд напечатал это имя наоборот и с внезапным приливом восторга обнаружил, что оно читается как ниврад.
Ниврад. Где-то он это уже слышал.
"Итак, скажем все вместе: моря любви!.. Скажем все вместе: нивы радости! Скажем все вместе: ниврад!"
Один из лозунгов, придуманных храмовниками, чтобы доказать, что их Бог — прямая противоположность тому человеку, которого они боялись больше всего на свете.
Ниврад. Это и будет его ключ. Кодовое слово, запускающее программу, и знак, который он включит во все коммуникации. Пароль, с помощью которого подпольщики будут узнавать друг друга, поскольку в случае опасности они смогут просто заявить, что это сокращение от одобренных Храмом "нив радости".
Ниврад. Даже в самом звучании этого слова было что-то победное.
Ему не терпелось поделиться своей находкой с Кассием.
Скажи "ниврад", написал Траффорд. По слову твоему узнают тебя.
32
Вечером, ровно в восемь часов, Траффорд с Мармеладкой Кейтлин на руках явился в дом исповедника Бейли и был препровожден слугой в ту самую роскошно обставленную комнату, где они с Чанторией обсуждали свой давно отмененный развод. Чантория, разумеется, была уже там. Сидя на табуреточке у ног Бейли, она читала вслух большую, инкрустированную драгоценными камнями книгу в кожаном переплете, озаглавленную "Библейские истории и прочии духовные писания".
Траффорду показалось, что румянец у нее на щеках горит ярче обычного.
Исповедник поднял ладонь, предупреждая Траффорда, чтобы тот подождал в дверях, покуда чтение не будет завершено. Пришлось Траффорду молча стоять на пороге и слушать священную околесицу. Отец Бейли сидел, закрыв глаза, с выражением неземного блаженства на лице, и гладил Чанторию по макушке.
— "Любовь есть любовь, и Бог, коего мы зовем Любовью, есть любовь, — с глубочайшей серьезностью читала Чантория. — Без Бога, который есть Любовь, мы не имели бы любви, но поскольку мы имеем любовь, то имеем и Бога, который есть Любовь, ибо сии двое суть одно, бессмертное и неделимое. Ныне, присно и во веки веков. Бог-и-Любовь един и милосерден, а усомнившиеся в сем будут стерты с лица земли и терзаемы адскими муками до конца времен. Таковы пути Любви".
— Благодарю тебя, дитя, — сказал исповедник, когда Чантория закрыла книгу. — Это было прекрасно. Моей усталой исстрадавшейся душе становится легче, когда я слышу сладостный голос праведной женщины, изрекающей божественные истины.
— Я счастлива тем, что доставляю вам утешение, святой отец, — ответила Чантория.
Только теперь Бейли перевел взгляд на Траффорда.
— Сядьте рядом с женой, — приказал он. — Главный исповедник — занятой человек. Едва ли он здесь задержится.
И правда, не успел Траффорд сесть и кивнуть Чантории в ответ на ее смущенную улыбку, как громкий стук посохом во входную дверь возвестил о приходе великого человека. Засим последовала отчаянная суета слуг в холле — и в комнате появился сам Соломон Кентукки в сопровождении четверых дюжих охранников.
— Я пришел! — объявил он, словно был самим раздающим визиты Господом Богом, а не одним из его авторитетнейших заместителей на земле.
Отец Бейли, Траффорд и Чантория немедленно пали на колени.
— Моя жалкая обитель недостойна такой чести, ваше святейшество, и я тоже, — сказал отец Бейли.
— Черт побери, ты прав, Бейли! — ответил главный исповедник и громко расхохотался. — Но, коли уж на то пошло, все мы недостойны в очах Господа, однако все надеемся когда-нибудь предстать перед ним в чем мать родила. Если бы я ходил в гости только к достойным, мне пришлось бы очень редко вылезать из дома! Ха-ха-ха! Я прав, черт возьми? Конечно, прав! Поцелуйте мои перстни.
Он протянул отцу Бейли свою большую, пухлую и мягкую правую руку. Все пальцы на ней были унизаны огромными сверкающими перстнями. Отец Бейли подполз к нему на коленях и по очереди поцеловал каждый из них. Затем великий человек переложил из руки в руку сияющую неоном митру, освободив для преклонения и лобызания второй комплект украшенных драгоценностями пальцев. Конечно, в присутствии столь высокого церковного чина Траффорд с Чанторией благоразумно помалкивали.
— Так вот она, та самая семья! — громко воскликнул Соломон Кентукки. — Я узнал бы ее, даже если бы увидел среди тысячи других семей! Ибо эти люди отмечены благословением Любви. Я чувствую Любовь!
— Аллилуйя! — возгласил отец Бейли.
— Аллилуйя! — эхом откликнулась Чантория.
— Встань, дитя, — сказал ей Соломон Кентукки. — Возьми своего ангельского младенца и встань. Не надо бояться.
Чантория взяла у Траффорда Мармеладку Кейтлин и выпрямилась перед главным исповедником. Траффорд с отвращением заметил, что на ее лице появилось выражение самозабвенного экстаза, и подумал, уж не собирается ли она заговорить на неведомых языках.
— Бог-и-Любовь одарил тебя своей милостью, дитя, — нараспев произнес Соломон Кентукки, — и в своей бесконечной мудрости поставил перед тобой особую цель. Тебя и твою семью ждет важная работа! Я хочу услышать из твоих уст: да!
— Да! — сказала Чантория.
Траффорд не знал, включает его главный исповедник в состав семьи или нет. Он решил, что безопаснее будет молчать и не привлекать к себе внимания. Пока Соломон Кентукки словно бы не замечал его и обращался исключительно к матери и дочери. Отдав митру одному из охранников, он возложил руки на лоб женщине и ребенку.
— Я чувствую его! Чувствую! — возопил он. — Я чувствую благословение Любви! Этот младенец воистину свят. Мать его благословенна! Я хочу услышать из ваших уст: да будет так!
— Да будет так! — выкрикнула Чантория.
— Да будет так! — слабо поддакнул Траффорд, получив пинок от исповедника Бейли.
