— Но Гортон? Разве ты не его дочь?
— Нет. У сенатора была дочь по имени Элин Гортон, но она умерла. Покончила жизнь самоубийством. При каких-то жутких и грязных обстоятельствах. Если бы это стало известно, карьера сенатора закончилась бы.
— И тогда ты…
— Именно. Но я об этом, естественно, ничего не знала. Сенатор узнал о моем существовании, когда начал раскапывать архивы программы «Оборотень». Увидев меня, он был поражен моим сходством с его дочерью. Конечно, я тогда находилась в анабиозе уже много лет. Выяснилось, что у нас с тобой, Эндрю, скверные характеры. Мы оказались совсем не такими, как они предполагали.
— Да, — согласился он, — я знаю. И теперь этому даже рад. Так ты все это время знала…
— Я узнала только недавно, — сказала она. — Видишь ли, сенатор держал Космослужбу в кулаке, а те делали все, чтобы сохранить в тайне историю с оборотнями. Поэтому, когда он пришел к ним вне себя от горя после смерти дочери, считая себя конченым человеком, ему отдали меня. Я считала себя его дочерью. Любила его, как отца. Конечно, перед этим меня подвергли всяким там гипнозам и обработкам, чтобы внушить мне, что я его дочь.
— Наверняка ему пришлось пустить в ход все свои связи, чтобы замять историю со смертью родной дочери и подменить ее тобой…
— Другому это не удалось бы, — с гордостью произнесла она. — Сенатор замечательный человек и чудесный отец, но в политике у него железная хватка.
— Ты любила его?
— Да, Эндрю, — кивнула она. — Во многих отношениях он для меня все еще отец. Даже представить невозможно, чего ему стоило сказать мне правду.
— А тебе? — спросил он. — Тебе это тоже кое-чего стоило.
— Разве ты не видишь, — сказала она, — что я не могла остаться. Я не могла остаться, зная правду. Как и тебя, меня ждала жизнь уродца, отщепенца, обреченного жить вечно. А что осталось бы у меня, когда умрет сенатор?
Блейк понимающе кивнул, думая о том, как те двое людей, два человека, принимали это решение.
— И потом, — добавила она, — мое место с тобой. Мне кажется, я поняла это сразу, когда ты, весь промокший и продрогший, забрел в тот старинный каменный дом.
— Но сенатор сказал мне…
— Что я не хочу тебя видеть, что я не хочу с тобой разговаривать.
— Но почему? — спросил он недоуменно. — Почему?
— У тебя пытались отбить охоту остаться, — объяснила она. — Было опасение, что ты не захочешь расстаться с Землей и откажешься лететь. Тебе старались внушить, что с Землей тебя ничего не связывает. И сенатор, и разум Теодора Робертса, и все остальные. Потому что мы должны были лететь. Мы с тобой посланцы Земли, дар, который Земля посылает Вселенной. Если населяющему Вселенную разуму, мыслящей жизни суждено когда-либо постичь то, что происходит, уже произошло, произойдет в будущем и какой во всем этом смысл, то мы с тобой можем помочь в этом.
— Так, значит, Земля все же наша родина? Земля не отреклась от нас…
— Конечно, нет, — сказала она. — Теперь тайна раскрыта, все о нас знают, и Земля гордится нами.
Он прижал ее к себе, зная, что теперь у него есть и всегда будет дом — планета Земля. И человечество всегда будет с ним, куда бы они ни полетели. Потому что они — продолжение человечества, его рука и разум, протянувшиеся к таинству вечности.
Примечания
1
По Фаренгейту.
2
Домовой (англ.).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
