— На какие жертвы приходится идти, лишь бы не разговаривать о сельхозработах! — хохотнул я. — Взять тебе коктейль? Или что-нибудь другое?
— О нет! Ничего холодного! — Ева поежилась. — Горячий чай с лимоном подойдет. И эклер. Хотя нет, тут невкусные эклеры. Давай корзиночку.
— Идет, — я сходил к стойке, заказал чай с пирожным и вернулся за столик. Пока шел, любовался Евой. Удивительная все-таки девушка. Одета она была в клетчатую юбку в складку и белую блузку. Волосы аккуратно заплетены в косу. И на фоне всех других-прочих она смотрелась натуральным таким белым пятном. Волосатая неформальская публика смотрелась смазанным невнятным фоном, как будто созданным для того, чтобы показать, какая она необычная.
— На самом деле я назначил тебе жутко корыстное свидание, — сказал я, снова усаживаясь за стол. — Мне нужна твоя консультация.
— Как историка? — Ева приподняла бровь. — Предупреждаю, я пока еще не дипломированный специалист!
— Подойдет и незаконченное высшее, — я подмигнул. — Надеюсь, у тебя есть специализация в интригах мадридского двора.
— Оу, боюсь, что только Версаля, — невинно протянула Ева. — Я в школе учила французский. Ладно, давай уже рассказывай, что там у тебя.
— Мне нужно твое мнение по нескольким вопросам, — сказал я. — Но сначала небольшое предисловие.
Я рассказал по-быстрому про только что случившуюся у меня беседу с Женей Банкиным. Только факты, без всяких догадок на тему, кто это под меня копает.
— Теперь перехожу, собственно, к первому акту марлезонского балета, я допил остатки молочного коктейля и посмотрел Еве в лицо. Она хмурилась, прикусив губу и упершись взглядом в свою чайную чашку. И ложечкой гоняла в ней ломтик лимона. — Я общался с Сэнсеем и пригласил его провести в Новокиневске концерт. В той же студии, у Шутихина-старшего. Он предварительно согласился, назвал условия. И теперь мне нужно продать билеты. Но есть нюанс…
— Банкину ты ничего про «Папоротник» не сказал, — кивнула Ева. — Это Ян тебе гадит. Не может никак успокоиться.
— Если тебе о нем говорить не хочется, то давай и не будем, — сказал я. — Собственно, мне всего лишь нужен совет на тему, к кому подходить с этими билетами, а к кому нет. Ну, чтобы раньше времени опять не выбесить Банкина.
— Это же я его бросила, а не он меня, — усмехнулась Ева. — Так что у меня есть полное моральное право сплетничать, сколько влезет.
Тут она неожиданно подалась вперед и обняла меня.
— Вова, как же здорово, что ты «Папоротник» пригласил! — сказала она. — Сэнсей чувак с закидонами, но они нравятся. И очень жаль, что так редко приезжают.
— Вот только чтобы они приехали, нужно продать билеты, — хмыкнул я. — Иначе у меня просто денег не хватит оплатить проезд всему «Папоротнику». И желательно при этом не подставиться.
— Раз Сэнсей вообще с тобой стал об этом говорить, значит может и один приехать, — сказала Ева. — У него и без группы неплохие квартирники получаются. Так… Дай-ка мне подумать.
Ева повернулась на стуле и осмотрела народ в «Петушке».
Глава 24
«Должны в этом мире быть гаранты стабильности…» — со смешком подумал я, пристраиваясь в хвост хмурой очереди. Ну да, в двадцать первом веке почта обзавелась собственными брендированными продуктами, терминалом с талончиками и всякими прочими техническими новинками. Но избавиться вот от очередей не получилось.
А вот запах был другой… Прямо-таки всколыхнувший всякие детские воспоминания. Горячий сургуч и сухая бумага. И еще возгласы эти: «Магадан! Пройдите во вторую кабинку!»
Щелчки, многоголосый гомон, склочные голоса теток за стеклянной перегородкой. Как-то так случилось, что эта очередь оказалась чуть ли не первой, в которой мне случилось стоять в этом времени. Остальные я пока что видел только со стороны.
Длинные змеи, головы которых теряются за дверями тех магазинов, где выкинули что-то жизненно важное или отоваривают талоны.
Но в этом смысле мне повезло, и моя семья обходилась без этого трэша.
Сначала мне было любопытно, и я разглядывал собравшуюся здесь публику. Но это быстро надоело. И даже не потому, что в этом смысле почта тоже была эталонно-стабильной. Все та же болтовня про быт пополам с политикой.
Но тоску по отсутствию смартфона в кармане я ощутил не поэтому. Слишком много в воздухе было растворено тоскливой безысходности. Больные глаза бабулек. Тревожные взгляды, ищущие поддержки.
Даже неудобно как-то стало за свою жизнерадостность. И захотелось немедленно отгородиться чем-то. Книжку почитать. Или газету. Чтобы случайно не подхватить как вирус это вот настроение депрессивной безысходности.
Так что я, подперев стену, ссутулился и принялся медитировать на исписанные контактами и идеями страницы своего блокнота.
«Удача тут ни при чем, — подумал я, перекладывая оставшиеся пять билетиков на квартирник. — Просто время голодное. Будущие акулы бизнеса еще или не вышли из тени, или не родились. Слова „маркетинг“ и „реклама“ — это пока еще что-то далекое и диковинное».
Когда подошла моя очередь, я готов был прыгать от радости. Бланк на почтовый перевод я уже заполнил, так что много времени вся манипуляция не отняла. Деньги на билеты из Москвы в Новокиневск отправились сложным маршрутом к Сэнсэю, а мне оставалось только скрестить пальцы и надеяться, что группа «Папоротник» — ребята обязательные, и с тайным концертом все получится.
Я выскочил из душного помещения почты наружу, как пробка из бутылки. Первые мгновения даже опьянел от свежего воздуха. Но потом в срочном порядке принялся застегиваться и кутаться в шарф. Не месяц май все-таки.
Следующим пунктом моей сегодняшней программы была контора Колямбы. Как обычно, дела ходят пачками, то пусто, то густо. Из-за дурацкой почты до безликого казенного здания «Треста номер восемь» на Комсомольском проспекте мне пришлось бежать, хотя временной зазор я заложил вроде немаленький, с расчетом на то, чтобы успеть заскочить пообедать. Не успел, да и хрен с ним.
В том будущем, из которого я прибыл, это здание изменится до неузнаваемости — прирастет еще несколькими этажами и покроется зеркальным стеклом. А сейчас я наблюдал его в первозданном, так сказать, виде. Скучный бетонный куб с квадратными окнами и массивным козырьком над крыльцом. На котором, что странно, даже никто не курил.
Грохнула дверь на тяжелой пружине, пропуская меня в не особо просторное фойе, оформленное в стиле «советский шик» — квадратными плитами серого камня, мраморным полом и широкой лестницей с ажурными перилами. Под лестницей — два автомата с газированной водой. Не работают. В прорези для монет забиты заглушки, граненые стаканы, входившие в комплект этих конструкций, отсутствуют.
Рядом с лестницей мыкался, бросая тревожные взгляды в сторону сумрачных коридоров в обе стороны, лидер новокиневского рок-клуба Женя Банкин.
— Володя, привет! — он радостно бросился ко мне, как только я вошел. — Я уж думал, что ты не придешь!
— На почте задержался, — ответил я. — Нам на третий этаж, кабинет триста тринадцать.
— Слушай, а что он за человек вообще? — вполголоса спросил Женя, придержав меня за рукав. Вид встревоженный и нервный. Блин, как он вообще умудрился рок-клуб организовать, если перед встречей так нервничает?
— Нормальный мужик, — заверил я и устремился вверх по лестнице, чтобы не пускаться в ненужные объяснения. Банкин перезвонил мне на следующий день после нашей встречи и начал клянчить, чтобы я обязательно взял его с собой на переговоры. Ну и пусть, неточно еще. Он должен держать руку на пульсе! Я не стал отнекиваться. Пусть, раз хочет делать вид, что все контролирует.
Здание выглядело пустынным и почти заброшенным. Зато стало понятно, почему на крыльце не было курящих. Вроде я здесь уже не первый день, а все никак не могу привыкнуть, что с курением никто особо не борется. Редкие обитатели этого здания курили, кажется, вообще везде. На лестничных клетках, в торцах длинных коридорах. В туалетах, я уверен, тоже курили. Просто я пока туда не заходил. Импровизированные пепельницы стояли даже под грозными табличками «не курить». Ну да, всем же известно, что при виде такой таблички любой курильщик немедленно тянется к сигаретам в своем кармане.
