это сделать. И он сказал: «Это не только твоя вина».
Какая странная, но, к сожалению, предсказуемая реакция! Вообразите себе эту абсолютную, беспредельную наглость великодушного снисхождения к разделению ответственности за столь ужасное преступление со своей невиновной и уже не раз пострадавшей от него женой. Только из этого заявления можно ясно понять, почему за более чем двадцать лет он ни разу не признал своей вины или ответственности за убийство. Наоборот, он продолжал сначала оправдываться, что это был несчастный случай, затем перекладывал вину на других, а в итоге полностью отрицал свою причастность к преступлению. Седли не мог отрицать этого перед женой, поскольку она знала, что он это сделал, но позволял ей взять на себя эмоциональный удар. Кто угодно, кроме него самого. На мой взгляд, он являлся чистейшим примером труса.
Когда начался судебный процесс, она увидела, что манипуляции продолжаются.
– Адвокаты посоветовали Седли носить одежду светло-голубого цвета, – вспоминает она, – потому что это «цвет невинности».
Несколько раз в суде она хотела подойти к Джеку и Труди Коллинз, чтобы сказать им, как она сожалеет. «Я хотела обнять их». Но она не чувствовала, что вправе вторгаться в их горе, вмешиваться в их беду.
Она несколько раз навещала Седли в тюрьме до, во время и после суда. Сначала она давала ему небольшие суммы денег для покупок в тюремном магазине. Даже тогда она продолжала проявлять доброту, хотя к ней в ответ он не проявлял ничего подобного. Через некоторое время она стала ходить к мужу только вдвоем с сестрой, потому что боялась оставаться наедине с ним в комнате для свиданий. У двух женщин был план на случай, если он «что-нибудь попытается сделать».
Жизнь Линн покатилась вниз.
– Никто не хотел со мной разговаривать, так как они не знали, что мне сказать, – делилась Линн. Она не могла смириться с фактом, что жила с монстром. – Я начала принимать самые тяжелые наркотики. Прежде чем пойти к нему, я нюхала кокаин или напивалась. Я помню, когда он лежал в больнице для душевнобольных в Нэшвилле (для досудебной экспертизы), я просто не просыхала. Я ушла в самоволку. Полностью потеряла контроль.
Карьера на флоте, прежде так ее манившая и приносившая наслаждение, теперь стала невыносимой.
– Я хотела уйти из флота, но меня не отпускали. Я продолжала уходить в самоволки. Я стала наркоманкой и попала в ужасную аварию. Я врезалась в машину, остановившуюся на светофоре, когда была под кайфом. У меня был шанс сбежать, но я сказала себе: «Нет, я хочу покончить с этим», поэтому просто ждала, пока появится полиция.
В конце концов ее отдали под трибунал, но Линн не винит в этом флот.
– Они на самом деле пытались спасти меня. Я вспоминаю все, что было в прошлом, и понимаю – да, пытались. Они были очень добры ко мне.
Она поехала в Луисвилл и остановилась у сестры Седли. Нашла работу по ведению базы данных. Затем поступила в колледж и продолжила учебу с отличной успеваемостью, ее средний годовой балл составлял 4,0.
В последний раз она видела Седли примерно через год после суда.
– В последний раз, помню, я пришла, просто смотрела на его руки и думала: «Вот этими руками он сделал с ней такое».
Это было, когда она уже достаточно отошла от его токсичного присутствия, смогла начать ясно мыслить, чтобы эмоционально отделять свою жизнь от него.
Примерно в 2004 году, когда Элли изменил свою стратегию защиты, перешел от симуляции невменяемости к полному отрицанию своей причастности к убийству, Линн вспоминает, что ее посетили две женщины из государственной защиты и попросили помочь им с апелляционными делами.
– Они вели себя очень мило, поэтому я пригласила их, и они пробыли у меня пару часов.
Но она сказала им, что не может им помочь, поскольку знает: именно Элли убил Сюзанну Коллинз.
Они заверили, что не отрицают этого, но она может оказаться полезной в любом случае, если даст или подпишет показания о том, как просила адвоката во время первоначального допроса и ей отказали. Они объясняли, что, кроме доказательств фактической невиновности, добиться отмены или отсрочки приговора можно, если доказать факт нарушений в судебном процессе.
Вежливо, но твердо она ответила, что ничего не может сделать ни для них, ни для своего бывшего мужа.
Жизнь Линн была нелегка. Она выходила замуж еще дважды после Седли Элли. У нее появилось по двое детей от каждого из мужей. Но при всем пережитом с наркотиками и алкоголем, она никогда не теряла надежды и не прекращала думать, как стать лучше. Она снова поступила в колледж, намереваясь стать сестрой милосердия или научиться еще чему-то в медицине. Хотя в программе восстановления из двенадцати шагов[16] она рассказывала, что продолжает бороться с зависимостью. Невозможно не восхищаться мужеством и стойкостью того, кто так много пережил и все еще борется. Она сказала нам, что готова сделать все, чтобы помочь другим жертвам всем, чем только возможно.
Все годы после той ужасной июльской ночи 1985 года в Миллингтоне ее преследовала одна мысль.
– Когда он делал это с ней, я лично уверена, что он думал обо мне – вспоминал мои слова, сказанные после того, как душил меня в тот раз: «Если ты когда-нибудь сделаешь это снова, тебе лучше убить меня, потому что иначе я убью тебя». И в ту ночь он убил ту девушку, зная, что не сможет убить меня, ведь его тогда обязательно поймают. – Линн добавила с тоской и грустью. – Я посмотрела на ее фотографии. Она была прекрасна.
Я спросил Линн, хочет ли она передать что-то Коллинзам, когда мы будем еще с ними разговаривать.
– Пусть знают, что я тоже жертва, – ответила она, не в силах справиться с эмоциями, – но теперь я в порядке и живу каждый день так, как хочет от меня Бог. И скажите им, что я не могу перестать думать об их дочери.
Люди склонны забывать, что каждое убийство оставляет много жертв
