Той же ночью генерал Ренуар вместе со своими помощниками в специальном вагоне мчался на восток, к линии фронта — принять на себя непосредственное руководство военными операциями. Его помощники также получили подробные инструкции. В купе Альберта Райволы и Сергея Гагарина было темно, как и в купе генерала Ренуара. В купе Дика Гордона и Джонни Уолтерса светилась маленькая лампочка. Джонни Уолтерс сидел на диване, где лежал Дик, и горячо говорил шепотом:
— Мой дорогой Дики, я решил окончательно. Я не могу больше. Я хочу выкарабкаться из этого безумия. Дики, вспомни то злосчастное письмо Тома Даунли — разве наш старый товарищ не оказался абсолютно прав?.. Ты говоришь — измена? Но я уже спрашивал тебя: кого он предал, кого я предам?.. У тебя нет ответа на мой вопрос. Дики, ты знаешь, я не могу сделать это без тебя. Я не могу бросить тебя. Умоляю тебя: хватит ненужной игры в благородство! Для кого она, эта игра?..
Джонни схватил Дика за руку:
— Я уверен, что все движется к логическому концу. Тут уже ничем не помочь. Но если мы будем и дальше помогать в осуществлении планов нашего генерала Ренуара и иже с ним — мы только станем причиной лишнего кровопролития. Понимаешь ты или нет? Чем скорее закончится все это, тем лучше. Дики, отвечай! Дики, от твоего ответа зависит и моя судьба, ведь сам я не смогу осуществить свои планы, ты же знаешь мой характер…
Голос Джонни дрожал, он сильно волновался, вкладывая в свои слова всю душу, пытаясь убедить Дика. Но Гордон молчал, задумчиво глядя на лампочку.
Поезд мчался на восток. Это был экспресс. Он не останавливался на мелких станциях; плавно покачиваясь, он мчался стрелой, ежеминутно приближаясь к еще далекой линии фронта.
— Дики, — умолял Джонни, — Дики!..
Дик Гордон упрямо молчал, покачиваясь на мягком диване.
— Дики!..
Наконец Гордон таким же шепотом ответил, подняв голову и наклонив ее к Уолтерсу:
— Погоди немного, Джонни. Я обещаю ответить тебе, но дай мне еще немного времени. Мне надо еще чуть-чуть подумать. Завтра я дам окончательный ответ. Хорошо?
И две крепкие руки встретились в дружеском пожатии.
ЛЕДЯНОЕ НАСТУПЛЕНИЕ
На четырнадцать километров отступили части Первой армии, на четырнадцать километров на запад. Здесь Первая армия перешла через реку Жлейку и закрепилась на ее западном берегу, уничтожив за собой все средства переправы — мосты, паромы и тому подобное. Красная армия также вынуждена была остановиться: путь ей преграждала Жлейка.
Окопы расположились по обоим берегам реки. Она была не широка, но артиллерийские батареи Первой армии хорошо пристрелялись к ней — и отвечали ураганным огнем на малейшую попытку навести понтонные мосты для переправы. Более того, западный берег реки был выше восточного. Еще до начала военных действий этот берег был превращен в мощную крепость. Забетонированный, с тайными ходами и пулеметными гнездами, — западный берег смотрел на реку холодными стволами пушек и пулеметов, готовыми в любую минуту залить реку на всю ее ширину свинцовым и стальным дождем.
Красная армия предприняла несколько попыток форсировать реку, но ничего не вышло. Пулеметный и орудийный огонь с другого берега косил людей, не позволяя им даже приблизиться к воде. Советская артиллерия пробовала обстреливать забетонированный берег, чтобы уничтожить батареи и пулеметные гнезда. Однако они были отлично замаскированы и попадание снарядов могло быть только случайным. Ничего не дала и авиаразведка: с самолета и вовсе нельзя было обнаружить замаскированные объекты.
Участок фронта замер. Первая армия довольствовалась тем, что оставалась на своих позициях, где ей не грозило нападение. Красная армия, очевидно, не имела возможности развернуть активные действия. Состояние фронта на этом участке можно было охарактеризовать как всецело позиционное, без малейших перспектив решительного наступления как с запада, так и с востока.
Так прошло несколько дней. Советские окопы были расположены на расстоянии километра от берега: подойти ближе не позволял огонь вражеских батарей и пулеметов. Командование этого участка Первой армии было довольно: советские части не двигались с места. Их наконец-то удалось парализовать. В последние дни советские траншеи не подавали почти никаких признаков жизни. Ленивая перестрелка шла весь день, но ни одна из сторон не считала целесообразным зря тратить снаряды и патроны.
Однако полковник Ницберг, командир участка, обладал большим военным опытом и не забывал о настоятельной необходимости всегда быть начеку. По опыту прошлой войны он хорошо знал, что такие периоды затишья в конце концов всегда сменяются активными действиями. Одна из сторон (если не обе одновременно) обязательно использует такой период для подготовки, стягивания сил и организации удара.
Полковник собрал офицеров и еще раз проинструкти-рвал их.
— Бесспорно, — сказал он, — наши позиции достаточно укреплены. Река, которую мы держим под обстрелом, — надежная защита. Однако советские траншеи стали что-то уж чересчур тихими. Я категорически требую от вас, господа, постоянного внимания. Вы должны следить за каждым шагом врага. Наш участок является исключительно важным для целого района. Если бы нам пришлось отступить — это повлекло бы за собой общее отступление всего фронта. Мы — ключ к фронту, прошу помнить это. Есть основания полагать, что советские части в ближайшее время вновь попытаются переправиться через реку. Мы должны отвечать жесточайшим огнем на всякую их попытку приблизиться к реке.
Зоркие наблюдатели, сменяя друг друга, следили за каждым движением в советских траншеях. Но ничего особенного они не замечали. Из траншей велась только ленивая, словно по обязанности, стрельба. Местность между советскими траншеями и берегом реки оставалась пустынной: низкие кусты, трава, песок — вот и все. Наблюдатели гарантировали, что не только человека, даже зайца заметили бы на этой ровной плоскости.
Наблюдатели гарантировали безопасность: в последнее время ни один человек из советских траншей даже не пытался подобраться к реке. Правда, следить за противоположным берегом ночью было значительно труднее. Но прожекторы, освещавшие своими дрожащими лучами берег, позволяли разглядеть всю территорию. Пространство между советскими траншеями и берегом оставалось мертвым. В последние дни пропали даже суслики, за передвижениями которых любили следить наблюдатели. Суслики исчезли — видимо, испуганные стрельбой.
И еще кое-что ежедневно отмечали наблюдатели в своих журналах: река заметно мелела. Она не становилась уже, но уровень воды понемногу спадал и восточный берег становился чуть более высоким. Он вырос ненамного, всего, может быть, на полметра, но наблюдатели аккуратно отметили и это. Конечно, происходящее ничем не угрожало позициям Первой армии: река здесь была довольно глубока и переправляться через нее вброд все равно было бы безумием.
Однажды утром наблюдатели заметили другое интересное явление: на восточном берегу реки образовались два источника. Они находились над самой водой, и из них стекали в реку узкие струи чистой, прозрачной, пенистой воды. Но вот что странно: оба источника, безусловно, были горячими — от них поднимался пар, вода в реке под ними мутнела и словно закипала сама. Наблюдатели записали эту новость в журнал, а дежурный офицер доложил о ней полковнику Ницбергу, как об очень любопытном природном феномене.
Полковник поглядел в бинокль: действительно, на том берегу виднелись два источника, которых раньше никто не замечал.
— И пар поднимается, — с интересом произнес полковник Ницберг. — Должно быть — минеральные источники.
Никогда не слышал, что в этой местности имеются минеральные источники, да еще и горячие!..
Но ему, как командиру участка, в сущности было все равно. Источники — пускай будут источники. И полковник Ницберг занялся другими делами.
Однако через полчаса к нему прибежал встревоженный дежурный офицер:
— Господин полковник, — доложил он, — эти источники не горячие, а наоборот — очень холодные…
Полковник внимательно посмотрел на него:
— Друг мой, сколько коньяка вы сегодня выпили? — саркастически спросил он. — Какое мне дело до того, горячие эти источники или холодные?
Но офицер продолжал:
— Господин полковник, они слишком холодные. Около них образуется лед.
Полковник широко улыбнулся:
— Подайте рапорт о болезни. Бывает, друг мой. Сегодня такая жара, а вы еще коньяк добавили. Вот вам и мерещатся всякие нелепицы. Как это в Африке называется — мираж, вроде бы?
— Господин полковник, я не шучу, я не пьян и жара тут не при чем. Я вполне отвечаю за свои слова. От источников поднимается пар, а вокруг на реке образуется ледяная пленка. Пожалуйста, посмотрите сами…
