Обезьяны. По оценке Антуанетты, их было не меньше дюжины: шесть или семь орангутангов и примерно столько же модифицированных горилл с серебристой шерстью на спинах. Они стояли в полный рост, сжимая в руках инструменты… которые вполне могли служить оружием. У предводителя «серебристых» был карикатурно огромный гаечный ключ.
— Отпусти ее.
В голосе гориллы, похоже, присутствовали инфразвуковые частоты. Антуанетта скорее чувствовала этот звук животом, чем слышала.
Представитель полиции застыл. Где-то неподалеку его пилот взвешивал шансы. Весьма вероятно, что робот разделается с приматами — в его арсенале есть клеевые пистолеты, шокеры и прочие неприятные устройства. Но за этим последует долгое объяснение с вышестоящим начальством. К тому же нет гарантии, что робот не получит повреждений прежде, чем усмирит или перебьет приматов.
Словом, игра не стоила свеч. Тем более, в дело могли вмешаться влиятельные профсоюзы и члены политического парламента, которые защищают права генетически модифицированных приматов. Феррисвильскому Конвенту было куда важнее расследовать гибель гориллы или орангутанга, чем человека — и тем более на Карусели Нью-Копенгаген.
Полицейский послушно втянул манипуляторы и ретировался. Какое-то мгновение живая стена не шевелилась, словно приматы отказывались выпустить робота, и Антуанетта забеспокоилась: дело могло дойти до кровопролития. Но обезьяны просто хотели закрепить успех.
Стена расступилась, и робот поспешно удалился.
Антуанетта глубоко вздохнула. Она хотела поблагодарить приматов, но сейчас важнее было помочь Ксавьеру. Опустившись на колени рядом с ним, Антуанетта коснулась его шеи, проверяя пульс, и почувствовала, как ее затылка коснулось горячее дыхание.
— Он как?
Девушка посмотрела на величественное лицо «серебристого». Оно казалось выточенным из черного камня.
— Думаю, все в порядке. Как вы узнали?
— Ксавьер нажал кнопку тревоги, — прогудел «серебристый». — Мы пришли.
— Спасибо.
Примат выпрямился, нависая над ней.
— Мы любим Ксавьера. Ксавьер относится к нам хорошо.
Чуть позже она осмотрела то, что осталось от разгрузки. Отец подарил ей эту вещь на день рождения, в семнадцать лет. С тех пор Антуанетта выросла из нее, разгрузка едва доставала до талии, как жилетка матадора — но это не имело значения. Это была любимая вещь, которая оставалась великолепной, несмотря ни на что. И вот теперь она превратилась в кучку истерзанных клочьев и восстановлению не подлежала.
Когда приматы ушли, Ксавьер поднялся на ноги. Его все еще трясло, но все обошлось без физических повреждений. Теперь надо было прибраться в офисе.
Уборка заняла несколько часов; в основном Ксавьер и Антуанетта раскладывали по местам бумаги. Ксавьер всегда проявлял щепетильность в отношении документации. Его маленькая фирма была на грани банкротства, но он утверждал, что даже в этом случае не позволит этим ублюдкам-кредиторам вытянуть из него больше, чем положено.
К полуночи офис выглядел вполне прилично. Но Антуанетта уже знала, что все только начинается. Полиция вернется, только на этот раз убедится, что приматы не смогут придти на выручку. Даже если никто никогда не узнает, что она на самом деле делала в зоне боевых действий — все равно найдется тысяча поводов, чтобы разорить ее. Например, этот представитель мог уже конфисковать «Штормовую Птицу». Все, что творил робот — действиями которого руководил пилот-человек, напомнила себе Антуанетта, — это игра, цель которой — превратить ее жизнь в ад кромешный. Может быть, просто ради развлечения. Может быть, для чего-то еще.
Она хотела спросить Ксавьера, почему полиция так заинтересовалась ее отцом и при чем тут дело Лайла Меррика, но затем решила выкинуть это из головы — по крайней мере, до утра.
Ксавьер прогулялся наружу, принес две бутылки пива. Пиво они выпили, пока расставляли мебель по местам.
— У нас все получится, Антуанетта, — сказал он.
— Ты правда так считаешь?
— Ты это заслужила, — сказал Лю. — Ты чудесный человек. Ты сделала все это для того, чтобы выполнить волю отца.
— Тогда почему я чувствую себя идиоткой?
— Пожалуйста, не думай так, — ответил Ксавьер, и поцеловал ее.
Они снова занимались любовью, совсем как в последние дни перед отлетом. Потом Антуанетта задремала. Она все глубже погружалась в пласты смутного беспокойства, пока не достигла бессознательного состояния. Ей опять приснился сон-пропаганда Демархистов: она была на лайнере, на лайнер напали «пауки»; ее отвезли на комету, где была их база, и стали готовить к операции.
Но в этот раз продолжение оказалось другим. Когда «пауки» пришли, чтобы вскрыть ей череп и вживить имплантаты, один из них нагнулся над ней и снял белую стерильную маску, которая скрывала лицо. И она узнала его — по хроникам, которые просматривала накануне. Это было лицо бородатого патриарха с белыми волосами, лица, которое не перепутаешь ни с каким другим — печальное и лукавое одновременно. Лицо, которое при других обстоятельствах показалось бы ей добрым и мудрым.
Это был Невил Клавейн.
— Я же предупреждал: не попадайся, — сказал он.
Материнское Гнездо осталось позади, на расстоянии световой минуты. Следуя навигационным данным, полученным от Скейд, Клавейн приказал корвету повернуть и понемногу запустить тормозные двигатели. Системы крошечного звездолета повиновались безупречно. Тени, чередуясь с пятнами бледного света, скользили по полулежащим телам Клавейна и двух пассажиров. Корвет был самым быстрым и маневренным из кораблей внутрисистемного флота Объединившихся, но размещение внутри его корпуса трех человек одновременно можно было считать математической задачей по оптимальной укладке. Клавейн занимал кресло пилота, оснащенное тактильным управлением и сенсорными дисплеями, которые подстраивались к положению глаз. Правда, корветом можно было управлять «мысленно», даже не моргая, но его проект позволял противостоять кибернетическим атакам, которые могли нарушить обычные команды от нервной системы. Клавейн вел корабль при помощи тактильной системы, хотя для этого требовалось постоянно шевелить пальцами. Столбики тактических сводок теснились у него перед глазами. Ни малейшего намека на присутствие врага в радиусе шести световых часов.
Прямо за спиной у Клавейна, вытянув ноги параллельно его плечам, расположились Ремонтуа и Скейд — в свободном пространстве, точно повторяющем формы человеческого тела, между выступами, под которыми скрывались то ли орудия, то ли топливные баки. Все трое, включая Клавейна, были облачены в легкие скафандры. Черные армированные поверхности превращали людей в бесплотные тени, которые, казалось, вообще не имели объема. Места хватало и для скафандров, и для людей — при условии, что скафандры не будут перевозиться отдельно.
«Скейд?»
(Да, Клавейн?)
«Думаю, теперь ты можешь спокойно сказать, куда мы направляемся, правда?»
(Просто следуй плану полета, и мы доберемся вовремя. Производитель Работ встретит нас.)
«Производитель Работ? Я с ним знаком?»
Отражение Скейд лукаво улыбнулось из иллюминатора.
(Тебе еще предстоит это удовольствие, Клавейн.)
Ему не нужно было объяснять: куда бы они ни направлялись, это место находилось в том же кометном венце, что и Материнское Гнездо. Вокруг ничего, кроме вакуума и комет, но даже кометы несли угрозу. Одни были превращены Конджойнерами в приманки для противника, на других они установили сенсоры, подрывные мины-ловушки и системы глушения передач. Однако за себя Клавейн мог не беспокоиться: корвет находился слишком близко от дома.
Пока делать было нечего, Клавейн вошел в поток системных новостей. Лишь некоторые ура-патриотические агентства противника пытались утверждать, что у Демархистов есть какие-то шансы на победу. Остальные открыто говорили, что «зомби» терпят поражение. Правда, формулировки использовались весьма обтекаемые: «приостановка военных действий», «уступка некоторым требованиям врага», «открытие переговоров с Конджойнерами»… Сей скорбный список можно было продолжать до бесконечности, но истина легко читалась между строк.
Атаки против Объединившихся становились все более редкими и все менее успешными. Сейчас противник сосредоточился на обороне своих баз и укреплений, но проку от этого было мало. Большинству объектов требовалось регулярное снабжение провизией и боеприпасами из главных центров производства. Это означало, что через всю систему, по длинным пустынным траекториям потянутся конвои грузовых роботизированных судов. Объединившиеся перехватывали их без труда. Демархисты в авральном порядке запускали программы по восстановлению опыта нанотехнологий, которыми пользовались до Эпидемии. По слухам, эти программы с треском провалились. В военных лабораториях допустили какой-то просчет, и команда исследователей превратилась в серую жидкую массу из-за неконтролируемого роста репликаторов.
